Читать книгу Сказки из Тени, или Записки Пустоты - Кирилл Борисович Килунин - Страница 9

Все так странно и запутанно в этой нашей с вами жизни, даже когда ты уверен, что у тебя что-то есть, то этого вполне может быть – совершенно нет. С Юю мы вместе учились в одном вузе, и по невысказанной договоренности не афишировали там свои чувства, конечно же, многие догадывались, стоило лишь поглядеть, как я на нее смотрю…, как жду ее прихода и каждый раз радуюсь новой встрече.

Знал ли я о том, что большинство слов сказанных мне Юю – ложь? Конечно же, знал, но я знал так же о том, что она меня все таки любит, по своему… Возможно кому-то это покажется извращением. Но вот такая любовь, замешанная на обмане, и самообмане, предательстве, притворстве, искреннем желании отдать или забрать последнее, обогреть и сжечь. Если посмотреть на все это совершенно с другой стороны, то это было ее простое человеческое желание – быть счастливой. Юю довольно рано догадавшись, что в нашем мире нельзя получить все сразу, словно детскую мозаику или набор цветных пазлов, слепила искомое благо из совершенно разных кусочков, взяв у разных людей недостающие ей для счастья части. Можно долго любоваться собранной из пазлов картинкой, но как бы, не была она совершенна и прекрасна, выпадение всего лишь одного кусочка, подобно вселенскому катаклизму, потому что, в одно мгновение рушит всю собранную с таким трудом картину целиком. Ты можешь собирать ее снова и снова, но она безнадежна, как разбитая и склеенная заново ваза, на нее еще можно смотреть, даже любовно созерцать, наслаждаясь издалека, когда не видно искусно замазанных трещин, но пользоваться ею в быту невозможно.

Только любовь делает тебя полноценным человеком, все восприятие мира меняется, и ты понимаешь, что больше не в состоянии довольствоваться малым. Или все, или ничего… Всего лишь один луч солнца, квадратный метр неба, или кусочек земли, этого не хватит, чтобы жить. Я не хотел быть частью мозаики, дополняющим общую картину чьего то счастья пазлом. Я так и заявил Юю, а она предложила остаться друзьями.

– То, что я могу простить любимой женщине, я никогда не прощу другу. – Мне не нужны такие друзья, – хотелось пафосно бросить ей в лицо, а я всего лишь шептал. Кажется, убеждая в этом вовсе не ее, а себя.

Мы, все-таки расстались… Первые две недели – был совершенный ад, а если по правде, последующие два года тоже. Труднее всего было не отвечать на ее телефонные звонки, а еще я видел ее везде: в толпе на троллейбусной остановке, в бакалейной лавке покупающей двести граммов голландского сыра, среди спешащих сумеречных прохожих, в чужих городах, в которых я был случайным гостем, даже у неба были ее глаза… Самое ужасное, что я не мог найти, то, что могло ее заменить, хотя–бы ненадолго. Перепробовав уличные знакомства, бары и излишне веселые компании, я поддался на авантюру друзей, попробовать продажной любви. Болтали мы об этом часто, даже те, у кого были постоянные девчонки и периодический здоровый секс. Треп, обычный пацанский треп, но что-то в этот раз пошло не так как обычно, среди нас не было никого из прекрасной половины человечества, ящик «Балтики» на пятерых, хорошее, демократичное пиво «№ 3», решает многие проблемы, но только не те, которые мы создаем себе сами. Безумный «Рамштайн», немецкий хаос в русской душе. Чья-то пьяная шутка с телефоном и случайно выбранным газетным объявлением, о предоставлении приятного отдыха для мужчин, ищущих ласки. Потрепанная черная «Волга» и три жрицы любви, к тому времени, нас осталось только трое…

Сутенеры, лысый толстяк и дерганный рыжий амбал, обожгли нас оценивающим взглядом.

– Товар смотреть будем, – осклабился рыжий.

– Будем, – согласился кто-то из нас троих.

– Ну что кошки, работать, – толстяк со скрипом приоткрыл дверцу Волги, откуда выскользнули три, вполне симпатичных молоденьких гурии, как мы и сказали диспетчеру: грудастая блонди, худощавая большеглазая брюнетка и явно крашенная, рыжая ведьмочка – хохотушка. – Если не понравилось, привезем других, – толстяк по залихвацки хлопнул блондинку по оттопыренной попке.

– Да нет, уже нравятся, все путем братан, – мой взгляд прикипел к милой брюнетке с ее большими, похожими на горные озера глазами.

– Деньги вперед, – рыжий сделал шаг в нашем направлении, пряча большие узловатые ладони в карманах своей балахонистой кожаной куртки.

– Кто-то из нас протянул ему заранее приготовленную пачку денег. – Как и договаривались, на всю ночь…

– За кошками приедем утром, – толстяк уже запрыгивал в машину, а рыжий детина все тормозил.

– Приятно повеселится, пацаны.

Но ни кто из нас, его уже не слушал. У всех троих взыграли гормоны, оставалась лишь маленькая локальная проблема, как разместится теперь уже вшестером в однокомнатной квартире. Под откровенные смешочки разрезвившихся путанок, мы просто тянули спички. Приятелям достались параллельные диваны в единственной комнате, а мне на выбор кухня или ванная, я выбрал ванную, вообще люблю воду и все чистое, даже если это просто секс с проституткой.

– Хочешь вина? – она кивнула. – Как тебя зовут? – она поправила кудрявую черную прядку, укрывшую на мгновение ее восточные глаза, настоянные на миндале. Посмотрела на меня как то по новому, задумчиво, что – ли.

– Энигма, – бросила, потупившись, на этот раз ее полные бархатные губки остались неподвижны, только расширившиеся зрачки улыбались.

– Я быстро, Загадка. Не бойся, я добрый, и немного знаю английский… Хм.

А ребята мои уже дорвались до сладкого, никаких тебе дурацких прелюдий, один самозабвенный трах. Они имели грудастую блондинку, и рыжую хохотушку в одинаковой позе, поставив девчонок на колени и зайдя сзади. Диваны скрипели в унисон, путанки вполне искренне стонали, создавая эффект стереозвука, дополняемый натужным страстным пыхтением молодых оголодавших парней. Между прочим, это здорово заводило, я схватил со стола раскупоренную бутылку «Токая» и бокал, и тихо ретировался, не мешая этой милой вакханалии.

Когда я распахнул двери ванной, в моих глазах полыхал настоящий лесной пожар, Загадка, сняв кожаную юбку, принялась за свою розовую кофточку, кружевные невесомы трусики, я снял с нее сам, а лифчик она не носила.

– Включи горячий душ, сказал я, отворачиваясь к двери, медленно раздеваясь сам, резко отказавшись от ее навязчивой помощи.

– А ты красивый, она стояла ванной, совершенно обнажена, так же как и я в эту минуту. В зрачках веселье, на полных бархатных губках задумчивая улыбка.

– Тебе это мешает?! – интонация моего голоса, после многообещающего начала нашего знакомства, прозвучала излишне грубо. Я протянул ей наполненный вином бокал. Она, сделав маленький глоточек, поставила его на стеклянную полку, облизывая губы с остатками помады.

– Совсем даже нет, – Загадка стушевалась, – Даже наоборот приятно, что Ты… такой....

– Можно я тебя вымою? – возможно, это даже для нее прозвучало странно, но она согласилась.

Не знаю, что стало с моим лесным пожаром, животной страстью, она никуда не ушла, лишь временно расплылась обволакивающим невесомым облаком, касаясь наших обнаженных тел, и мне казалось, что теперь я чувствую каждой клеточкой кожи. Медленно водя мягкой губкой и розовым пенистым мылом, присев я дотрагивался сначала до ее голеней, медленно поднимаясь по ноге выше…, нежно целуя каждый сантиметр вымытой, пахнущей теперь земляничной поляной кожи. Внутренняя сторона бедер, бритый лобок, плоский загорелый живот, небольшие крепкие груди с соцветиями шоколадных сосков, еще поцелуй и еще, сто семьдесят первый, и двести второй – ее шея, подбородок…

– Можно я поцелую тебя в губы? – Загадка, согласно кивает. В ее глазах испуг и сладкая истома.

Ее губы раскрываются, как два бесстыдных распухших розовых бутона, а я все никак не могу, ими насытится. Отрываюсь с трудом, на прощание, дотрагиваясь до них самым кончиком языка. Я обнимаю Загадку и усаживаю ее на краешек ванны, раздвигаю ноги и медленно вхожу в ее жаркое влажное лоно. Так и не выпуская ее тела, нежно придерживая его руками, наращиваю ритм, нашептывая ее изголодавшейся душе самые сумасшедшие признания в любви, которые приходят в голову, конечно же, в моих полуприкрытых глазах – Юю, это именно ее я люблю сейчас, и все слова и ласки только для нее одной. Загадка томно вскрикивает в кровь расцарапывая мою спину, судорожно сжимается приподнимая бедра, кажется кончая, впервые за эту ночь шепча мне на ухо:

– Лю-би-мый…

И я знаю, что причиной ее оргазма стали мои лживые слова, а не ласки…

И я продолжаю свои простые движения, доводя теперь уже свою взбунтовавшуюся плоть до экстаза, шепча в ее душу:

– Юю, Ты для меня одна. Я люблю только тебя. Ты самая лучшая жемчужина мира, ведь ты совершенна. – Я все беру, а она самозабвенно отдается мне, за эту ночь еще три раза. Мое тело насыщается в край, ее душа то же полна. Закутанная в белоснежную махровую простыню, Загадка, словно ангел засыпает в моих объятьях, посреди кухни с выключенным светом и яркими северными звездами в проеме окон, в большом, притащенном мною, плюшевом кресле. Ночь нежна…

А утром, я просыпаюсь от одуряющего запаха свежее сваренного кофе. Мне двадцать шесть, большой мальчик, наверное, поэтому сплю с проституткой. А Загадка уже, совершенно одетая мечется по кухне, готовя нехитрый завтрак.

– Ты проснулся? Знаешь, девчонки уехали, а парни ушли за пивом. Я никогда не варила кофе, попробуй, вдруг понравится. – В ее больших миндалевидных глазах – страх, надежда, нечто по солнечному теплое. А в зрачках – полная безнадежность.

– Я не люблю кофе, – мои глаза лгут.

– Можно поговорить с тобою серьезно, – Энигма стоит, отвернувшись ко мне спиною, но и без этого видно как дрожит каждый мускул ее хрупкого тела.

– Нет, это не к чему…., – я незаметно, маленькими глотками отпиваю из чашки дымящийся свежее смолотый кофе. Я вор… – «Божественно, необычайно вкусно, никогда такого не пил…», – но я и никогда этого ей не скажу, потому что знаю точно – через десять минут она уйдет. Я вор… но не убийца, тем более с мерзкой приставкой – «само…» За окном идет снег, со скрипом рессор останавливается черная Волга, из которой выходят толстяк и рыжий, сладкая парочка, ее, Загадкины сутенеры.

– Я никому и никогда не признавалась в любви, – она все так же стоит ко мне спиной. – Мне двадцать семь, и я никого, никогда не любила. Я знаю, что это звучит по-идиотски, но хочешь, я все брошу…!

– Зачем? – кофейня чашка показывает дно, с густой ароматной лужицей гущи.

– Потому что я тебя люблю, – теперь, Загадка, обернувшись, смотрит прямо в мои глаза.

– А я тебя нет, – я не могу видеть своего отражения, но кажется, мои глаза снова лгут.

Она отворачивается, на ее полных бархатных губках играет совершенно кривая улыбка, глаза пусты, лишь зрачки плачут.

– Ты проводишь меня?

– Да, – я растерян. – Ты даже не спросила моего имени! – сам не замечаю, как начинаю кричать.

– Теперь этого ненужно. Совершенно не нужно…– стучат ее каблучки. Улица обволакивает зимней прохладой, ветер дышит в лицо, на деревьях сине – белый иней… Горечь выхлопных газов от припаркованной рядом машины, конечно же, это черная «Волга». С веток медленно поднимается стая ворон, во дворе кроме нас никого.

– Все в порядке, кошка? – благосклонно кивнув мне, спрашивает толстяк у стоящей ко мне спиною Загадки.

– Сволочь, ублюдок, гад!!! – Загадка, развернувшись ко мне, хочет расцарапать ногтями мое лицо, а рыжий детина пытается ее оттащить.

– Он что-то сделал с тобою плохое, – хмурится толстяк, сжимая кулаки.

– Нет! Нет! Поехали отсюда, это я дура… – рыжий отпускает ее, и с довольной ухмылкой раскуривает Золотой «Кэмел», запрыгивая в машину, занимая место водителя, а Загадка садится рядом.

– Парень, у тебя есть к ней претензии? – спрашивает толстяк все так же, продолжая хмуриться.

– Нет, все было просто супер. Она прелесть, никогда не спал с такой милашкой.

– Кошкой, – поправляет толстяк. Не забывай наш телефон, парень.

– Не забуду, – отвечаю я, улыбаясь, а в глазах – ледяная пустыня. Я себя презираю…

К подъезду подгребают друзья с пивом, это «Балтика» «Тройка», черная «Волга» увозит навсегда из моей жизни Энигму (Загадку, если по – русски), и я напиваюсь до беспамятства, отправляясь бродить в одиночестве по Синему Лесу…