Читать книгу Армагеддон. Коллекция - Кир Николаевич Неизвестный - Страница 3

Происшествие.

Они вдвоем снова тряслись по грунтовой дороге на пути к делянке. Сэму не очень хотелось разговаривать, но тему, как всегда, предложил Иван:

– Я вчера статью прочитал в интернете про новую болезнь в Китае, и в ней было написано, что это вовсе не новая болезнь, а вторая стадия у «условно» выздоровевших. В Китае не проходила пандемия, она переродилась в нечто ужасное.

– О чем, ты Вань? – Не сразу понял Сэм.

– Я о том, что если в Китае такое происходит, значит и с нашими «условно» выздоровевшими скоро будет то же самое.

– А что ты говоришь в Китае?

– Все «условные» переродились. Я даже фото видел, но правда оно было плохого качества и все же кое что можно разглядеть.

– И что ты разглядел?

– Это конец, Сэм. Нам всем конец.

– Ты краски сгущаешь.

– Я после смены приеду и сразу своих отправлю к тетке, отсюда подальше. Если у нас такое случится, то нам никто не поможет.

– А кто им там поможет? – Резонно спросил Сэм.

– Там армия, гвардия, полиция. Там количество вооружения на одну тысячу человек больше, чем у нас во всем поселке.

– Зато у нас не может появиться этой заразы. У нас нет чужаков.

– А как же Надеждины?

– Да брось ты. – Удивленный предположением, протянул Сэм. – Да какие они нам чужаки? Татьяна, вот – какая она чужая? Да и муж её, Сергей, ни чего так.

– Ага. А то, что они недавно из города?

– Ничего. – Успокаивающе сказал Сэм. – Плохого точно ничего не случится и уж точно, что не нужно делать, так это отправлять твоих не известно куда, что бы уберечь не известно от чего. – Сэм вывернул руль, остановился и вытянул ручник до упора, они приехали. – Весь мир болеет, а у нас ни одного случая заболевания, а все потому, что мы не с ними, а значит мы этой болезни без надобности. Так что Вань, все будет хорошо. – И на этих словах они вышли из машины.

***

– Генка! Столяров! Иди сюда, да живее! – Проорал Иван, зовя к себе гиганта лесоруба. Тот, еще не зная, для чего его зовут, степенно отложил в сторону топор, стянул рабочие рукавицы и засунул их за пояс и так же не спеша, двинулся в сторону Ивана. Надо сказать, что если посмотреть по прямой линии от того места, где был Гена, до расположения Ивана, идти было совсем не далеко, но между ними был навален старый, колючий сухими ветками, бурелом. И что бы преодолеть это препятствие, Гене пришлось обходить его слева. – Ну, ты где? – Нетерпеливо крикнул Иван.

– Да что случилось? – Преодолевая очередной опрокинутый ствол сухой сосны, откликнулся Столяров.

– Надеждину плохо! Давай уже бегом, помощь твоя нужна! – Наверное, Иван специально не стал говорить Гене, что конкретно произошло, потому, как последний мог до крайности довести спасение Сергея.

Он вырвался из серого сумрака валежника, на простор поляны и увидел престранную картину: Иван держал за плечи, прижимая к земле, дергавшегося в конвульсиях Надеждина, а у того закатившиеся глаза, оголили, в широко открытых глазах, белки, уродуя обычные человеческие глаза, в рыбьи бельма. А изо рта, зеленой рвотной массой, толчками выплескивалась вонючая жижа. Гена рванул на помощь Ивану.

– Что с ним?

– А черт его знает! – Воскликнул, обеспокоенный Иван. – Я тут неподалеку работал, когда услышал странное рычание, прибежал сюда, а этот, – он указан на Надеждина, – руками землю рыл, а потом его волчком закрутило. Я его держать стал, чтобы он себе не навредил, так у него рвота началась. Я его зову, но он не слышит. В общем, к врачу его надо, а не то помрет он у нас тут, что мы потом его Татьяне скажем?

– Да, с таким припадком, он запросто может откинуться. – Гена почесал затылок, словно о чем-то вспомнил и, прикидывая – стоит ли спрашивать, но вроде набравшись смелости, поднял глаза на Ивана. – Ты с ним говорил?

– Нет, не успел. – Иван опустил глаза, отвлекаясь на вновь задергавшегося Сергея. – Придержи его, я постараюсь носилки сделать. Да, и куртку свою дай. – Иван забрал куртку у Гены, снял свою и пошел искать два жердя, и тут произошло неожиданное:

– Он знает, он слышал. – Очнувшись из коллапса, Сергей, вдруг окрепшими руками, схватил Гену за грудки и привлек к себе. – Он все знает. – Его снова вырвало зеленым, но теперь жижа попала на брюки Столярова.

– Черт! – С досады выругался Гена. – Кто знает? Что слышал? – Он с отвращением смахнул рукой вонючую желчь со штанины. Рвота, исторгнутая Надеждиным, оказалась теплой, липкой, склеивающей пальцы перепонками субстанции.

– Карантин….– Сергей закашлялся. – Условный…. – И его снова стало трясти в припадке, а из горла, медленной тягучей массой, вытекала студенистая желчь.

– Ну, ты готов? – Торопясь подбежал Иван. – Как он? – Но увидев Сергея, мучительно старавшегося проблеваться зеленью и следы рвоты на брюках и руках Столярова, он сменился в лице. – Он что-то говорил?

– Кто говорил? – Сразу не понял Гена.

– Надеждин! Надеждин что-то говорил? Он очнулся? – Нетерпеливо и как-то нервно переспросил Иван.

– Нет.– Твердо ответил Гена. – Ты на него посмотри, он помрет сейчас, как он может говорить?

– Ладно, ладно. – Примирительным тоном, ответил Иван. – Давай его грузить на носилки и до джипа Сэма тащим, а потом в поселок.

– Может не надо его в поселок, может сразу в город?

– В какой город? Все города уже закрыты! Да и кто нас, с ним, – он указал на задыхающегося Сергея, – пустит? Да даже если и впустят, потом точно уже не выпустят! Ты слышал, в стране карантин! В общем, давай без самодеятельности, тащим его к джипу.

– А Сэму ты уже сказал?

– Да, он уже идет к машине и будет нас ждать.

– А Женька где? Он же должен быть с ним, они вроде вместе работали.

– Потом. Давай с этим потом. Тем более, что у Жени есть своя машина – не маленький, разберется.

***

Джип безжалостно трясло на ухабах, вытрясая душу из Ивана, Столярова и безжизненного тела Надеждина. Казалось, что Сэм специально вез их по всем ямам и буеракам, хотя на самом деле, было конечно не так. Иван видел, как Сэм буквально раздавливал в своих руках руль автомобиля, стараясь объехать как можно больше неровностей. Видел, как каждый толчок в кузов жалобно скрипевшего джипа, болью отражается на его лице. Но не останавливался. Ни на секунду не останавливался – он хотел спасти Сергея.

Они привезли Надеждина к его дому, там, где Татьяна, что-то варила на плите и напевала какую-то мелодию. Она улыбалась своим мыслям, и им было видно её в окне. А потом она увидела их, и как они вытаскивали из кузова, вперед ногами, побитого дорогой её Сергея. А потом уже не было ничего: ни плиты, на которой доваривались щи; ни дома, этого проклятого дома, черт знает где; ни этого мира, с умирающим Солнцем и возможно потому, теперь такими теплыми вечерами. Не стало ничего вокруг, кроме ватного тела её Сергея!

Она подбежала к машине, как смогла, растолкала здоровых мужиков и приняла тяжёлое, обмякшее тело. Но она, хрупкая, не справилась, упала вместе с ним на гравий дороги, в пыль, которая тут же осела на одежде и лице, забилась в ноздри и рот. Ей хотелось чихнуть, но не хватало воздуха легким, которые раз за разом выдыхали – «сергейсергейсергей». Ей хотели помочь, но она всех прогнала. Пыталась оживить безразличное тело, пыталась поцелуями вдохнуть в него жизнь. И вдруг он выдохнул ей в рот, то, что она своим дыханьем пыталась разбудить. А потом он открыл глаза.

– Таня? – Узнал её. Она не смогла сдержаться и замолотила по его груди ладонями. – Не смей! Слышишь! Не смей от меня уходить! – Она уже не могла определить, от чего лились слезы, но это теперь было и не важно, ведь Сергей был жив.

– Татьяна! – Уже не ждущий отказов голос Столярова привел её в себя. – Сейчас придет доктор, нам нужно занести Сергея в дом и все подготовить.

– Что подготовить? – Не поняла она, но почувствовала, как сердце ни чего не задев, провалилось куда-то под землю и теперь ей не принадлежало. – Кого подготовить?

– Нужна теплая вода, чистые полотенца, если есть марля. Нашатырный спирт, водка.

– Что…. Что с ним такое? – Только сейчас до неё дошло – что-то случилось страшное.

– Сергей упал в обморок. Мы его сразу сюда привезли. – Столяров был по-военному краток. – Остальное скажет доктор.

Она хотела задать вопрос, нет сотни вопросов: «Как случилось», «Где случилось», «Кто был рядом», «Почему не уследили за её Сергеем», «Что вообще происходит», «Что ей дальше делать»…. Но не могла, мысли, словно мотыльки о ртутную лампу в колбе уличного фонаря, бились внутри головы и у них не было ни шанса, как у тех мотыльков, выбраться наружу – им суждено было сгореть в лучах ложной надежды.

Она так и не задала ни одного вопроса, так и не смогла оторвать взгляда от лица Сергея, который безучастно смотрел вверх, видимо не понимая, что происходит.

Подъехала белоснежная «Рено», выпуская из своих недр «Густую Катю». Её так прозвали за самые героические размеры, обхватить которые не отваживался даже Столяров со своими длинными и мощными руками. Густая вышла, пыхтя и отдуваясь с переднего кресла, максимально отодвинутого назад, отчего «Рено» благодарно скрипнул рессорами, выпрямился, вздохнув прожеванными покрышками.

– Где он? – Густая легонько подтолкнула дверь автомобиля, отчего он пошатнулся и звонко зазвенел всеми стеклами. Она обошла «Рено» сзади и открыв дверь, вытащила, хрустнув в объятиях пальцами на рукоятке, медицинский чемоданчик.

– Гена! Геночка! Пожалуйста, пожалуйста! – Таня умоляюще сложила руки и посмотрела на Столярова. – Не пускай её к нему! Она же убьет его!

– Не волнуйся. – Пробасил лесоруб. – Катя у нас лучшая, а уж каких она с того света вытаскивала. Просто доверься.

Таня с болью смотрела, как Густая взошла на половицы крыльца, которые как, казалось, обогнули – обрисовали силуэтом натянутого лука мощную фигуру докторши. Видела, как она пропала, вслед за Иваном, в дверном сумерке их дома.– «Что теперь будет?» – В панике подумала она.

Надеждин.

– Мы все умрем. Мы точно, все умрем! – Думал Иван, помогая Густой осматривать Сергея. Надеждин уже был совсем плох и только хрипел, когда докторша неосторожными пальцами – сосисками, надавливала сильнее, чем нужно.

– Чего встал? – Грубо окликнула его врачиха. Она повернула Сергея на бок и слушала его дыхание. – Теперь давай его обратно. – Иван помог ей развернуть Сергея. – Сейчас уколю его седативным, лекарства Танюше дам, ты ей объясни потом, что к чему. Температуры у него нет, а рвота могла начаться и от банального перенапряжения. Я думаю, что вы там, на своей делянке, совсем загоняли парня. В общем, дать ему нужно время, пусть отдохнет, а там посмотрим.

– Кать, а если он это, того? – Несуразно, путаясь в словах, спросил он Густую.

– Чего того? Ты, что Вань, совсем языком одеревенел? Ты что хочешь сказать?

– Если он из «условно» выздоровевших?

– Ты это точно знаешь? Кто тебе об этом сказал?

– Он сам. Еще на делянке, перед работой, когда плохо себя почувствовал. Я тогда этому значения не придал.

– Ага. – Протянула Густая и присела в прихожей на выставленный колченогий табурет. – А кто еще об этом знает?

– Больше никто. Мне кажется, что он только мне успел сказать об этом.

– Хорошо, что тебе так кажется, будем исходить из этого. Давай так, я сейчас вызову бригаду скорой и усиление, и пока они будут ехать, вы возле дверей дома подежурьте, и никого к нему не впускайте.

– Даже Татьяну?

– Никого. А я уж постараюсь быстрее управится. – Она с трудом встала с неудобного табурета и вышла в солнечный осенний вечер. – Татьяна. – Позвала она. Та вскочила и тут же, ослабевшие ноги вернули ее на место, но она смогла себя перебороть и со второй попытки смогла все же подняться.

– Да. – С робкой надеждой спросила она докторшу.

– Твоему Сергею я вколола успокоительного. Он поспит, а ты ему не мешай. Я буду тут рядом и если что, помогу. А пока за ним пусть присмотрят ребята.

– А я? – Не поняла Татьяна.

– А ты отдохни. Я когда вернусь, мне будет нужна твоя помощь. Так что до скорого. – И она не торопливо и как сумела грациозно, втиснулась в пространство «Рено», тот жалобно скрипнул, фыркнул двигателем и, постанывая, поднимая облачка пыли, поехал прочь.

***

Густая вышла из своего «Рено» и, торопясь, насколько позволяли её габариты, зашагала в свой медпункт. Первым делом она себе наметила выпить сто граммов спирта и выдохнуть тот страх, который её преследовал всю дорогу от дома Надеждиных. Она уже тогда поняла, когда увидела Сергея, что это не обычное заболевание и очень было схожим с тем, что прислали в медицинском описании из областного центра. Еще в этой памятке говорилось о том, что ни при каких обстоятельствах не стоит контактировать с заболевшим, а сразу изолировать его и контактную группу, и чем быстрее это сделать, тем меньше потом будет жертв. Но у них этого не получилось и теперь она, единственный врач в поселке, подвергла такой опасности всех жителей и себя в том числе. Так же в памятке говорилось о рекомендациях к действию, если появилось подозрение, что вы вошли в контактную группу, звонить на горячую линию эпидемиологического штаба. Она собиралась это сделать, но сначала в планах было спирт и закусить.

Она открыла холодильник, взяла прозрачную бутылку из-под лимонада, в которой хранила не разбавленный медицинский спирт, налила трясущейся рукой в стакан, потом нашла колбасы кусок и не стала его резать, решив, что сейчас и так сойдет. Махнула спирт разом, выдохнула остаток воздуха из легких, чтобы не обожгло, и откусила солидный кусок колбасы. Облегчение пришло сразу, в голове метрономом стучавшая кровь отлила, оставив после себя пустоту и легкость, и сердце до этого нещадно колотившее в грудь, успокоилось, перешедши на неторопливый шаг. Густая снова выдохнула, теперь получилось с облегчением и, не откладывая в долгий ящик, решила заняться главным – предупредить о массовом заражении поселка и потребовать обеспечить карантинную изоляцию федеральными властями. Она захлопнула дверь холодильника и ахнула.

Чудовище сидело за дверью и ждало её, и перед тем, как свет для неё погас, она узнала в этом существе Лешку заику, который всегда пытался рассмешить её анекдотами, а она всегда старательно смеялась над ними, хотя смешно никогда не было.

***

На рассеченный кошачий глаз стал похож вечный земной сателлит, а над самим разломом, над верхушкой Луны – выплеснулся молочный след, серебряный кометный хвост, как результат деятельности человека. Сэм смотрел в ночное небо и не мог поверить в то, что это сейчас происходило наяву. Нереальность картинки, происходящего в небе, в ближайшем космосе, никак не хотело согласовываться с привычным мироощущением, ему казалось, что он участник инсценированного действия, где все бутафорское и не взаправду.

Так оно и было, сначала человек взорвал Меркурий и создал сингулярность у звезды, чем попрал единовластие во вселенной бога. Уничтожил Луну, а потом утопил в ядерном огне миллиарды человеческих жизней. Но перед этим, человек решил, что ему не нужно спрашивать бога о том, что он должен теперь делать, человек уже сам знал, что хочет и куда ему идти дальше. Человек теперь сам укажет богу его место, тому самому, который в своем милосердии избрал тактику невмешательства в дела человеческие. Богу, который понимал взросление за самостоятельное принятие решений. И когда человек понял, что больше за ним не присматривают и не указывают, оставили без контроля все его выходки и делишки, он резко повзрослел и сам создал свой мир, в котором хотел жить. А потом уничтожил его.

Человек ответственен за все, но не упрекает себя, считая хаос и разрушительную энтропию лучшим своим творением. Что когда-то создал бог, человек, сравнявшись с ним по могуществу, смог уничтожить. И в такой хвале себе самому, человечество содрогнулось в экстазе наслаждения и удовлетворения своей похоти к самоубийству. Человек теперь наедине с собой, остался один, бесконтрольным, а потому ни за что не в ответе. Пусть теперь отвечает тот, кто не слышал молитв и жалоб, кто обрек человека на Землю и на этот мир! Будь он трижды проклят!

Сэм отвернулся от неба, он уже понял, что там, наверху, никого не осталось. И теперь, когда цивилизация умирала в смертях, рожденных интеллектом, никто не придет за их душами, и никто не простит им дела их. А за чертой осталась только пустота и безвременье, и первым, кому «повезет» это увидеть, видимо будет Сергей. Молодой и сильный, имеющий красавицу жену и далеко не самый плохой человек, стал разменной монетой в бесконечном платеже за величие.

***

– Мы все умрем. Но не это важно. Важно то, как мы умрем. – Иван вышел на крыльцо и как-то странно и отстранено посмотрел в небо.

– Это не важно, потому что после нас никто этого не вспомнит. После нас уже ничего не будет, мы видимо последние. – Ответил ему Сэм. – И, наверное, это правильно, что вот так все умрут – разом. Правильно, что не разбирали на хороших и плохих, богатых и бедных. Теперь у всех будет шанс на равных ответить за свою жизнь.

– А как же дети?

– Держи их при себе. – Сэм не продолжил, а Иван и без этого понял.

– До завтра? – Нехотя спросил Иван.

– Да. До завтра. – Нехотя ответил Сэм. И они разошлись по своим сторонам, прочь от проклятого дома Надеждиных.

***

Сэм сел в пикап, и долго не мог сосредоточиться и провернуть ключ зажигания. Он все думал и думал о Надеждине и его жене, о том, что им суждено и как теперь изменится жизнь в их поселке. Он думал о приближающемся конце света созданного человеком и, хотя это произойдет еще не скоро, он точно знал, что в условиях всеобщей паники и хаоса, человек максимально приблизит апокалипсис. От этого ему становилось не по себе, и еще от того, что уже не будет, как было раньше, и видимо скоро вообще ничего не будет.

– К черту все эти домыслы, к черту эту сингулярность, китайцев, японцев, индусов! Всех к черту! И страну эту проклятую – к черту! Напьюсь сегодня, просто вдрызг надерусь! Мутной самогонки, что Анатолич приторговывает из-под полы. А потом будь что будет, все равно уже деваться отсюда некуда!

Густая уже сообщила о карантине их поселка и скорее всего завтра появится оцепление, а это значит, что он тут застрял на вечно и не видать ему своей родины уже никогда. – Он прокрутил ключ, пикап взревел двигателем, проворачивая колеса по гравию, и он умчал, поднимая облака пыли, в трактир, дожить этот ненавистный день.

***

– О боже! Сережа, Сережа! Что с тобой? – В отчаянии она заламывала руки на груди. Её Сережа, с которым они счастливо прожили двенадцать лет, сейчас в диких муках корчился на дубовом полу, костенея на время самыми невообразимыми формами. Его кожа плавилась синими волдырями, просвечивая темными жилами капилляров. Его белки глаз, как и кожа, окрасились ярко синим, а изо рта, выталкиваемая судорожными движениями кадыка, пульсирующими толчками выплескивалась, отвратительно воняющая, зеленая жижа.

– Сергей! Сергей! – Она подбежала к нему, взахлеб пытаясь что-то еще сказать, но не могла произнести какие-то очень важные слова – слезы душили её. Тогда она взяла его голову в руки и, словно укачивая, начала раскачиваться, гладя Сергея по волосам. И он, как бы отвечая на её ласку, притих, обмяк углами локтей и коленей, выдохнул из себя последний глоток жижи, задышал ровнее. А она вспомнила песню, которая нравилась им обоим и стала потихоньку напевать:

А во время звездопада

Я видала, как по небу

Две звезды летели рядом –

Ты мне веришь или нет?

Веришь мне или нет?

Я тебе конечно верю –

Разве могут быть сомненья.

Я и сам все это видел.

Это наш с тобой секрет,

Наш с тобой секрет

И тут она почувствовала, что Сергей как-то странно притих, обмякши бесформенно у неё на руках. Она попыталась прощупать пульс и поняла, что самое страшное случилось.

Шаман.

Анатолич, несменяемым часовым, стоял за стойкой и натирал очередной стакан, в воздухе пахло жареными сосисками и свежим хлебом. Сэм начал думать, что это один и тот же стакан и он, в руках бармена, выполнял функцию четок, когда нужно было что-то заговорить или произнести молитву. А может, таким образом, Анатолич снимал с себя некий груз ответственности, наказывая себя бесполезным, повторяющимся Сизифовым трудом. В последние дни многое на кого находило, и на Сэма тоже накатило страхом за будущее и за то, что останется здесь до конца. Он не боялся смерти и принимал её как данность – сначала жить, потом умереть. Но он боялся умереть на чужбине, вдали от своих корней. А еще он понимал Анатолича и завидовал ему, завидовал, что у него был его стакан, а у Сэма не было. Но, ничего, он сейчас это исправит доступным для него способом:

– Анатолич! Привет! Налей мутной и поскорее, пожалуйста! – Бармен, видя состояние лесоруба, не стал расспрашивать, а просто выполнил просьбу – достал из-под стойки трехлитровую банку непрозрачной, белесой жидкости, налил, специально припасенный для таких случаев, граненый стакан, а рядом, на тарелке, протянул черный хлеб с зеленым луком и сала куском. В трактире заиграла ритмичная незнакомая мелодия, наполненная латинскими напевами. Сэм посмотрел на жидкость в стакане и понял, что боялся её всегда, видел как мужики, выпив этой жидкости, продолжительно крякали и пытались потом заставить себя дышать. Но после, по их лицам, он понимал, что приходило облегчение. И сейчас он не стал себя мучить долгими приготовлениями, махнул, не глядя в стакан….