Читать книгу Царицын ключ - Кир Булычев - Страница 3

У моста через реку Сотьву простояли полчаса. Эдуард Олегович оказался прав. Тушь была спиртовой, качественной, стойкой. Ни мыло, ни песок ее не взяли. Полосы и пятна на Вениамине лишь слегка потускнели.

На дне кузова тушь засохла и блестела. Солнце отражалось в ней, как в бездонном омуте.

Наконец поехали дальше. Андрюша и Эдуард стояли, держась за кабину. Вениамин сидел в углу и делал вид, что читает в оригинале роман Агаты Кристи.

После сельца Красное дорога сузилась. По сторонам потянулись вековые ели, которые закрывали дорогу от опускавшегося солнца. Иногда стена елей прерывалась голубым озером, подпиравшим стену скал. Впереди показался каменный мост через ручей. Мост был стар и удивителен. Его ограждали перила на точеных столбиках, а на въезде, охраняя мост, щерились каменные львы ростом с дворнягу.

– Остановитесь! – завопил Андрюша. – Немедленно остановитесь!

Машина судорожно дернулась, тормозя. Дверца кабины распахнулась, оттуда высунулось розовой луной злое лицо Васи.

– Чего еще? – спросил он.

– Наш юный друг, – разъяснил Эдуард, – увидел достопримечательность.

Андрюша, прижимая к животу камеру, перемахнул через борт грузовика.

– Ехать надо, – сказал Василий. – Темно будет.

– Ничего, – возразил Эдуард Олегович. – Объявляем пятиминутный привал на свежем воздухе. Вениамин, рекомендую провести повторную очистку лица в этом изумительном ручье.

Вениамин покорно спустился к ручью. Эдуард подал руку Элле, помогая выйти из кабины. Василий сидел за рулем и глядел вперед. Андрюша кружил по мосту, под мостом, вокруг моста, выискивая точки для съемки.

– Откуда это могло произойти? – крикнул Андрюша.

– С дореволюционных времен, – сказал Эдуард. – В литературе об этом сведений мне не удалось отыскать.

– Очень похоже на восемнадцатый век, – сказала Элла Степановна, поглаживая льва по озлобленной морде. – Наивно и провинциально.

– Здесь и была провинция, – согласился Эдуард. – Может быть, сам Полуехтов поставил.

– Кстати, кто такой этот Полуехтов? Почему деревня ваша так странно называется?

– Местный помещик, майор, – сказал Эдуард. – О нем ходит множество сказок.

Вениамин вернулся от ручья.

– Великолепно, замечательно, – обрадовался Эдуард. – Лучше, намного лучше.

– Еще сорок ручьев, – сообщил Андрюша, перематывая пленку, – и можно выпускать в свет.

Когда поехали дальше, Василий, который раньше упрямо молчал и даже не глядел на Эллу Степановну, вдруг обернулся к ней и сказал:

– Он не просто майор, а секунд-майор.

– Вы о ком? – спросила Элла.

– О Полуехтове, о ком же еще? У нас полдеревни Полуехтовы.

– А давно он жил?

– До революции.

– У вас сохранились старожилы? – спросила Элла, которая любила работать со старожилами.

– Есть один, который помнит, – сказал Василий. – Только не станет он с вами говорить.

– Переубедим, – возразила Элла Степановна. – У меня достаточный опыт. Как его зовут?

– Григорием.

– А фамилия?

– Не знаю. Не говорил он мне своей фамилии.

И хоть Василий не улыбался, смотрел вперед, в голосе его Элла Степановна интуитивно почувствовала издевку, замкнулась и прекратила расспросы.

Машина выехала на каменное покрытие. Торцы были уложены полукружиями, ровно, словно на площади немецкого города. Грузовик сразу прибавил скорость, покатил веселее.

Андрюша вытянул вперед голову и сказал:

– Одна тайна набегает на другую. Кто мог ожидать?

– А что там? – спросил из угла кузова Вениамин.

– Торцовая мостовая. Это тоже майор-помещик баловался?

– В этих местах помещики не жили, – сообщил Вениамин. – Слабое развитие сельского хозяйства.

Солнце скрылось за синим длинным облаком. Встречный ветер стал зыбким, резким, словно впереди открыли дверь в холодильник. Грузовик дребезжал, ревел, одолевая подъемы.

– А эта дорога только до Ручьев? – спросил Андрюша.

– Дальше пути нет. Тайга, болото, горы, – сказал Эдуард. – Край света. Так и живем.

Вениамин стал кашлять. Надрывно и скучно. Ему было стыдно, но остановиться он не мог. Эдуард достал из верхнего кармана пиджака пачку таблеток и спросил:

– Без воды сможешь проглотить?

– Смогу, – сказал Веня.

– Глотай. К утру пройдет. У меня здесь дисквалификация наступает. Воздух чистый, никто не болеет. И я, фельдшер, по совместительству руковожу культурой.

Василий включил фары. Темнота сразу поглотила тайгу.

Через несколько минут машина выкатила на вершину холма, и впереди в распадке показались уютные теплые огоньки. Грузовик замер, словно Василий хотел, чтобы его пассажиры ощутили бесконечную благостную тишь этого вечера.

И вдруг в эту тишину вплелся, не нарушая, а лишь подчеркивая ее совершенство, далекий ясный девичий голос, который пел нечто сказочно печальное, трогательное и нежное.

Голос был лесным, он принадлежал вечеру и небу, луне и первым звездам, шуршанию листвы вековых берез у дороги.

– Что это? – прошептала Элла Степановна.

Василий не ответил. Достал папиросы и закурил, стараясь не шуметь.

– Наяда, – сказал Андрюша, поднимаясь в кузове и всматриваясь вперед. Он был не чужд сентиментальности.

– Шуберт, – сказал Вениамин. – Си минор.

– Наша, – улыбнулся Эдуард Олегович, и его зубы блеснули голубым. – Ангелина. Занимается у меня в самодеятельности. Должен отметить, что она отлично закончила сельскохозяйственный техникум и недавно вернулась в родные края. Изумительная у нас молодежь.

Этой фразой и резким голосом Эдуарду удалось нарушить очарование сказки. Грузовик скатился с холма, вызвав негодование собак, миновал крайние дома, потом Эдуард постучал в кабину, веля Василию остановиться перед высоким, серебряным от старости бревенчатым домом.

– Здесь мы вас и разместим, – сказал Эдуард Олегович. – Школа у нас начальная, – добавил он, спускаясь на землю. – Небольшая, в данный момент находится в состоянии ремонта. Клуб активно используется молодежью, сам я размещаюсь в здании клуба, в одной комнате. А этот дом доступен. Семья невелика, а от скромной мзды никто не откажется… Вам гостиницу оплачивают?

Эдуард выразительно посмотрел на Эллу Степановну. Ему вообще нравилось глядеть на нее под различными предлогами.

– Мы, разумеется, заплатим, – сказала Элла.

– Лучше к деду Артему, – сказал Василий.

– Нет, мой друг, у Артемия Никандровича антисанитарные условия. Утверждаю как медик. Здесь же… Ты не будешь спорить, если я скажу, что этот дом скрупулезно чист?

Из темноты послышался дребезжащий голос:

– Журнал «Вопросы истории» привез?

Небольшого роста человек стоял неподалеку. Андрюша разглядел острую, клинышком седую бороду из-под кепки.

– Привез, Артем Никандрыч, – сказал Эдуард. – Познакомься, это гости к нам, экспедиция.

– Экспедиция нам не помешает, – сказал старичок, – хоть пользы от нее мало.

– Артемий Никандрыч – наш краевед, хранитель природы, – сказал Эдуард Олегович.

Старичок поклонился. Об этом можно было догадаться по тому, как бородка совершила резкое движение вниз, закрытая кепкой, и возникла вновь.

– Эколог, – поправил старичок. – Балуемся экологией. Это точ-на. Давай журнал.

Эдуард отыскал журнал в портфеле, а старик вместо благодарности проворчал:

– Ты с Василием меньше общайся. Ты интеллигенция, а он жулик. Точ-на! Взятки детям дает.

– Заткнись, дед, – сказал Василий.

– Не заткнешь. Правду не заткнешь.

– А какие взятки? – вмешался нетактичный Андрюша.

– Шутка это, – сказал Эдуард. – Вася рыбкой балуется. Уху любит. Самому некогда, так он детям подарки за рыбку привозит. Рыбка у нас славная.

– Ушицу все любят, – донесся из темноты голос. – Это точ-на. Только смотря в каких количествах. Доберусь я до тебя, Василий.

– Иди ты! – озлился Вася.

– Уже ушел, – сказал дед издали.

И снова воцарилась тишь. Где-то далеко хлопнула дверь, выпустив человеческий голос и звук краковяка. Взбрехнула собака, другая быстро, словно спросонья, ответила ей…

Вдруг тишину разодрал, смыл и отбросил страшный нечеловеческий крик:

– Омниамеемекумпорррто!

Этот пронзительный крик прокатился над деревней, погрузив ее в оторопь, заставив притаиться все живое, загнав в конуры собак, прозвенев стеклами окон… Некоторое время он еще дрожал в воздухе, затем, с сожалением выпустив из своих тисков деревню, нехотя откатился к горам.

– Что это?! – ахнула Элла Степановна.

– Не волнуйтесь… Не надо… – Эдуард обернулся к застывшему у грузовика Василию: – Он вернулся. Понимаешь?

– Да, – ответил Василий. – Побегу, – добавил он и тяжело затопал в темноту.

– Что же это? – спросил Андрюша, которому казалось, что он совсем не испугался.

– Не обращай внимания, – сказал Эдуард. – Это местный фольклор.

– Нет, – сказал Вениамин. – Это было живое существо, находившееся в состоянии душевного стресса. И мне показалась знакомой эта фраза… Я ее где-то слышал.

Эдуард бросил на аспиранта быстрый взгляд:

– Где, не припомнишь?

Постепенно мирные звуки вечера возвращались в деревню. Собаки негромко обменивались впечатлениями, вновь заиграло радио. Деревня делала вид, что ничего не произошло.

И тут со стороны леса, подходившего к самой околице, в воздухе материализовалась тонкая белая фигура, которая плыла над сырым выгоном.

Первым эту бесплотную фигуру увидел Вениамин, тихо ахнул и быстро отступил за машину. Он, разумеется, не верил в привидения, хотя в тот момент был склонен поверить во что угодно. Но даже и поверив, Веня никогда бы не спрятался за машину, не будь на нем безобразных следов черной туши.

Движение Вениамина и даже побудительные причины его не укрылись от Эдуарда, который пригляделся к белому призраку и с видимым облегчением воскликнул:

– Ангелина! Гелечка! Мы ждем тебя. Глафира еще не возвращалась?

– Добрый вечер, Эдуард Олегович, – сказало привидение. – Мамы нету. А что?

– Гости приехали из Свердловска. Я подумал, подумал и решил, у вас в доме свободно…

– Пускай живут, – сразу сказала Ангелина.

Она остановилась совсем рядом с Андрюшей, и тот, хоть было и совсем темно, смог разглядеть девушку. Она была высока ростом и крепка в кости. Светлые волосы падали на плечи, а тело загорело настолько, что почти скрывалось в темноте, сливаясь с воздухом, лишь сарафан, белки глаз и зубы были видны отчетливо и, казалось, фосфоресцировали.

– Вы заходите, – сказала девушка.

– Это вы пели? – спросил Андрюша.

– Она, она, – сказал Эдуард. – Чудесный голос. У меня в ансамбле участвует. В институт готовится.

– Ну что вы, – сказала девушка, – зачем?

– Это был Шуберт, – раздался голос из-за грузовика.

– Кто там? – спросила Ангелина.

– Это наш сотрудник, – сказал Андрюша. – Он сегодня замаскирован под зебру и не хочет пугать местное население.

Вениамин громко скрипнул зубами.

Эдуард запустил руку в кабину.

– Это от Васи, – сказал он. – Гостинцы. Печенье и шампанское.

– Не надо, – сказала Ангелина.

– Не хочешь? Ну и превосходно, изумительно, – обрадовался Эдуард. – Причаливайте, друзья мои. Завтра нам предстоит большой день.

Элла Степановна с Андрюшей приняли от Вениамина, который забрался в грузовик, вещи и понесли их в дом. Два последних чемодана достались Вене.

– Идите, – сказал Вениамин. – Я потом.

Ангелина прошла в дом первой. Она сразу принялась за хозяйство – делала все быстро, споро, но без спешки, сама ничего не говорила, только отвечала на вежливые вопросы Эллы Степановны. Андрюша тем временем достал колбасу, консервы и вызвался помочь Геле накрывать на стол, но помощь была отвергнута.

Девушка Андрюше понравилась. И тем, что была высокой, одного роста с ним, и легкостью движений, и чистотой спокойного лица, и скромностью. Пока закипал чайник, Андрюша отнес на холодную половину белье и часть вещей – там на двух кроватях будут спать они с Вениамином. Элле Степановне постелили за тонкой перегородкой рядом с большой комнатой.

Только когда Геля собрала на стол, Элла спохватилась:

– Андрюша, где Вениамин? Неужели опять что-то случилось?

– Кует себе железную маску, – сказал Андрюша и пошел искать аспиранта.

Вениамин сидел на крыльце, рядом стояли чемоданы. Он смотрел на звезды и переживал.

– Слушай, здесь ночевать бессмысленно, – сказал Андрюша. – Я ее подготовил, сказал, что ты принадлежишь к особому племени.

– Ах, оставь, – сказал Вениамин. – Ты не понимаешь, она так поет Шуберта, я просто не могу. Побуду здесь. А когда свет потушат, пройду.

– Да ты хоть сейчас можешь пройти. Из сеней налево, не надо в дом входить. Я тебе уже и простыни положил. А чаю попьешь?

– Нет, не хочется, – ответил Веня так, словно отказывался от счастья.

– Ясно, – сказал Андрюша и вернулся в дом.

Веня проскользнул вслед за ним и укрылся в холодной горнице, не зажигая света.

Он был искренне растроган, когда через полчаса Андрюша принес чашку с горячим чаем, бутерброд с колбасой, но главное – таз и чайник с кипятком. Веня скреб лицо и руки мочалкой, и в темноте ему казалось, что краска поддается, покидает лицо и вода в тазике темнеет.

Вернулся Андрюша, зажег свет и сказал, что с тушью наблюдается прогресс. Он улегся и долго не засыпал, рассказывал Вениамину, что будет готовить Ангелину к институту, что ее мать Глафира – здешний бригадир. Вениамин ревновал. Так и не увидев Ангелину, он уже влюбился в ее чистый голос и склонность к романтике – иной человек не будет гулять в одиночку по околице и петь Шуберта. А вдруг она ждала Василия?

– Я теперь понимаю, почему Василий не хотел, чтобы мы в этом доме остановились, – сказал, засыпая, Андрюша. Будто угадал мысли Вениамина.