Читать книгу Зимнее море - Кира Стерлин - Страница 6

Надежды сползают с меня, как одеяло в холодной комнате.

Все дело в мыслях, которые бродят в голове и в воспоминаниях, которые заполняют все щели этого домика.

Единственное лекарство – заняться делом. Обычно я так и делаю. Но не сегодня.

Сегодня я опять иду к морю.

На берегу сильный ветер и я надеваю капюшон и обматываюсь шарфом. Брожу по холодному песку в свете единственного фонаря. Думаю, что под этим фонарем я отличная мишень. Хохочу. Пристрелите меня уже. Кто-нибудь…

В первый раз я оказалась здесь десять лет назад.

Смешная тогда вышла история. Смешная до слез.

Тогда я приехала сюда, чтобы подумать. О чем я хотела думать – одному богу известно. Или, скорее, черту. В первый же день я поняла, что во-первых, это мрачная дыра, во-вторых, думать мне не о чем и, в-третьих, мне срочно нужно развлечься. Или уехать.

На второй день я встретила Владимира.

Худой, небритый и бледный он бродил у моря и что-то бормотал под нос. Я понятия не имела, что он художник. Просто сидела на берегу и таращилась на него. Кроме него на этом берегу все-равно никого не было.

Он заметил меня не сразу, а потом медленно подошел и сел рядом.

– Я хочу написать вас. – сказал.

И я расхохоталась.

– Что смешного?

– Извините, – сказала я, – Вероятно, это судьба. Я приехала сюда, чтобы сбежать от сумасшедших художников и их идей, и первый человек, которого я встретила здесь – еще один такой же.

– А я не такой же, – сказал он, – Я напишу вас и прославлю. Вы будете гордиться, что вас писал Владимир Висков.

– Висков, – задумчиво сказала я, – Что-то не слышала такой фамилии.

– Услышите еще, – ответил он. Развернулся и ушел.

Я посмеялась и забыла. А потом снова встретила его на берегу. Он больше не подходил. Тогда я подошла сама и сказала, что согласна. На портрет. Он ответил, что для этого ему нужно получше меня узнать.

И я снова засмеялась. Все это было шито белыми нитками. Никому не известный художник, возомнивший себя гением. Я призналась ему, что сама-то я искусствовед. Он сказал:

– Ага.

На этом наш разговор закончился. И начался сумасшедший роман.

Он пробирался ко мне вечерами, следя за тем, чтобы никто не заметил его.

Ездил в ближайший городок за цветами и вином. Потом приходил ко мне, пахнущий табаком и морем и немного полынью.

Мы пили вино, сидя на полу и цветы стояли в трехлитровой банке, которую я нашла в хозяйском шкафу. Потом забирались в мою узкую постель и прижимались друг к другу, чтобы не свалиться.

Он шепотом рассказывал о себе. Говорил, говорил, как-будто не мог остановиться.

При этом, мы почти не говорили о его жене и сыне.

Я прижимала его к себе, как прижимают любимого, но чужого ребенка. В каждой нашей встрече была горечь неизбежного расставания. От этого, казалось, мы горели еще сильнее, еще ярче. Нам не надо было беречь огонь страсти на долгие годы, и мы торопились выплеснуть его весь, сейчас.

И все-таки я не погружалась в него до конца. Страх всегда был моим самым сильным чувством.

А потом он написал картину. На ней я стояла у берега и смотрела куда-то вдаль.

Он назвал ее «Ускользающая».

И я поняла, что он все знает. А еще – что он действительно талантлив.

Тогда я объявила ему, что наш роман закончен и я уезжаю.

Он ушел, не оглядываясь.

Но я не уехала. Вернее, не сразу. Потому что встретила совсем другого человека.

Тогда, десять лет назад, здесь, в этом безлюдном месте, я поняла, что такое любовь. Это понимание не принесло мне счастья. Но оставило в душе глубокий след. И воспоминания, которые мешают залечить раны.

Через некоторое время я узнала, что Владимир исчез и прославился. А, может быть, наоборот.

Это был отличный пиар-ход. Во всяком случае, его картины с каждым годом растут в цене.

Особенно после того, как он умер.