Читать книгу Вне жизни - Кира - Страница 2
Глава 1. Странный ребенок
ОглавлениеЯ родилась первого ноября 1984 года в городе Кургане. Меня зовут Ирина, честно сказать – я терпеть не могу собственное имя. Родители просто взяли самое распространенное, на тот момент имя. Будь тогда популярно какое-то другое имя, меня бы и звали по-другому, возможно, меня бы это точно так же не устраивало.
Своего детства я почти не помню, я смотрела на фотографии, улыбалась и кивала рассказам матери о том, как в три года я упала в лужу, в белом пальто, о том, как терроризировала детей в детском саду и чуть что кидалась в драку. О том, что когда мне было четыре года, я серьезно заболела и чуть ли не полгода провела в больнице, о том, что как мы переехали в другую квартиру, когда мне было пять лет – только ни чего этого я не помнила, совсем. В то время, как знакомые уверяли, что вполне отчетливо помнят себя в возрасте трех-четырех лет и их воспоминания о детстве были явно более связаны чем мои.
Первое мое воспоминание это – близняшки в детском саду, мы безмятежно играли, пока их не забрали родители. О самих близняшках я почти ни чего не помню, кроме того, что одевались и вели себя они практически одинаково, из-за чего их все путали. Почему я запомнила именно этот момент? Не знаю, может потому, что на следующий день они не пришли – одна из них заболела, а потом садик закрыли на карантин.
Другое воспоминание то же про детский сад: я украла от туда пупсика, понятия не имею, зачем я это сделала. Пупсик мне, почему-то, очень нравился, а в магазинах ни чего похожего не попадалось. Потом я долго прятала пупсика в игрушках, стараясь, что бы пупсик не попался на глаза матери. В конце-концов это произошло и в содеянном пришлось признаться. Тогда мне не было и шести лет, но как мне было тогда стыдно я помню до сих пор.
В нашем доме то же жили близнецы: одну из них, звали Света, имени второй я уже не помню. Девчонки были немного старше меня: одна из них все время ходила с распущенными волосами, другая с хвостиком, одна любила платья, другая появлялась исключительно в штанах или шортах. Одна была милой и смешливой, другая злой и резкой и даже выражение лиц у них было разным, так что одна казалась старше другой. Я всегда думала, что это просто сестры, а не близнецы – они же совсем не похожи: ни внешне, ни по характеру. С одной я подружились, но близнецы были старше и когда они пошли в школу дружба ка-то закончилась. Я превратилась в мелкую соплючку из детского сада и поскольку до школы я еще не доросла, то пришлось искать себе других подруг.
Лена – девочка с пятого этажа, о которой, я, в общем-то, почти ни чего не помню. У нее был младший брат, которого ее родители все время норовили впихнуть к нам в компанию, и который на нас все время ябедничал. Мама была категорически против Лены, не знаю почему, может потому, что ее родители развелись, но продолжали жить вместе и периодически, довольно бурно, ссорились-мирились.
Марина – то же с пятого этажа, против нее мама ни чего не имела. Когда я впервые увидела ее, то прозвала про себя «бесцветной девочкой» – светлые волосы, очень светлая кожа, почти всегда светлая одежда, первое впечатление: ей не хватает цвета. Марина жила у бабушки, или у родственников, в другой части города, домой приезжала только на выходные. В общении с другими Марина вела себя довольно настороженно, с ней долго не выходило ни то, что подружиться, даже просто познакомиться. Узнала у других девчонок из нашего двора: как ее зовут, где она живет, когда приезжает и уезжает, «бесцветная девочка» вовсе не спешила заводить друзей. Марина всегда была на стороже, всегда во всем сомневалась, с ней всегда было сложно и мне это нравилось. Если выбирать себе подруг, так хотя бы тех, у кого есть характер.
Катя – девочка из другого подъезда, яркая брюнетка с пронзительным взглядом карих глаз, не помню, как мы познакомились, с ней всегда было просто и весело. Сестры Надя и Света, мы жили на одном этаже, когда они только переехали, одна из сестер показала мне язык, мне стало ясно – мы подружимся. Так и вышло: через несколько дней они сами подошли познакомиться.
Иногда мы просто играли в классики, во дворе, но куда чаще все было не так: лазили по деревьям за бункером – это не выдумано, рядом с домом действительно находился бункер со времен войны, выглядело это как большая насыпь, где зимой мы катались с горки. Рядом с бункером, были два бетонных «домика», один – вентиляционная шахта, другой – зарешеченный бетонный короб, сквозь решетки которого виднелась уходящая в вечную тьму металлическая лестница.
Одна сторона насыпи была некогда была заасфальтирована, сквозь давно растрескавшийся бетон, пробивалась зелень. На вершине насыпи так же была небольшая бетонная площадка, говорили, что там что-то стояло (танк или что-то другое), а в самом доме был музей.
Лазили на закрытую территории стройки, просто из интереса и покататься по бетонным плитам, прыгали по крышам гаражей, там они располагались не ровными рядами, а случайными нагромождениями, довольно близко друг к другу, своеобразные догонялки. Отколупывали гудрон с крыши дома – не знаю зачем, дети все-таки…
Втайне ходили на Тобол купаться и печь картошку. Для родителей, мы, конечно, всегда были где-то рядом с домом и, естественно, не прыгали по крышам и не лазили ни на какие стройки.
Как-то ребята постарше, разжигаемые любопытством, сломали замок, на бетонном «домике», я стояла рядом, заглядывая через «окошко» во тьму бетонного колодца. И, казалось, что оттуда кто-то точно так же смотрит на меня, я несколько дней не могла избавиться от этого чувства. Нет, я тогда туда не полезла – для маленькой девочки, это было уже слишком.
Из детского сада меня всегда забирала мать, отец учился в строительном, по всему дому были раскиданы: какие-то чертежи, таблицы, тетради с конспектами, и работал во вторую смену, так что когда я приходила домой, он уже был на работе. Естественно, у них не было на меня времени. Музыкальная школа? Это далеко, кто тебя будет туда водить и забирать после занятий?
Секция карате – думать забудь, ты же девочка! Из уст матери «ты же девочка» – звучало хуже любого проклятья. Ходи в ДК на шахматы или макраме. Какие шахматы? Какое макраме? Мне это не интересно! Но, мать, как заклинание повторяла эту дурацкую фразу – «ты же девочка». Да, где сказано, что если я девочка, то я не могу интересоваться боевыми искусствами, обязана ходить в платьицах, скупать всех кукол в детском мире и любить розовых, плюшевых слоников? Именно такого слоника мне подарили на очередной праздник вместо того, что я хотела на самом деле.
В детском магазине едва стоило остановиться у витрины с игрушечными мечами или пистолетами, как тут же до меня доносилось это проклятье: «ты же девочка»! Смотри, какие куклы, давай купим, в моем детстве таких игрушек не было, радовались бы. Чему радоваться-то? Тому, что мне купили очередную игрушку, которая мне и так была не нужна? Да, радость великая… клянусь, если у меня когда-нибудь будут дети, я не буду покупать им исключительно те игрушки, которые хотелось бы самой.
В Кургане у отца жила сестра – тетя Зина, относилась она ко мне, вроде бы, вполне радушно, и все-таки она меня пугала. В отличие от меня и матери, она не скрывала и не сдерживала эмоции. Она моментально переходила из состояния «милая тетя» в «дьявольская фурия», на ровном месте могла: накричать, повысить голос, нахамить, кинуться в драку, прилюдно ударить сына. Не спорю, кузен был не подарок, так же как и мать, легко выходил из себя и впадал в истерики.
Когда я была меньше, мы как-то приехали к ним в гости, мы, вроде бы, вполне мирно играли с братом, потом, видимо, поссорились. Он меня или толкнул или ударил чем-то и рассек кожу на голове, так что на затылке остался шрам. Я этого даже не помнила, а мама постоянно припоминала этот случай отцу и тетке.
Тетя была замужем несколько раз и в то время числилась в очередном разводе. В комнате, на стене, висела фотография мужчины, я всегда думала, что это отец двоюродного брата, хоть, оно явно не похожи. Удивилась, узнав, что – нет.
– Ты, сейчас шутишь? – обиделся кузен. – Это мне не отец! Да, он даже не похож на него! Ты же видела моего отца – вы приезжали к нам в гости. – Ага, когда мне было года три, да я этого в упор не помню. Я не верила матери, что мы жили где-то в другом месте, пока она не показала мне фотографии. Больше всего маму удивляло, что я не скучала по друзьям, которые у меня там были. – Смотри, – она показала мне очередную фотографию, – Мальчик – это Сережа, сын моей подруги, они до сих пор там живут, хочешь, можем съездить в гости или их пригласить. Кучерявая девочка – Валя, вроде бы. С ее матерью работали вместе, они переехали раньше нас, потом снова переехали, она уволилась и мы потеряли связь. Вы были не разлей вода, вместе выгоняли других детей из песочницы, сгоняли с качелей, – она улыбнулась. – Подруги говорили, что их дети скучают по тебе, я думала и ты будешь скучать по ним, но ты просто нашла себе других друзей. Не знаю, как ты можешь не помнить? Ты тогда такой атаманкой была: тебя весь детский сад боялся и воспитатели на тебя без конца жаловались. А, потом тебя вдруг как подменили…
– Это первый муж моей матери, он умер еще до моего рождения, мама до сих пор винит его в смерти брата и ругается на фотографию, – нехотя пробубнил он и ушел в другую комнату. Брат обиделся, по его мнению, я это должна была помнить его отца. Но, где-то в возрасте пяти лет меня щедро «накрыла» детская амнезия, благодаря которой собственного детства я почти не помнила.
Мама долго не хотела говорить, в чем дело: – У тети Зины есть старший ребенок, он просто с ними не живет, он живет у родственников. Когда тетя Зина вышла замуж, то отправила его к родственникам…
– К каким родственникам? – и она думает, что я поверю в это. – Он сказал, что его брат умер.
Лично для меня из этого следовало то, что у меня был брат, пусть двоюродный, родных-то у меня нет, и я хотела знать, что с ним случилось.
– Он гостит у родственников, – продолжала стоять на своем мать. Что что-то здесь не так, было понятно по интонации. – Ну, ты ведь знаешь эту историю.
– Не знаю, – возможно, где-то что-то слышала краем уха, но забыла.
В ответ мать тяжело вздохнула: – Не надо было тебя к ним отпускать, я знала, что когда-нибудь ты придешь ко мне с вопросами.
А, к кому мне еще идти? Брат не захотел отвечать, отец, в любой затруднительной ситуации – просто отправлял меня спрашивать к матери. Нет, один раз он честно попытался ответить на мои вопросы, но после скандала, который ему устроила мать – больше даже не пытался.
– Что с ним случилось?
– Он умер еще до твоего рожденья.
– Почему? – повторила я. Те, у кого нет родных братьев и сестер – поймут. Это, как узнать, что вы не одиноки на этом свете. Пусть отношения с кузеном не складывались, но, ведь если бы его брат был жив, все могло быть по-другому. Да, для меня было важно узнать, что с ним произошло, ведь кроме тети и кузена других родственников я не знала. Мама переписывалась с родственниками отца, но они были где-то «там», где-то далеко и я их ни когда не видела.
– Тебе потом будут сниться кошмары, а виновата буду я.
– Не будут, – заверила я ее. – Просто скажи почему? Ты ведь знаешь, что я не отстану.
– А, почему это для тебя так важно? Он был маленьким, и это было давно – еще до твоего рождения…
– Мам, – не сдавалась я. – Помнишь, я спросила у тебя, какую книжку ты читаешь, ты сказала, что этот писатель жил давно – еще в позапрошлом веке. Дай угадаю: он умер до твоего рождения? Зачем ты читаешь книгу?
– Нашла с чем сравнить! – фыркнула мама.
– Мам у тебя есть сестра, у отца много братьев и сестер, у меня – ни кого. Он умер до моего рождения, но это – не значит, что он неважен. Он то же мой родственник, часть моей семьи, я хочу знать, что с ним случилось.
– Ладно, но потом не жалуйся: он утонул в ванной (действительно так и было).
– Тетка его утопила?
– Нет, тетка его не топила, и не говори так! Особенно не говори такого ей, – да, уж, ей скажешь, – Это была не такая ванна, как ты себе сейчас представляешь, а для детей. Она оставила его под присмотром, и вышла буквально на минуту. Но, тот, кто должен был следить за ребенком, недосмотрел и он утонул.
– Тетка виновата! – Как можно оставить маленького ребенка?
– Нет, не виновата! Было следствие, был суд – тетку признали не виновной. Ей надо было отойти буквально на минуту, она не просто так бросила ребенка, а оставила под присмотром и не кого-нибудь, а отца ребенка. Ему дали условный срок, но, в общем, выходит, что он то же не был виноват…
– Ребенок утонул и ни кто не виноват?
– Тетя Зина подала на развод и развелась. Ее муж долго пытался с ней помириться, засыпал цветами, звонил ей на работу, встречал ее с работы. В конце-концов она решила с ним встретиться, он купил цветы, и… в общем, его насмерть сбила машина, буквально в нескольких метрах от дома.
– Правда?
– Да, ты не представляешь, что тогда творилось с тетей Зиной: она боялась оставаться одна. Приезжала к нам посреди ночи. Мы ночевали у нее, она у нас. Да, еще черт меня дернул сходить на фильм ужасов в кинотеатр, мне то же начали сниться кошмары, как будто я живу на улице Вязов, я просыпалась по ночам с криками, Сережа (мой отец) тогда от нас двоих чуть сума не сошел.
Потом тетя Зина изменилась – это, как будто другой человек, до всего этого она была милой и веселой. Затем тетка снова вышла замуж и когда у них родился сын – она неделями не спала, боялась его хоть на мгновение потерять из виду. У нее как бзик какой-то начался: все время она проводила с сыном, все делала для сына, говорила только о своем сыне – с ней тогда даже разговаривать не возможно было – только «мой сын, мой сын, мой сын» и все. А, он таким избалованным засранцем вырос, в общем, ее муж всего этого не выдержал и они развелись. Тут тетя Зина всерьез взялась за воспитание своего избалованного сыночка.
– Мам, а что то кино было таким страшным? – какой еще вывод может сделать из всего этого ребенок? Все понятно: тетка не виновата, надо посмотреть кино, про которое говорила мама. Большая ошибка говорить ребенку о фильме ужасов, потому что теперь посмотреть это кино – чуть ли не цель жизни.
– Нет, – протянула мать, вот понятно же, что врет. – Мы выросли в другое время, во времена нашей юности не было фильмов ужасов, не было страшных книг. Достать какую-нибудь действительно хорошую книгу было очень сложно. Само по себе кино не страшное, просто нашему поколению – такое в новинку,пообещай, что не будешь пытаться посмотреть это кино, ты – еще маленькая.
– Конечно, – наивная, конечно – буду, а вот не надо было говорить. Шанс посмотреть кино появился довольно скоро: подруга знала, где ее родители хранят кассеты с фильмами ужасов и выкрала ключ. Мы посмотрели кино пока ее родителей не было дома – не произвело впечатления, мы уже и пострашней видели. Правда, потом меня все-таки начали мучать кошмары: воспоминание об утонувшем брате, «домике» от бункера с лестницей в вечную тьму и это кино переплелись воедино, так появилось то, что я называла «ужасом из глубины». Кошмары были в нескольких вариациях, но всегда про одно и то же: мне снилось, что я вышла на улицу, подруги должны были ждать меня на нашем обычном месте, я доходила до «домика» от бункера, из зарешеченных окон струилась вода, лужа темной жижи переливалась через поребрик на асфальт. Рядом с лужей начинали появляться следы от босых детских ног, они появлялись прямо на глазах. Цепочка следов потянулась мимо меня, прямо к моему подъезду, тут я обычно просыпалась. Другой вариант был страшнее: мне снилось, что я просыпаюсь, встаю и иду на кухню, от входной двери в зал тянутся мокрые следы, тяжелый взгляд упирается мне в спину, тот самый взгляд, то, что смотрело на меня из глубины бетонного колодца, здесь…
Нет, конечно, днем я понимала, что это – всего лишь детские страхи. Бункер всегда был закрыт, там ни кого нет, и смотреть на меня оттуда ни кто не мог. Но, когда я засыпала, мне вновь снился этот сон.
Школа – это отдельная глава моей жизни, что бы не запутаться, я просто напишу про нее отдельно. Все описываемые события относятся на период с семи – восьми до одиннадцати лет, потом мы уехали из Кургана. Хоть в происходящее становится все сложнее поверить, я ни чего не придумала, но могла запутаться в хронологическом порядке.
Мама все-таки пригласила того Сережу, вместе с его матерью, к нам в гости. Сережа оказался немного пухленьким, темноволосым мальчиком, примерно моего роста. Я встретила его мыслями «Ну, здравствуй, не знакомый мне мальчик с которым мы вместе играли в песочнице, только не надо об этом вспоминать». Вовсе не хотелось провести ближайшие несколько часов, кивая на «А, помнишь, как мы…?». Нет, не помню и не уверена, что хочу вспоминать. Если у нас как-то обошлось без воспоминаний о былых временах, то у мам – нет.
– Если не сбежим – мы обречены, – прошептала я ему, он кивнул. – Мам, мы погулять.
– Только далеко не уходите, а помнишь, как мы… – даже без обычного напутствия обошлось: не прыгать по крышам, не шататься по стройкам, не лазать по деревьям. Погуляли, относительно, рядом с домом, он высказал догадку, которая ни когда не приходила мне в голову, что моя мать, возможно, курит. Но, запомнился мне этот разговор, вовсе не поэтому.
– С чего ты взял? – запротестовала я. – Да, ты, можно сказать, впервые видишь мою мать. Только не говори, что помнишь про времена в песочнице! Я ни когда не видела ее с сигаретой, от нее ни когда не пахнет дымом.
– От моей то же, но она курит, это я уже давно понял. Нашел дома спрятанную пачку, пересчитал, потом еще раз пересчитал – она курит. Начал обращать более пристальное внимание на ее подруг – они все курят. Твоя мать, скорее всего, то же.
– Да, с чего ты взял?
– У вас в ванной пачка сигарет.
– Ну, да – отец курит.
– Его нет дома, то есть он уходит, берет с собой другую пачку, а из этой пачки курит когда дома?
– Ну, да.
– Тебе это не кажется странным?
– Он всегда так делает…
– Он делает так не просто так, а потому что так кому-то удобно. В данном случае – твоей матери, которая скрывает, что курит. Даже самые глупые привычки у людей появляются не на ровном месте и что-то значат. Хочешь что-то понять – наблюдай, главное это не то, что ты видишь, а то чего не видишь.
Не представляю даже где «мальчик из песочницы» этого набрался? Не верится, что ребенок в семь-восемь лет, может быть таким? Сережа был таким, во всяком случае, в то время. Меня пугала его недетская рассудительность, но, если нужно было к кому-то обратиться за советом, то – Сережа лучший кандидат. Он умел замечать, то чего другие, почему-то, не видели. А, мне, уже в то время, была крайне интересна его способность мыслить. Почему он замечает что-то, а другие нет? Откуда это берется? В чем разница между ним и другими детьми?
Может, через пару лет я бы и сама заметила, что мать курит, а тогда я просто не обращала внимания на эту привычку отца – ведь он действительно всегда так делал, сколько я себя помнила. Ладно, пробуем сделать, как он сказал – вывод: да, в те времена моя мать курила. Ну, и что? Лично для меня это абсолютно ни чего не значило: кто-то курит, кто-то нет – по мне так это их проблемы, могла бы и не скрываться.
Прошел год, наступило очередное лето, восемь-девять лет, но я до сих пор не умела кататься на велосипеде. У отца на меня ни когда не было времени. Мы жили на третьем этаже, а вытащить велосипед с третьего этажа на улицу и затащить потом обратно ребенку не так-то просто. Вероятнее всего ему было лень таскаться туда, сюда с велосипедом, на котором я все равно не умела кататься. Иногда, по требованию, он все-таки вытаскивал велосипед на улицу, пытался научить меня кататься на нем минут десять, а потом у него появлялись более срочные дела. Потом со мной мучилась мать, затаскивать велосипед назад, приходилось то же ей.
Все мои ровесники уже давно умели кататься, выходить из дома с велосипедом и с родителями, которые безуспешно пытались меня чему-то научить, к тому времени, было уже стыдно. И, я терпеть не могла когда меня катали на велосипеде: трястись на багажнике или отбивать пятую точку на раме – то еще удовольствие.
Когда подруги катались на велосипедах, я обычно просто сидела в стороне. Что я делаю не так? Почему у меня не получается?
Двор был большой, детей много, младшие запросто подходили к старшим с просьбами покатать их, иногда те и сами предлагали прокатить. Что-то вроде «что скучаешь, давай покатаю», в те времена это было просто – нормально. Это сейчас если подросток подойдет к маленькому ребенку и предложит покатать его на велосипеде – то, это, в первую очередь, повод для подозрений и беспокойства. И, данное действо вполне может закончиться судом.
– Что скучаешь? – рядом со мной сел подросток: темноволосый, средней комплекции. Я его раньше не видела, дом большой, детей и подростков и так много, а к лету их количество увеличивалось. Кто-то переезжал, к кому-то приезжали гости, возвращались учащиеся технарей и институтов. Встретить во дворе не знакомого ребенка или подростка – обычное явление. Ребята постарше не любили «чужаков» и с незнакомцами разговор, обычно, начинался просто, со слов: «из какой ты квартиры»? Наверное, так же стоит отметить, что это был не цент города, во всяком случае – тогда, дом стоял на отшибе, вокруг активно процветали стройки: магазины, жилые дома и отношение к «чужакам» было особенно настороженным.
– Я не умею кататься на велосипеде, – нехотя призналась я. В ответ вполне можно было услышать: «давай прокачу», «давай научу» или получить приглашение поиграть в мячик, в карты или во что-нибудь еще. Если бы я хотела, я бы и сама пошла играть с другими детьми.
– Хочешь, научу? – тот самодовольно улыбнулся.
– Так просто, думаешь? – обиделась я. Сколько б я не пыталась у меня не выходит.
– В самом навыке нет ни чего сложного, на самом деле здесь важна теория, а в теории все просто – главное держать равновесие. Педали в определенное положение, отталкиваешься другой ногой и просто держишь равновесие. Я много раз наблюдал, как родители пытаются научить детей, вцепившись в багажник, тащат за руль или вон, с горочки. В результате дети думают, что у них не выходит, но, на самом деле просто боятся и сами даже не пробуют научиться…
– Ты с кем говоришь? – ко мне подъехала подруга на велосипеде.
– А, кстати, как… – только вот рядом ни кого не было. Куда он делся? А, да и ладно. – Дай попробовать прокатиться.
– Ты же не умеешь, – хмыкнула та. – Хочешь, прокачу? Садись на багажник.
– Нет, спасибо, – у меня еще с прошлого раза не отошло, когда нас черт дернул поехать купаться на великах. Лично до меня, быстро дошло – какая это дурацкая идея. – Ну, дай попробую, тебе жалко?
– Ладно, – подруга слезла с велосипеда, – если че падай на траву.
Обычно так говорили родители, когда учили своих детей кататься. Руль, как обычно, начал вилять в руках, я уже прикидывала на какую сторону лучше шлепнуться и твердила про себя что главное – равновесие, у меня все-таки получилось. Я, наконец-то, научилась кататься на велосипеде. Мама сочла это очень подозрительным: – Ты столько времени не могла научиться, что бы мы, с твоим отцом, при этом не говорили и не делали. Но, вдруг, научилась, едва поговорив с каким-то мальчиком. И, что это за мальчик такой?
– Я не знаю.
– Ну, как его, хотя бы, зовут?
– Я не знаю, – ну, все, сейчас зарядит речь, о том, что нельзя общаться с незнакомыми. В свое оправдание могу сказать, что я хотела с ним познакомиться, но он ушел. Если он новенький, то его и так, уже достали вопросами: «Как твоя фамилия? Из какой ты квартиры?». – Я еще не в том возрасте, что бы интересоваться мальчиками.
– Могла бы просто спросить, как его зовут? – не унималась мать.
– В следующий раз так и сделаю.
– Ира! – угрожающие нотки в голосе, есть шанс оказаться под домашним арестом. На пару дней, потом она отойдет и решит, что это и впрямь не важно. Ну, не знаю, как кого-то зовут, и что? Может, он только переехал…
– Я говорила, что он старше, вероятно, ему более интересны девочки его возраста. Да, он всего-то сказал, что главное равновесие и ускакал в неизвестном направлении, раньше, чем я решила спросить, как его зовут. Зачем, вот, было весь этот допрос устраивать?
Мама продолжала считать, что в этом есть что-то странное, ребенок, который не мог долгое время научиться кататься на велосипеде – «вдруг» научился в один момент, едва поговорив с каким-то мальчиком, которого до этого ни когда не видел.
– Мы с твоим отцом говорили тебе то же самое, мы десятки раз повторяли тебе теорию, но у тебя все равно не получалось и «вдруг» получилось, когда тебе то же самое сказал «какой-то мальчик».
– Мам, я не знаю в чем дело, просто – поняла как надо.
– А, раньше почему не понимала?
– Да, не знаю, – отмахнулась я.
– Может, поспрашиваешь во дворе, что это за мальчик?
– Зачем?
– Просто интересно…
– Конечно, – даже не подумаю, мы поговорили всего несколько минут, он про меня уже и думать забыл, я его помнила только потому, что научилась кататься на велосипеде. Ну, и зачем мне его искать?
Больше она про него не спрашивала, буквально через несколько дней внимание мамы переключилось на другую цель – одну из недавно переехавших девочек. Которая «такая хорошая», тихая, милая, спокойная и гуляет все время возле дома, ни то, что мы. У нее была такая «идея-фикс», не то, что бы она считала моих подруг плохими, она считала, что зачастую ведем мы себя не как девочки. Спорить с этим было бесполезно, не знаю, как она представляла себе хороших девочек, но под ее представления мы явно не попадали. Она так и будет твердить про эту девочку, до тех пор пока я с ней не подружусь либо пока она сама не поймет, что та, по каким-то причинам в друзья мне не годится. Так уже было не однократно: «хорошая девочка» из другого подъезда. Как только мы более менее подружились, она перестала нравится маме и появилась другая хорошая девочка, с которой я «вот, бы подружилась». Мое мнение, при этом, в расчет почти ни когда не принималось. Видимо, в ее понимании «идеальная подруга» – это «маменькина дочка», от которой только и слышишь: «ой, я туда не пойду – мне мама запретила». Мне то же, но я все равно пойду. Или «подпевала» мнение которых, менялось по десятку раз на дню, в зависимости от того, что и от кого они услышали. Я и так в курсе своего мнения, поэтому, когда мне подпевают – мне не интересно. Предпочтительнее, когда у других есть свое мнение, пусть оно не всегда совпадает с моим, пусть с такими сложнее, но на много интереснее.
– Мам, у меня есть подруги.
– Может, среди появится хоть одна девочка?
– Ладно, о какой «девочке» ты говоришь?
– Сидит на скамейке с куклой.
– Ну, ты сейчас шутишь что ли? – уж лучше бы это была шутка. История моей неприязни к куклам началась в раннем детстве, которого я даже не помню. Кукла в красном платье – большая кукла с трех-четырехлетнего летнего ребенка, которую мои родители «достали с таким трудом». Не знаю, откуда они «достали», но, лучше бы, она там и оставалась. Когда мне ее подарили, с куклой я была одного роста. Я устраивала истерики, каждый раз, когда ее видела.
До недавнего времени куклы пылились на полке для игрушек. Днем я прекрасно понимала, что это просто куклы и не обращала на них внимания. Но, вот ночью, когда по стенам ползли корявые тени от веток деревьев, все менялось. Казалось, что она действительно таращится на меня со своей полки. А, не удивительно, что мне снились кошмары, однажды я решила, что с меня хватит и скинула всех кукол в ящик для игрушек под столом.