Читать книгу Мотыльки летят на свет - Кира Хендрик - Страница 3

…моя малышка,

Каждое наше препятствие является нашей скрытой возможностью. Возможностью на большее, возможностью открыть в себе что-то новое, возможностью стать лучше. И это, дорогая, я поняла не сразу. К этому нужно было идти и идти. Сначала все воспринималось мной как невезение, словно весь мир отвернулся от меня. Сейчас, ощущая тебя внутри себя, я понимаю, что все было правильно. Главное, стоять на ногах, сохраняя в себе лучшие черты и работая над собой под натиском жизненных неурядиц.

День 1

Силы покинули Софи: она не хотела ни есть, ни пить, ни дышать. Часами смотрела в одну точку, маленькую трещинку на потолке: раньше совсем незаметную, сейчас же очевидную и как будто занимающую все пространство. Между ними образовалась прерывистая от вздрагиваний Софи связь: ей казалось, что звонит телефон, – он не звонил; ей мерещилось, что кто-то стучится в дверь, – никто не стучал. Стучало лишь ее сердце, и только его было слышно в гнетущей тишине. Софи зависла. Зависла во времени, в собственных мыслях, эмоциях. И лишь стук сердца давал понять, что она еще жива. Но ей эта жизнь была не нужна. Абсолютно все обесценилось: на ее глазах золото перестало быть драгоценным металлом и превратилось в железяку, покрывающуюся ржавчиной, оттого что никому не нужно. Еще недавно мир виделся ей добрым, ясным и интересным, сегодня же он наполнился разочарованием. Все краски были высосаны, а лица стерты.

«Он придет, – думала Софи, застыв напротив входной двери. – Конечно, он придет. Он всегда уходит, а потом возвращается. Надо немного подождать. Совсем чуть-чуть… Пару дней… Может быть, он даже сегодня постучится в мою дверь. Точно. Или завтра, – на безжизненном лице проскользнула надежда, которая тут же растворилась в панике, охватившей Софи. Ее брови вздернулись, а из бледных губ вырвался всхлип. – А если не придет? Если он, как Илберт, ушел навсегда. Тогда я останусь одна, – она изо всех сил зажала ладонью себе рот. – Тогда я буду его ненавидеть… И почему именно он? Обычный самовлюбленный парень».

День 2

На часах 6:03. Она давно так рано не просыпалась. И она никогда не замечала, как в ее квартире грязно. Взгляд судорожно бегал от одной валяющейся вещи к другой, провоцируя Софи выкинуть весь хлам. Раздражало все. Особенно птицы. Их слишком много, и все они противны ей: разорвать в клочья, уничтожить так называемую «свободу», ведь ее не существует. Мы все зависимы от потребностей, от желаний, от чертовой любви. И птицы, парящие в небе, тоже зависимы: рано или поздно им придется спуститься на землю.

Мусорные пакеты быстро наполнялись. Разорванные картины, игрушки, статуэтки, перья, содранные с люстры, одежда – все летело в черный полиэтилен. Софи не давала себе возможности остановиться. Как заведенная, она выкидывала все, что попадалось на глаза. Стены и полки мгновенно опустели, и лишь сова Мона молча ждала своей участи в углу. Обычно ее пугающий и уставший взгляд сменился на спокойный и покорный. Сова словно ждала того, что с ней сейчас произойдет, и уже была готова упасть в мусорный пакет.

– Тебе здесь не место, – прошептала Софи и запихнула в пакет последнюю птицу в комнате.

Софи немного взбодрилась, но каждый раз, проходя мимо зеркала, она видела отчаяние, которое напоминало ей о недавней ночи. И она начинала ходить на цыпочках, еле касаясь пола, чтобы не нарушить покой Джона. Он был под ней, на этаж ниже. И пол (эта бездушная бетонная плита) стал единственным элементом, что их сейчас связывал. Сняв с себя футболку, Софи робко расположилась на холодном паркете. Мурашки тут же покрыли ее тело, а тянущая и ноющая боль в груди застыла и наконец-то отпустила – Софи уснула.

День 3

Минус шесть мусорных мешков. В комнате стало пусто, сиротливо и чисто. Так чисто, что противно. В образовавшейся стерильности она не могла найти себя. Порядок, несвойственный Софи, давил, и она нарочно рассыпала сахар.

Прибралась.

И медленно рассыпала снова. Белые, маленькие крупинки падали причудливым узором на пол, и Софи легла вслед за ними. С утра игравшая песня Pink Floyd – Hey You стояла на повторе.

Сахар впечатался в кожу Софи и застрял в ее волосах, так же, как и Джон, проник в каждую клеточку ее тела.

(январь)

День 4

Провела голая на полу под Pink Floyd – Hey You.

Звонила мама. Лучше бы не звонила.

Это был первый звонок, нарушивший тишину за последние четыре дня. Ломаясь, Софи ответила. С каждым новым словом Жаклин злость и разочарование Софи росли. Она сжимала телефон и мысленно кричала «Замолчи!». На 57-й секунде разговора она прошептала это вслух.

Оказалось, сегодня 1 января.

День 5

Сжимая телефон, в котором не было от него ни СМС, ни звонков, Софи разрыдалась. Слезы катились и градом падали на экран телефона. Только сейчас Софи осознала, что это все. Он не придет. Джон Картер ушел. Он больше не напишет ей и никогда не постучит в дверь. И она ему больше никогда не напишет – она обещала себе, и она сдержит свое жалкое последнее обещание. Тишина и чистота, что она так не выносила, станут ее новыми друзьями, а Джон Картер растворится в ее памяти, его прикосновения растают на ее теле.

Сквозь слезы она видела, как рушится мир и превращается в пепел, от которого было сложно дышать и невозможно спрятаться. Она покорно закрыла глаза и, задыхаясь, исчезла в нем.

«Я не хочу жить».

День 6

Хочется есть.

Она ест.

Много ест.

Но только пустоту, образовавшуюся недавно, не заполнишь ничем. Пицца, круассаны, ведро любимого клубничного мороженого – все было безвкусно. Запихивая в рот последний кусок пепперони и плача от боли в животе, Софи остановилась.

– Две недели, – ее губы еле шевелились, – две недели, чтобы влюбиться, быть счастливой и быть брошенной… Тебе бы, Илберт, Джон понравился. Такой же, как ты: думает только о себе, и так же, как ты, неуловим. Вы бы могли создать клуб по интересам. И ваш интерес – оставить меня одну.

День 7

Тупые мультики.

День 8

Софи вымыла два раза окна. Первый раз, потому что они были грязными, второй раз, потому что они были все в разводах. В итоге они и остались в разводах, но сил это исправить уже не было.

Все та же песня на повторе, и она голая на полу. Ей казалось, что только так она сможет установить связь с Джоном. И, замирая в позе эмбриона, покрытая мурашками от холода, она верила, что Джон почувствует ее, вспомнит и поднимется к ней.

День 9

Еды нет. Джона нет. Желания жить тоже нет. Она замерзла от января, от одиночества, от душевного холода, что морозил ее изнутри. Натягивая футболку Илберта, Софи замерла. Смотря в свое отражение, нервно стянула футболку и швырнула в стену.

– Сволочь ты, Илберт! Ты тоже ушел.

От собственного крика стало стыдно. Софи взглянула снова в зеркало: она не узнавала уставленных на нее пустых глаз, ей были противны грязные волосы и худое сутулое тело. Она начала ненавидеть себя, Джона, Илберта, родителей, она ненавидела мир и все, что создано этим миром. К горлу подступила тошнота, и она ринулась в ванную комнату.

День 10

Разбила банку.

Специально.

Потом еще одну.

Собирая осколки, порезала палец. Тоненькой струйкой остатки жизни вытекали из раны и капали на паркет и стекло. Внезапно Софи стало интересно, как скоро она сможет залить всю комнату кровью. Ей понадобится час? День? Неделя?

Слишком долго.

Она взяла самый большой кусок стекла и приставила к ладони. Одно резкое движение, и она превратит пол в свой личный кровавый бассейн.

Досчитала до пяти, выронила осколок и засунула палец в рот. Привкус крови напомнил о той ночи, когда она осталась одна. Софи пошатнулась.

Закричала от боли, пульсирующей где-то в груди.

Стало только хуже.

Разочарованно Софи села на подоконник и взглянула в окно: там была жизнь. Закрыв глаза, посмотрела внутрь себя: здесь зияла пустота.

День 11

Горячая пицца, и снова повод вымыть в квартире все. Снова протереть полы, постирать чистую одежду. И снова распластаться на полу. И снова пытаться ощутить его. Но чувствовался лишь холод, пожирающий Софи, и одиночество, прилегшее рядом с ней в убивающей тишине. Они стали напарниками и единственными союзниками.

День 12

Сообщение от абонента «Клер»:

10:45

Привет. Я переживаю за тебя.

          17:00

          Привет.

17:01

Как ты?

          18:17

          Нормально.

18:17

Хочешь, я к тебе приду?

          19:20

          Нет.

19:20

Ты же помнишь, что я

всегда рядом и в любой

момент могу прийти и

выслушать тебя?

          Да.

Ок. Я люблю тебя, малышка.

День 13

В поисках Джона Софи нашла успокоительные, когда-то подаренные им. Она помнила их первую встречу, и если бы она знала тогда, как ей будет больно сегодня, то швырнула бы ему в лицо эти таблетки и захлопнула дверь перед подлецом.

Она положила одну таблетку в рот и запила водой.

– За Джона…

Проглотила вторую.

– За Илберта…

День 14

Pink Floyd – Hey You.

День 15

Сегодняшнее утро началось иначе. Хотя бы потому, что Софи не прибиралась, не переставляла мебель, не стирала простыни, на которых когда-то лежал Джон. Сжавшись в комочек на диване, она нервно грызла ногти и ждала Клер.

Время тянулось бесконечно долго, убаюкивая Софи безмятежностью. Наверное, прошло полчаса после того, как она позвонила Клер, но Софи уже устала ждать. И почему люди до сих пор не научились перемещаться в пространстве? Сейчас бы ей это очень пригодилось, потому что оставаться одна она больше не могла. Софи начала проваливаться в сон, как вдруг хлопнула входная дверь. Софи вздрогнула и приподняла голову. Она увидела Клер, та стояла в прихожей и с испугом смотрела на нее. Ужасный взгляд, полный сочувствия, от которого Софи хотелось спрятаться. Ей стало стыдно за себя. Очевидно же, она производит впечатление последнего ничтожества – брошенка с десятком раскиданных по дивану тестов для определения беременности.

– Малышка, как же так… – прошептала Клер и быстро подошла к Софи.

– Я беременна, – Софи усмехнулась и одним резким движением руки скинула все тесты на пол. – Месячные не начинались, и я подумала…

Клер молча обняла Софи. Та замерла на несколько мгновение и быстро выскользнула из объятий Клер. Она вскочила и, ударив по стене кулаком, где когда-то висели картины с птицами, взревела.

– Черт возьми! Я беременна. Почему именно я? – ее голос окончательно сорвался. – По какому принципу беременеют люди? Я не подавала заявку на беременность, Клер! Я в этой очереди на ребенка последняя стояла. А теперь я одна с каким-то зародышем внутри меня.

Софи взглянула на Клер в ожидании ответов на свои вопросы. Но Клер, пожав плечами, молча поднялась вслед за Софи и прижала ее к себе. Забытое тепло от другого человека сдавило Софи, и она начала захлебываться, крепко обнимая Клер и заливая ее слезами. В эту минуту она чувствовала себя слишком несчастной, чтобы скрывать свою боль. Сердце Софи разрывалось, и единственное, чего ей сейчас хотелось, это чтобы Клер забрала половину ее страданий. Она сдавила Клер еще сильнее, но Клер терпеливо стояла на месте, с нежностью поглаживая Софи по спине. Софи прекратила рыдать так же резко, как и начала. Ее объятия ослабли, и она равнодушно отступила от Клер и опустилась на диван.

– Как так получилось? – Клер села перед ней на колени.

– Мы занимались сексом.

– Я имею в виду, почему вы не предохранялись?

– Не знаю. Он прерывал… Да-да, – она закивала головой в знак подтверждения своих слов.

– Так иди и скажи ему о беременности.

Бледное, лишенное жизни лицо Софи исказилось выражением очевидного отвращения. Она отпрянула от Клер и, скрестив руки на груди, испепеляюще посмотрела на подругу.

– Я ничего говорить не буду, – строго отрезала Софи. – Не хочу видеть его ядовитую улыбку, противные глаза. Его всего целиком не хочу видеть!

– Это не только твоя проблема.

– Беременность – это не проблема, – Софи усмехнулась. – Проблема в том, что у меня напрочь отсутствуют мозги.

Клер поднялась с пола и села на диван. Она неуверенно коснулась дрожащих ладоней Софи, словно боялась, что получит оплеуху за нарушение границ. Софи не шевельнулась, как и ее руки, и тогда Клер начала ласково гладить их.

– И что ты планируешь?

Софи молчала, рассматривая раскиданные тесты – свидетельство необратимого. Пластмасса, бумага и крестики давали в сумме конец ее привычной жизни, а может быть, и жизни в целом. Проще было смириться или надеяться, что это заговор, чья-то насмешка.

– А что делают в таких случаях? – она выглядела слишком спокойной. – Схожу на консультацию, сдам анализы, узнаю, какой срок. Вдруг я беременна уже несколько месяцев, и на самом деле у меня непорочное зачатие.

Она опустила голову на плечо Клер и устало закрыла глаза. Да, как бы хотелось быть особенной, той, что овладел всевышний, а не человек, предавший ее любовь.

Возвращаясь от гинеколога поздним январским вечером, Софи плакала: слезы капали и превращались в ледышки. Да, она была беременна. В ней уже зародилась новая жизнь, сроком две-три недели. Софи не чувствовала ни радости, ни грусти. Столкнувшись с чем-то незнакомым, она лишь испытывала страх, который ежесекундно усиливался. Дрожащими руками Софи достала телефон из кармана и набрала номер Клер.

– Привет, малышка, – голос Клер был напряженный.

– Привет. Я беременна, – выдала сразу Софи. – И Бог тут ни при чем.

Клер ничего не ответила и лишь глубоко вздохнула.

– Сегодня в клинике я видела разных людей: счастливых и несчастных, – прервала тишину Софи. – Счастливых было легко распознать – у них был живот. А чтобы понять, несчастлив ли человек, надо было заглянуть в глаза – в них была надежда. В этой клинике мир вертелся вокруг двух фактов: возможность иметь детей и отсутствие этой возможности. Клер, а ты задумывалась хоть раз в жизни, почему многим людям, жаждущим детей, физически не дано быть родителями, а те, кто не готов или не хочет, волей судьбы или отсутствием презерватива становятся ими? Когда я сидела в приемной, я ясно поняла, что мне там не место. У меня не было никогда мыслей и желания иметь детей, и у меня не было надежды. А сейчас внутри меня ребенок, и я не знаю, что мне с ним делать.

– Не делай ничего, – обеспокоенно ответила Клер. – Тебе надо выспаться, отдохнуть, перезагрузиться. Завтра станет яснее.

– Конечно, так ведь всегда бывает, – сквозь с трудом сдерживаемые слезы прошептала Софи.

Телефон выпал из ее ослабленной руки и громко упал на асфальт. Радужный пластмассовый чехол разлетелся на части, оставляя смартфон одиноко валяться и светиться на черном фоне. Клер что-то кричала, но слова пропадали в потоке машин и шуме города. Как заколдованная, Софи смотрела на созданную ей же инсталляцию. Наверное, ее жизнь выглядит так же: без красок, но с бессмысленными попытками докричаться. Клер звонила снова и снова, напоминая о реальности. Софи оглянулась по сторонам, ловя на себе любопытные взгляды прохожих, – теперь это она чудаковатый объект внимания чуждых ей людей. Нехотя Софи подняла телефон, не отвечая на звонок, закинула его в сумку и быстрыми шагами направилась к такси.

– Софи, – прошептала она своему отражению в зеркале.

Отражение замученного и отчаявшегося человека: заплаканные и опухшие глаза от слез, красное помятое лицо от ежедневных истерик, уставший истощенный взгляд, волосы, превратившиеся в сосульки, – это была она, это была Софи.

– Ты устала, – губы едва шевелились, из пустых глаз капали слезы. Их никто не останавливал. Они появлялись, скатывались по щекам и пропадали, впитываясь в одежду. – Я устала.

На губах показалась улыбка, неуместная, противная, и непонятно, как она могла вообще возникнуть.

– Тебя бросили. Тебя не любит Джон, – смиренно качнув головой, она отвернулась. – Он не придет. Пожалуйста, прислушайся ко мне.

Еще раз посмотреть на свое отражение казалось ужасной пыткой. Увидеть вновь себя, ничтожную и разбитую, – значило принять правду и боль, встретиться с реальностью. Подняв глаза, Софи уставилась в зеркало: ее душа плакала. Нет! Она рыдала. Нет! Она кричала.

– Он не придет… – Софи, кусая губы, зажмурила глаза. – Стоит принять и отпустить. Не смогу, – заставила снова себя открыть глаза. – Больно? Очень больно.

Но рассуждая о боли, она не чувствовала ее такой, какой себе представляла. Она положила руки на грудь в поисках вибраций, сигнализирующих о душевном землетрясении. Ничего. Кто-то, без ведома Софи, вколол ей анестезию. Ладони начали проваливаться в пустоту, и она с ужасом вцепилась в раковину. Рывком посмотрела на себя в зеркало и плюнула прямо туда, где отражались ее стеклянные глаза.

– Дура! – Ей перестало хватать воздуха, и она начала тяжело дышать. – Боже мой, что я делаю, – задыхаясь в собственной безысходности, она рухнула на пол ванной комнаты.

Холодная плитка подействовала, как успокоительное для разогнавшегося сердца Софи и сжавшегося в комочек легкого. Дышать стало легче, и она перевернулась на бок.

– Почему он ушел? Почему мне его не хватает?

Софи коснулась синего керамического прямоугольника. Где-то там на два метра ниже ее – Джон. Она поднесла палец к губам и, поцеловав его, легла на спину.

– И что мне остается, – задумчиво прошептала Софи. – Я беременна. Вот он, Джон, тут, – она ткнула пальцем на свой пупок.

На лице показалось удивление. Неизвестное до этого момента чувство зародилось в ней. До нее дошло, и она сказала это вслух:

– Я беременна от Джона.

Вдох.

Выдох.

Джон остался в ней маленькой жизнью, растущей внутри. Она не будет больше одна: через несколько месяцев появится тот, кто от нее никогда не уйдет. Собственный ребенок ее не предаст, он всегда будет рядом и всегда будет ее любить.

Затуманенная мыслями, она лежала на полу в ванной комнате и смотрела на потолок, абсолютно белый, без единого пятнышка и абсолютно противоположный по цвету ее внутреннему черному состоянию. Софи робко водила пальцами по животу. Внутри нее жизнь. Возможно, та жизнь, которой ей не хватает.

И она встала.

Быстро умывшись и сняв с себя потную кофту с рождественскими оленями, Софи направилась на кухню. Пока она лежала в ванной, желудок устроил дискотеку в ее животе, сигнализируя о голоде. В холодильнике с утра ничего не изменилось: йогурт с истекшим сроком годности и молоко, пока еще не скисшее. В шкафчике над плитой, где она прятала сладости, – крошки от печенья и пачка какао. Наличие какао – это уже победа над голодом. Насыпав двойную порцию в кружку и залив молоком, разогретым в микроволновке, она пошла в комнату.

«Джон Картер – великий осеменитель. Смешно, – думала Софи, плавно размешивая ложкой какао. Она сидела в кресле, переставив его к окну. – Когда-нибудь при встрече я узнаю у него: сколько детей он уже сделал. Двадцать или тридцать? Встреча. – Ее лицо искривилось. – Я не хочу с ним встреч. Вот лет через пять мы с ним обязательно случайно увидимся: я буду сильная и зрелая личность, а он все такой же. Он не изменится. Я буду… с ребенком. Да-да! С ребенком, похожим на него: с зелеными глазами, светлыми волосами и пронзительным взглядом. Он пожалеет… потому что в ребенке он увидит потерянное время. А я буду гордая. Буду смотреть на Джона, как он смотрел на меня: надменно, с презрением. Одинокая сильная женщина, которая больше не верит мужчинам. Илберт. Джон. Илберта я не держала, а Джона сдавила мертвой хваткой. Но они оба пожалеют. Совесть сгрызет их. Если, конечно, она у них есть. Только будет уже поздно».