Читать книгу Дочка папы Карло - Кира Страйк - Страница 11

– Какая прекрасная работа! – нарочито восхитилась я, чтобы как-то оправдать свой порыв.

  В зеркале, кстати, и в самом деле отражалась именно я. Если отрезать косу – так вообще мы с моей далёкой родственницей были необыкновенно похожи. Те же синие глаза, высокий лоб, тёмные густые брови от природы хорошей формы, аккуратный нос, не слишком пухлые, но симпатичные губы. Разве что моё родное тело, вследствие бесконечных тренировок, было не таким мягким и тонким.

– Да, вещь действительно достойная… – ещё больше оторопев от моего заявления растерянно проговорила инспектриса.

– Уважаемая мадам. – затягивая время в попытках подобрать правильные слова, торжественно начала я, – Это очень печально, что в таком совершенном заведении, как наш институт, прекрасная вещь стоит без починки.

  Маман сглотнула, видимо, не зная, как реагировать на мои слова

– Боже, что я несу?! – понимая, что нахожусь на грани провала, запаниковала я.

– Но… фрагмент утерян, а мастеров на такую тонкую работу до сих пор не было. Вы же знаете, что учитель по токарному делу появился у нас только в этом году*.

  Было понятно, что подобные темы вряд ли в повседневной жизни обсуждались маман с воспитанницами, но просто прервать мои… излияния и выставить за дверь – тоже было, вроде, не за что.

– А в самом деле, почему мне до сих пор не пришла такая замечательная мысль? Надо обязательно попросить господина Савицкого заняться этим вопросом. – на моё счастье, мадам неожиданно заинтересовалась идеей о реставрации.

– А если, вдруг, у господина Савицкого, вследствие занятости, не найдётся для этого времени – я могу попробовать сделать это сама. – с энтузиазмом продолжила я развивать мысль.

– Боюсь, мадемуазель, это заявление несколько… самонадеянно. – подозрительно покосившись в мою сторону, охладила мой пыл Римма Ефремовна, – Ваше обучение по этому предмету только началось, а здесь требуется определённое мастерство.

– Если вы позволите, я хотя бы попробую. Помнится, в детстве батюшка, ради развлечения, показывал мне некоторые приёмы. Сам он увлекался в свободное время вырезанием маленьких деревянных игрушек. Я их очень любила. – пришлось на ходу сочинять подробности собственной биографии. – Разрешите меня экзаменовать.

– Посмотрим. – очевидно маман уже просто не знала, как от меня отделаться, – А сейчас ступайте на обед.

  Можно было бы удовлетвориться тем, что учитель починит зеркало и я им воспользуюсь. Но тут возникал ряд опасений: а вдруг этого Савицкого самого занесёт в наш мир. В голове тут же нарисовалась совершенно дурацкая картинка – почтенный педагог института благородных девиц – в двадцать первом веке и почему-то в моём собственном родном теле.

– Тьфу-ты! – я аж тряхнула головой, смаргивая нелепое наваждение.

  Или вдруг он плохо выполнит работу и портал не сработает? В общем, нужно было всё сделать самой.

– Конечно, мадам. Спасибо. Это было бы практично – вместо изготовления примитивной бесполезной вещи попробовать исправить дефект такого прекрасного предмета. – уже направляясь к двери, на ходу я продолжала искать весомые аргументы, – К тому же мне бы очень хотелось оставить какую-то память в институте, который столько лет был для нас родным домом. Всё-таки, выпускной класс.

– Ну хорошо. Раз вы считаете, что это вам под силу, я поговорю с Николаем Степановичем и попрошу его разрешить вам попробовать. – уступая моей настойчивости, подняв брови и покачав головой, согласилась маман.

  На первом этаже возле лестницы меня памятником терпения дожидалась Саломея.

– Беседовали с мадам инспектрисой. – отвечая на её немой вопрос, пояснила я.

  Пока дошли до столовой – успела выяснить у княжны, что эта девушка в серой форме – Ольга Антипова – пепиньерка**. А сама Саломея, в отличие от многих, не с раннего детства обучается в Смольном.  Она попала сюда после смерти матери, всего два года назад, по настоянию отца, который боялся не справиться с воспитанием дочери. Именно поэтому имеет более широкие представления о внешнем мире и реалистичные взгляды на жизнь.

  Унылая двухцветная столовая встретила меня рядами длинных скучных столов и стульев, за которыми уже сидела часть воспитанниц разных возрастов, совершенно одинакового облика. Некоторое оживление в общую картину вносили только цвета формы институток. Как краски в палетке художника, выделялись кофейная, голубая и наша зелёная зоны.

  Порции тоже удивили скудностью содержания и размеров. На первое – суп без мяса с перловой крупой, на второе – это самое мясо из супа, нарезанное тонкими ломтиками по три на тарелку и сдобренное чем-то вроде мучнистого соуса. В госпитале всё-таки было как-то не только потеплее, но и посытнее.

  Единственное, что внесло приятное разнообразие – вместо традиционного чая сегодня давали жидкий ягодный кисель. Это послужило предметом негромких восхищений за столами – чай всем давно надоел.

 В районе каждого класса бдительными церберами стояли классные дамы и пепиньерки, строго следя за дисциплиной.

  Всё происходящее лично на меня навевало тоску, хотя сами ученицы несчастными вовсе не выглядели – наверное уже привыкли.

  Вечером меня ждала ещё одна новость. После прогулки по институтскому саду (ну как прогулки… строевой ходьбы парами под присмотром пепиньерки в строго заданном направлении с шестами за спиной, удерживаемыми в локтях согнутых рук – для укрепления осанки) меня пригласила в ту самую учительскую комнату фройляйн Марта. Кроме нас в данную минуту здесь никого не было.

  Я внутренне насторожилась. Усадив в кресло, она странно, я бы сказала, сочувственно посмотрела на меня и отдала незапечатанное письмо. (Ну то, что почту воспитанниц здесь вскрывают и перечитывают – знают, наверное, все, так что это как раз неожиданностью не стало.)

  Со вполне объяснимым любопытством я извлекла из конверта листок и принялась читать. Послание оказалось от дядюшки. Марта тактично отошла к окну.

  Опуская всякие "Здравствуй, любезная моему сердцу племянница, пишет тебе oncle***…", суть сообщения сводилась к следующему: все меня тут страсть, как обожают, но по окончании обучения устраивать мою судьбу не собираются. Ибо положение в имении ухудшается и бла-бла-бла.

  В общем, и в этом мире я – сирота и взваливать на себя взрослую девицу на выданьи никому из родственников не интересно. Спасибо, что платили эти годы за обучение в институте. А дальше мне рекомендовалось озаботиться получением места гувернантки в каком-нибудь приличном доме. Вот и всё. Ну не считая пожеланий здравия и благополучия и многочисленных приветов неведомо от кого.

– Так вот вы какие, родственнички… С таким уровнем взаимопомощи и поддержки – не удивительно, что российская ветвь нашего рода со временем совсем зачахла.

– Я понимаю тфои перешифания, Алиса. – фройляйн, заметив, что я дочитала письмо, подошла и села рядом, участливо погладив меня по руке. – И постораюсь присмотреть потхотящее место. Но тля этого нато трудиться.

– Эх, хорошая ты тётка, госпожа классная дама, хоть на первый взгляд и не заподозришь в тебе подобной сердечности.

– Ф этом коду их фысочестфо с тругими членами попечительского софета учретили премии тля лучших фыпускниц. Это тфой етинстфенный фыхот, тефочка.

  Было заметно, что немка и в самом деле искренне расстроена проявленным по отношению ко мне родственным безразличием. Подозреваю, что она и сама одинока, а институт для неё – второй дом. А может уже и единственный.

– Мой выход – бегом чинить зеркало. – подумала я. А вслух решительно добавила, – Фройляйн Марта, разрешите мне завтра же выйти на занятия.

– Фот это прафильно, тефочка. – воодушевившись моим настроем (не важно, что мы с ней сейчас рассматривали совершенно разные причины для возобновления моего активного обучения), тепло улыбнулась немка, – Прафильно.

*Как ни странно, подобное занятие,  в разделе домоводство, и в самом деле появилось в Смольном институте. Правда немного позже описываемого периода.

**Пепинье́рка – девушка, окончившая среднее закрытое учебное заведение и оставленная при нем для педагогической практики.

***oncle – дядя (фр.)