Читать книгу Истина в твоем прикосновении - Ким Нина Окер - Страница 4

Блум

Постепенно мысли проясняются. Чувствую себя не очень хорошо. Никогда раньше не выкачивала столько энергии за такое короткое время. Голова кружится, чувствую перевозбуждение и усталость одновременно. Вполне возможно, мой организм просто использует последние запасы своих сил, и я не хочу представлять, что произойдет, когда они будут израсходованы. Обычно, всякий раз когда я использую силы, потом чувствую себя подавленной. Сегодня я держусь намного дольше, чем обычно, так что вполне вероятно, что от этого истощение будет лишь сильнее.

Мой взгляд мечется от Уилла к Кево и обратно, не зная, за кем следить. Я ненавижу их обоих, но Уилла боюсь больше.

Или? В замешательстве качаю головой. Не знаю, что и думать.

Появление Кево смущает меня сильнее, чем следовало бы. Кево, мятежник, который сначала использовал меня, чтобы украсть амулет, а затем заманил в ловушку, только чтобы бессчетное количество раз спасать мою жизнь, целовать и украсть мое сердце, пока, наконец, снова не оказался предателем. Кево, который заодно с моим отцом – человеком, возглавляющим армию, виновным в смерти моей мамы. И хотя этот парень знал о моем отце и его роли в этом восстании, он не сказал мне ни слова. Кево слушал мои рассказы о пропавшем отце, с которым я даже не знакома, зная при этом, что на самом деле тот был в первых рядах повстанцев, выступающих за восстановление Ванитас. Он предал меня, он меня обманул. Все это предельно ясно для моего разума, но, к сожалению, не для сердца. Чувства нельзя отключить только потому, что это разумно и очевидно. Дурацкое сердце.

– Так-так-так, – говорит Уилл и бросает быстрый взгляд на Кево, прежде чем повернуться ко мне. – Какая странная картина. А мне казалось, вы прекрасно ладите.

– Заткнись! – рычу я, пытаясь немного сместить вес. Боль в руке просто адская, правая нога тоже пострадала в битве с той мятежницей. Мне хочется где-нибудь присесть и передохнуть, но, боюсь, сейчас осуществить это будет довольно проблематично.

Уилл цокает языком, словно я – нашкодивший ребенок:

– Ты ко мне несправедлива, Блум. Я не плохой парень. Я ведь никогда не лгал тебе, да?

В принципе, он прав. Уилл с самого начала вел себя как ублюдок. Чего не скажешь о Кево.

Мой взгляд чисто рефлекторно снова оказывается на этом парне, хотя он не заслуживает моего внимания. Тот натужно дышит, пыхтя, и выглядит довольно бледным, но по-прежнему прямо стоит на своих двоих, что даже слегка впечатляет. Но сам факт, что Кево здесь, раздражает и смущает меня. Я не хочу его видеть, не желаю думать о нем. Но больше всего не хочу напоминаний о том, как он воспользовался мной. Он… нравился мне. Я была уверена, что могу ему доверять.

Я была так глупа.

– И что теперь? – спрашиваю я этих двоих, не отвечая на вопрос Уилла. Стараюсь говорить спокойно, но от нарастающего страха голос опасно дрожит. Понимаю, что справиться с ними обоими одновременно у меня не выйдет. Да, я сильна и в другой день, возможно, смогла бы это сделать. Но сейчас силы слишком быстро покидают мое тело, и, боюсь, долго оставаться на ногах я не смогу. Кево может в любой момент заблокировать мои способности, а в прямом бою у меня нет ни малейшего шанса.

– Теперь, – почти торжественно начинает Уилл, наполовину поворачиваясь к Кево, прежде чем снова взглянуть на меня, – мы, как послушные повстанцы, возьмем тебя с собой. Твой папочка будет очень нами гордиться.

Я поспешно делаю шаг назад, заранее зная, что это ни к чему не приведет. Мне не удастся от них убежать.

Когда Кево, однако, ничего не отвечает, Уилл поворачивается к нему и демонстративно поднимает обе брови:

– Не хочешь этим заняться?

Взгляд Кево становится еще холоднее, если это вообще возможно.

– У меня все под контролем. Можешь идти.

Уилл недоверчиво смеется:

– Она тебя только что чуть не убила. Тебе следует благодарить меня, что ты вообще еще держишься на ногах. И ты что, правда думаешь, что я оставлю все лавры тебе?

Тут Уилл не так уж и ошибается, хотя мне и не очень приятно это признавать. Если бы он мне не помешал, Кево уже вряд ли находился бы в вертикальном положении.

Кево скрещивает руки на груди и выступает вперед, чтобы оказаться примерно на одном уровне с Уиллом:

– Я дважды не повторяю. Уходи.

Улыбка постепенно исчезла с лица Уилла, но тут его внимание привлекает что-то за спиной Кево. Проследив за его взглядом, я замечаю группу повстанцев, направляющихся в нашу сторону. Когда Кево поворачивается, я вижу, как начинают играть желваки на его скулах.

– Схвати ее! – требует Уилл. В его голосе – холод и злоба, наигранная непринужденность испарилась. – Немедленно! Иначе мне придется предположить, что ты предан вовсе не нам.

Секунду Кево стоит, уставившись на него, потом поворачивается ко мне. Качая головой, я отступаю, но далеко уйти мне не удается. Позади меня, на земле, лицом вниз лежит молодой мужчина, лежит совершенно неподвижно. Я едва не спотыкаюсь о его тело, но в последний момент мне удается сгруппироваться и не упасть.

Вот и все. Я не смогу победить их всех. Похоже, мне не остается ничего, кроме как молить их оставить меня в живых. Но этого я, конечно, делать не стану.

Кево медленно идет на меня, и я сжимаю руки в кулаки. Возможно, в конечном итоге я проиграю. Но прежде чем это случится, кто-то из них тоже должен пострадать.

Когда Кево оказывается в нескольких шагах от Уилла, выражение его лица едва заметно меняется. Я вижу это изменение всего за долю секунды до того, как он выбрасывает руку и со всей силы бьет ребром ладони по гортани Уилла. Раздается мерзкий булькающий звук, и я, рефлекторно морщась, перевожу взгляд на Кево.

– Беги! – кричит он мне. За спиной Кево вырисовываются неясные очертания фигур других повстанцев, спешащих к нам. – Беги, Блум! Я найду тебя, ты должна мне верить!

В голове у меня сплошной хаос. Мысли путаются, никак не могу понять, что все это значит. Пытаюсь привести их в порядок, но, кажется, делаю это слишком медленно. Прежде чем успеваю повернуться на голос Кево в последний раз, повстанцы уже добираются до нас. Я не узнаю никого из них, но это, в принципе, и неважно. В тот же миг Кево с воплем разворачивается вокруг своей оси и резко делает подсечку одному из повстанцев, который тут же валится на землю. Буквально в ту же секунду я ощущаю барьер, который создает Кево. Нечто, напоминающее невидимую стену, давит на меня. Я понимаю, что он делает: блокирует магию мятежников, не позволяя им призвать свои силы и использовать их против нас.

В голове возникает миллион вопросов, но разбираться с ними у меня нет ни времени, ни сил. Вместо этого я тоже бросаюсь вперед и впечатываю свой ботинок в грудь одного из повстанцев.

Однако я себя переоценила. Вместо того чтобы отшатнуться и свалиться на землю, парень лишь слегка кашляет, а затем хватает меня за лодыжку и держит ее так крепко, что я не могу вырваться. Я кричу, отчаянно пытаясь сохранить равновесие и освободиться, но шансов нет. Повстанец тем временем выкручивает мою ногу так сильно, что лодыжку пронзает резкая боль, и я делаю отрывистый вдох. Единственное, что мне удается, – это не упасть, хотя держаться в вертикальном положении получается с трудом.

– Это было ошибкой, – слышу я рычание Кево, который быстро приближается к нам.

Словно из ниоткуда на мое плечо опускается рука и рывком тянет меня назад. Пальцы мятежника соскальзывают с моей кожи, и я немного отпрыгиваю в сторону, прежде чем восстановить равновесие. В панике оглядываюсь по сторонам и выдыхаю с облегчением, когда замечаю рядом с собой дедушку. Он выглядит довольно помятым, по щеке растекается темный синяк, но взгляд полон льда.

– Возвращайся в дом, Блум.

Повторять дважды ему не приходится. Пошатываясь, я пячусь назад, не обращая внимания на боль в ноге, плече и других местах.

То, что происходит дальше, врезается в мою память как раскаленное железо, хотя все происходит так быстро, что я едва успеваю это осмыслить. Когда я отступаю и пытаюсь осознать всю ситуацию, дедушка поднимает руку. В его ладони блестящее оружие, он целится прямо в грудь мятежника, который только что держал меня за ногу.

– Что?.. – Мои слова теряются в оглушительном грохоте. В следующий момент повстанец падает на землю. Затем – еще один выстрел и еще одна безжизненная фигура у наших ног.

Мысли беспорядочно мечутся в голове. У моего деда нет оружия. Он пацифист. Он не может вот так стоять здесь и стрелять в людей! Он не может…

Словно сквозь густой туман в сознание медленно просачивается сцена, которая сейчас разворачивается передо мной, – мой дед медленно поворачивается к Кево.

– Нет! – кричу я. И сама едва узнаю свой голос: я больше не контролирую свое тело. Как если бы мои мышцы обрели собственную жизнь, я прыгаю вперед и оказываюсь точно перед Кево. Между ним и пистолетом.

Глаза моего деда в недоумении расширяются.

– Блум. Исчезни.

Страх разъедает меня изнутри, адреналин струится по венам. Я знаю, что веду себя глупо. Я знаю, что я не на той стороне. И все же не могу сдвинуться с места ни на дюйм.

– Только не его, – хриплю я.

Кево позади меня резко вдыхает, но сейчас я не в состоянии на это отреагировать, даже если бы захотела. Я чувствую, как он пытается проникнуть в мою голову, и отчаянно пытаюсь удержать стену, которая не пускает его в мои мысли.

– Что? – спрашивает дедушка, словно не верит своим ушам. На его лице так много эмоций. Настолько много, что я с трудом могу их различить. – Он один из них, Блум. Он…

– Он спас мне жизнь, – говорю я удивительно твердым голосом. – И не раз. Я в долгу перед ним.

Прежде чем мой дед успевает что-то возразить, со стороны двора раздается ужасный грохот, а следом – крики и вопли. Дедушка оборачивается, я слежу за его взглядом. Толпы людей выбегают со двора – сначала повстанцы, потом люди, которые кажутся мне смутно знакомыми. Впереди я узнаю мужчину, который, я почти уверена, является советником Мастера Весны. Кавалерия здесь. Мы получили подкрепление.

Повстанцы это, кажется, понимают тоже. Один за другим они отступают и бегут к побережью.

Дед по-прежнему стоит к нам спиной, а мое изнеможение нарастает с каждой секундой. Когда Кево обходит меня, становится напротив и берет мое лицо в свои руки, у меня едва хватает сил сопротивляться.

Я вернусь. – Его голос эхом разносится в моей голове, сначала тихий и невнятный, как ненастроенное радио, затем громкий, как раскат грома. – Ничего этого я не хотел, зимняя девушка. Я вернусь и заберу тебя.

Кево склоняется ближе, и в следующее мгновение его губы оказываются на моих.

Понятия не имею, шок это или истощение, в любом случае я позволяю этому случиться. Позволяю ему поцеловать меня. И позволяю отступить от меня, уйти – шаг за шагом.

Бросив на меня последний отчаянный взгляд, Кево окончательно отворачивается и вместе с другими повстанцами устремляется к фьорду.

Часом позже я сижу на небольшом куске стены, чудом уцелевшем в бою. Он будто просто отказался быть уничтоженным. А может, с тех пор как повстанцы покинули остров, прошло уже два часа, а то и три. Чувство времени покинуло меня, прихватив с собой мой боевой дух и желание отомстить.

Вокруг меня сплошной хаос. Земля усеяна грудами обломков – камней, оставшихся от разрушенных стен Зимнего Двора, частями различного оружия и прочего хлама, оставленного после боя. Мимо снуют люди, занося раненых во двор или вынося трупы. Я зажмуриваюсь, сопротивляясь желанию заткнуть уши. Я не хочу этого видеть. Ни страданий, ни смертей. Каждое безжизненное лицо, знакомое или нет, напоминает мне мою маму, и сейчас я не могу с этим смириться. Понятия не имею, куда они ее унесли. Когда по пути в свою комнату я проходила через холл, ее там уже не было. Наверное, об этом позаботился мой дед.

Мое тело сотрясается от рыданий, и я крепче обхватываю себя руками, словно пытаясь не развалиться. Потому что мне кажется, что я вот-вот распадусь на части. Мне казалось, что боль, которую причинил мне Кево, невыносима. Но я жестоко ошибалась. Я и понятия не имела о боли, потому что те муки, которые я испытываю сейчас, когда думаю о маме, едва не разрывают меня на тысячу кусочков. Мое сердце превратилось в руины, и я уверена, что уже никогда не смогу собрать его воедино.

Я убила человека, я стала убийцей – но, даже несмотря на это, спасти ее не смогла. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу перед собой их безжизненные лица – то мамино, то Элии. Чувства, что я испытываю к этим двум людям, чрезвычайно разные, но оба они разрывают мое сердце на части. Умом я понимаю, что, не останови я Элию, он, вероятно, убил бы и меня. И все равно – еще несколько часов назад он был живым человеком, мужчиной, у которого были будущее и семья, а из-за меня ничего этого больше не осталось. Целая жизнь, в один миг стертая с лица земли моей рукой. Это просто неправильно.

Нехотя поднимаю голову и смотрю на мужчину и женщину, стоящих рядом со мной. Они из вежливости держатся на безопасном расстоянии и делают вид, что не обращают на меня внимания, но я знаю, что они там из-за меня. Не для того, чтобы защитить. Они наблюдают за мной и следят, чтобы я не устроила заговор и не вонзила в спину моего деда нож.

Как только мятежники покинули остров, все собрались и принялись устранять ущерб – материальный и человеческий. Не желая ни с кем разговаривать, я направилась прямиком в свою комнату, но не выдержала там и пяти минут. Образы мамы, возникшие в моем сознании, материализовались в ядовитый туман, который чуть не задушил меня. Поэтому я снова спустилась вниз, где меня тут же встретили эти няньки и больше уже не отходили от меня ни на шаг.

С тех пор со мной еще никто не заговорил, но в этом, в принципе, и нет необходимости. Защитив Кево, я встала не на ту сторону. С точки зрения моего дедушки, конечно. Сейчас даже мне трудно отличить хороших от плохих. Какое-то время я считала свою семью жертвой во всем этом деле, затем повстанцы убедили меня в обратном, и я сражалась на их стороне. До того как они предали меня, напали на мой двор и убили невинных людей. Я вернулась обратно, надеясь вместе с дедом найти разумное, мирное решение. Остановить, наконец, насилие, хотя и слишком поздно. Но в тот момент, когда мой дед направил оружие против повстанцев, вся та вера в мирное завершение, что еще оставалась во мне, рухнула, как карточный домик. Чтобы добиться своего, мой дед убивал. А я из-за моего глупого сердца теперь в его глазах оказалась на стороне неприятеля. Теперь я – один из тех врагов, за которыми нужно пристально следить.

Вздохнув, закрываю лицо руками. Одна лишь попытка распутать весь этот бардак в моей голове вызывает пульсирующую боль в области лба. В фильмах, книгах и рассказах все очень просто – есть черное и белое, хорошее и плохое. В моей истории все кажется каким-то серым.

Никак не могу до конца осознать все случившееся. Мой разум полностью перегружен задачей обработки всего, что произошло за последние несколько часов. С одной стороны, я хочу свернуться калачиком под одеялом и оплакивать маму, с другой – не могу не думать о Кево. Что-то не сходится. Не то чтобы Кево когда-либо был словно раскрытая книга или его действия были понятны, но это другое.

Мне казалось, он изображал из себя моего друга только для того, чтобы сделать меня более покладистой. Чтобы держать меня под контролем и не дать мне сбежать или сделать что-либо самостоятельно. Что, кстати, сработало просто блестяще.

Но к чему тогда та игра, которую он вел сегодня? К чему поцелуй и что за обещание вернуться за мной? Кево потерял мое доверие, и не думаю, чтобы он был настолько глуп, чтобы надеяться снова завоевать его парочкой милых словечек. Сегодня он ворвался в мой дом с Джозефом, Уиллом и другими жаждущими мести повстанцами, убив членов моей семьи и друзей. И пусть он лично никого не лишил жизни, их кровь и на его руках тоже. Мы стоим по разные стороны – буквально. Еще несколько часов назад я была абсолютно уверена, что все вопросы между нами закрыты раз и навсегда. А потом он целует меня, вызывая в воображении все те чувства, которые я испытываю к нему и пытаюсь подавить. Если Кево все равно собирается вернуться и забрать меня, то почему он остановил Уилла? А другие повстанцы? Что это ему дало? Ведь в интересах Кево было либо схватить меня, либо оставить Уиллу.

Против воли в моем сердце зарождается слабый огонек надежды, но я тут же отбрасываю его. Кево, возможно, и спас меня сегодня, но до этого он меня предал. Он работает с Джозефом, работал все это время – и это достаточное доказательство того, что он – не из хороших парней.

Резкая боль пронзает мою голову, и я снова смыкаю веки. Вероятно, это нервный срыв. Не удивлюсь. Мне ли винить свое тело в том, что оно просто сдалось.

Понятия не имею, как долго я вот так сижу на стене, пытаясь отгородиться от того, что происходит вокруг меня. Я хочу встать и пойти куда-нибудь еще, подальше от всего этого. Но куда мне идти? Свою комнату я сейчас не переношу, не говоря уже о спальне моей матери. И уж точно не в лес – мои надзиратели это вряд ли позволят. Сейчас они просто стоят и смотрят на меня, но я достаточно долго живу в Зимнем Дворе и являюсь частью этой семьи, чтобы знать, что означает их присутствие. Раньше я любила сравнивать Дворы Сезонов с мафией – и не без оснований. Если кто-то напортачит так, что это будет угрожать семье или нашей тайне, наказание будет безжалостным. Тогда тебя без всякой пощады изгонят из Двора, лишив средств к существованию. А до тех пор ты будешь находиться под домашним арестом, под охраной влиятельных членов семьи. Я не знаю, что мой дедушка планирует со мной сделать. Но эти два сторожевых пса приставлены ко мне, конечно, вовсе не ради моей собственной безопасности.

Так что мне ничего не остается, кроме как сидеть на месте и надеяться, что потрескавшиеся камни под моими ногами разверзнутся и просто поглотят меня целиком.

Меня пробирает дрожь. Я так измучена. Никогда прежде не напрягала так себя и свои силы, и эти усилия постепенно дают о себе знать. Снова и снова на миг чернеет перед глазами, но я стараюсь держать себя в руках и борюсь с этим. Может, мне просто следует позволить этому случиться. Отключиться и надеяться, что я больше никогда не проснусь. Или не проснусь, пока все это не закончится. Думать так, конечно, глупо.

Образ мамы вновь всплывает перед моим мысленным взором, и я всхлипываю. Она мертва, разумом я знаю это, но сердце отказывается это принять. Я не хочу принимать этот факт, не хочу думать о том, что больше никогда ее не увижу. Что никогда больше не смогу поговорить с ней о моем отце, никогда не задам ей все те вопросы, от которых всегда воздерживалась. Я думала, у меня есть еще целая вечность, чтобы разговаривать с ней. Когда я вернулась домой после побега из укрытия в Гетеборге, я была слишком оскорблена и горда, чтобы поговорить с ней должным образом. Если бы все это время назад, с тех пор как она встретила меня в порту, я знала, что это время – все, что у нас осталось, я использовала бы каждую секунду.

Я чувствую своего деда еще до того, как вижу. Моя голова опущена вниз, лоб упирается в колени, но я сразу же понимаю, что он здесь. Мои сопровождающие прочищают горло, а через секунду я слышу их торопливо удаляющиеся шаги.

Делаю глубокий вдох и поднимаю голову.

Его не узнать. Тот щеголеватый, строгий мужчина, которого я знала всю свою жизнь, исчез. На его месте стоит сломленный человек с синяком на лице, усталыми глазами и волосами, которые выглядят так, будто с одной стороны их опалили горелкой. Должно быть, он переоделся, потому что его одежда чистая и выглаженная, но общее впечатление это улучшает мало.

– Блум, – странно отстраненно говорит он, глядя на меня сверху вниз. Я бы хотела, чтобы он сел рядом со мной. Но даже если бы дед тоже этого захотел, на небольшом участке стены едва бы хватило места для нас обоих. – Что ты здесь делаешь?

Я пожимаю плечами:

– Не знаю.

Некоторое время он продолжает изучать меня взглядом. Понятия не имею, о чем он думает, да мне и неважно. Мне на все наплевать. За последние несколько недель я не раз пыталась вмешаться в историю времен года. Я старалась внести свою лепту, помочь, сыграть свою роль во всем этом. И что это мне принесло? Ничего, кроме горя, боли и смерти. Жаль, что на протяжении тысячелетий Ванитас был исключен из цикла времен года. Я знаю, что это неправильно и что бороться за право потерянного пятого сезона – верно. Все, чего хотят повстанцы, – это то, что принадлежит им по праву. Тем не менее я начинаю задумываться, действительно ли эта борьба стоит всех этих страданий.

– Пойдем, – наконец говорит мой дед и поворачивается, не дожидаясь моего ответа или вообще какой-либо реакции.

Мгновение я медлю, потом с трудом поднимаюсь. Отказываться бесполезно. В худшем случае он выгонит меня из Зимнего Двора, и тогда я даже не представляю, куда пойду. Всю свою жизнь я мечтала лишь о том, чтобы вырваться из этой золотой клетки. И все же это единственный дом, который я знаю.

Едва я выпрямляюсь, приступ головокружения накатывает на меня с такой силой, что кажется, я вот-вот просто свалюсь с ног. Стиснув зубы, закрываю глаза, опираюсь на стену и жду, когда слабость утихнет.

Когда я открываю глаза вновь, то встречаю взгляд деда.

– Может, позвать кого-то, кто поддержит тебя?

Я сглатываю. Он не сказал этого прямо, но я все равно знаю, что именно дед хотел дать понять мне этими словами: сам он мне не поможет. И я энергично трясу головой:

– Все нормально.

Дедушка едва заметно кивает:

– Тогда идем. Нам нужно поговорить.