Читать книгу Невешайнос и перстень Звездочёта - Кирилл Денякин - Страница 5
Часть первая. Невешайнос и новые происки Тилюда
Глава 4
«А не послать ли перстень с аистами?» Встреча с одноухой волчицей.
ОглавлениеИз-за летней засухи урожай орехов был плохой, грибов тоже почти не было. Только в конце сентября после тёплых и сильных дождей пошла волна поздних грибов. Зато было много пролётной водоплавающей птицы, охотиться на которую выходили несколько раз. Много уток и гусей накоптили впрок. Незадолго до отлёта аистов Невешайнос обратился к Клему:
– А что если мы попросим отца, чтобы он весной прислал с аистами волшебный перстень? Ведь он, по-видимому, спрятан в дупле нашего грецкого ореха?
– А вдруг на обратном пути птиц кто-нибудь убьёт? Или они станут добычей какого-нибудь орла? По-моему без разрешения сударыни Липы этого делать нельзя. Можно послать ей письмо с голубем, но лучше сходи ты сам.
Так и решили и на другое утро Невешайнос, взяв с собой корзинку, чтобы на обратном пути набрать орехов, отправился к сударыне Липе. Но она идею Невешайноса не поддержала, высказав теже соображения, что и Клем.
– Теперь, – сказала она, – когда волшебный перстень нашёлся, было бы крайне обидно, если бы вмешалась какая-нибудь дикая случайность. Ведь аиста могут и подстрелить по дороге. Ты же знаешь, что из-за небывалой засухи в стране плохой урожай. У крестьян нет хлеба и мало кормов для скота и хотя к аистам у нас было всегда самое доброе отношение, но может найтись какой-нибудь голодный человек, который поднимет руку на эту птицу. И где тогда искать перстень? Кому он попадёт в руки и сколько зла может принести людям? Нет, дождёмся, когда пройдут твои пять лет, и ты сможешь пойти за ним сам.
– Ой, ещё столько ждать! А вдруг наш орех засохнет, и его спилят?
– Хорошо, если ты хочешь вернуться домой раньше, я тебе в этом помогу. Дождись только начала зимы, когда вы с Эмом опять приедете ко мне на учёбу.
Домой Невешайнос, можно сказать не шёл, а летел, хотя и нёс в руках полную корзину орехов. До дома оставалось не больше часа ходьбы, когда какое-то шестое чувство заставило его обернуться: волки, пять штук. И впереди на этот раз его старая знакомая волчица, у которой отрублено левое ухо. За ней, видимо, самец, двое молодых, а на порядочном расстоянии от них ковыляет тоже старый знакомый – волк без передней правой ноги.
Первой мыслью было бежать, бросить корзинку и бежать. Благо волшебные сапоги могли унести его от любой лошади. Но ведь волки бегают быстрее лошадей. Из оружия был только охотничий нож. И снега, который спас в тот раз, нет, только сухие листья под ногами. Звери неслись большими скачками, думать было некогда. Тул огляделся, увидел в стороне развесистый дуб и припустился к нему изо всех сил. Корзину взял с собой. По дороге несколькими ударами ножа отрубил молодую берёзку, двумя-тремя махами очистил её от ветвей и, подбежав к дубу, снял сапоги, закинул их в развилку, цепляясь руками– ногами, забрался сам, зацепив предварительно ручку корзины ремнём. И едва успел втянуть в эту же развилку корзину, как волки, подбежав, окружили дуб с четырёх сторон. Вскоре приковылял и безногий волк. Звери тяжело дышали, видно было, что гнались за Тулом они давно. Наверное, где-то наткнулись на его следы, и волчица повела свою новую семью мстить за гибель первого супруга. С высунутых языков капала слюна. Звери были гладкие, с ровной блестящей шерстью. За Тулом на этот раз их гнал не голод, а жажда мести.
Понимая, что их пленник никуда не денется, они сначала уселись под деревом, а молодые даже легли. Тул между тем, повесив корзинку на сучок, выше того сука на котором сидел сам, мастерил с помощью ножа из гибкой ветки дуба подобие камнеметательной машины, о которой он читал зимой в одной из книг у сударыни Липы. Вот он, наконец, сделал и, используя орех в качестве снаряда, угодил почти в глаз волчице. Такая дерзость будущей добычи глубоко возмутила старую разбойницу и она совсем по-собачьи взвизгнув от боли, недовольным рыком подняла отдыхающее семейство. Дескать, ишь, расселись, когда дело ещё не сделано. Самец подпрыгнул, пытаясь достать Тула. И хотя тот сидел на высоте не менее шести локтей, зубы самца лязгнули возле самой ноги Тула.
– Ого, ты, я вижу, наловчился прыгать, – отметил Тул и перебрался на следующий сук, не такой широкий и удобный, но зато вполне безопасный. И вовремя, потому что волчица показала себя ещё лучшим прыгуном и, если бы первой прыгнула она, то трудно сказать, чем бы дело кончилось для Тула. Во всяком случае, в ногу ему она бы вцепилась. Но теперь он был в полной безопасности. Была еда – орехи, на дне глиняной фляжки плескалось немного воды. Но сколько времени можно было выдержать эту осаду?
Тул выстрелил ещё и на этот раз попал волчице по лбу. Судя по тому, как она дёрнулась, больно. Молодые вопросительно посмотрели на мать. Она что-то им ответила и начались состязания, кто выше прыгнет. Но новая позиция Тула была недосягаема для зверей. Осенний день клонился к закату.
– А ведь, пожалуй, они могут взять меня измором, – подумал Тул. – Наши меня сегодня не хватятся, подумают, что я остался ночевать у сударыни Липы. Да и завтра начнут беспокоится только к вечеру. А на этой ветке не заснёшь, надо поискать поудобнее.
Оглядев дуб внимательно, Невешайнос увидел, что немного выше основной ствол разделяется на три части, образуя удобное сиденье даже с двумя спинками. Третий отходил почти горизонтально, что позволяло вытянуть ноги. Звери были явно разочарованы новым перемещением своего пленника и, прекратив бесполезные прыжки, улеглись под деревом, нам, мол, спешить некуда. Но после нескольких метких выстрелов Тула, одним из которых он попал в глаз волку, по команде волчицы отошли на безопасное расстояние и там улеглись.
Тул огляделся, кто бы мог помочь? В воздухе, видимо, ожидая добычи, кружилось несколько ворон. На сосне трещала сорока, оповещая лес о происшествии. С шумом пролетела к болоту стая уток. Это всё не помощники. Как на зло, ни синиц, ни поползней, ни воробьёв, эти вообще в лесу не живут, ни ласточек. В осеннем лесу птиц мало.
– На ладно, – решил Тул. – Пока повоюю один, а днём, наверное, кого-нибудь увижу. Найдя подходящую ветвь дуба, согнул её для лука, использовав в качестве тетивы ремешок, которым перевязывал заплечный мешок. Потом вырезал из ствола берёзы штук шесть стрел, заточил их концы. Звери, сколько можно было видеть в надвигающихся сумерках, насторожённо следили за его занятием. Но когда первая стрела ударила в бок волчице, лишь слегка поцарапав кожу, вскочили и отбежали ещё подальше. Теперь стрелять было бесполезно, на таком расстоянии стрела только пугала и Невешайнос повесил самодельный лук на сучок, а стрелы положил в корзину, может быть, ещё пригодятся.
Солнце перестало золотить верхушки деревьев, и вскоре на лес опустилась ночь. Звери как будто заснули, но стоило Невешайносу произвести какой-нибудь шум, как тут же кто-то из них вскакивал на ноги. Невешайнос заметил, что самец и один молодой волк куда-то ушли. Вскоре из глубины леса донёсся жуткий предсмертный вопль зайца. Спустя час или два (а может, всего 10-15 минут, время в таком положении не идёт, а ползёт) опять визг, скорее всего молодого кабана. Потом уже в полной темноте внизу раздалось какое-то сопение, хруст, чавканье. Пять пар глаз светились жутким голубоватым огнём в одном месте. Видимо охотники вернулись с добычей и оделяли ею осаждающих. На всякий случай Тул послал в ту сторону стрелу, но, судя по молчанию, ни в кого не попал.
Хотелось спать и, чтобы не свалиться во сне, Тул привязал себя ремнём к стволу и задремал. Сон, конечно, не шёл, и сидеть было жёстко, и холод залез под рубашку, а во второй половине ночи с недалёкого болота поползли волны густого тумана. Тул подумал, что если бы он имел дело с людьми, то мог бы смело спуститься с дерева и, оторвавшись от преследователей хотя бы на пятнадцать-двадцать шагов, растворился бы в этом тумане. Но волки его, конечно, моментально найдут по запаху, так что надо сидеть и ждать. Но чего? Воды осталось на два глотка. Орехов, правда, полная корзина. На дне мешка он обнаружил кусок окаменевшей, но такой вкусной сейчас лепёшки, одна беда – маленький.
Утром туман в лесу немного рассеялся, и Невешайнос решил, что надо действовать. Он заточил до возможной остроты тонкий конец ствола берёзы и, сделав вокруг его толстого конца кольцевидную бороздку, обвязал по ней конец копья ремешком, разобрав, ставший бесполезным, лук. Другой конец ремешка он привязал к ветви дуба. После этого он спустился пониже, как бы приглашая волков напасть на себя. И они не заставили долго ждать. Первым прыгнул один из молодых волков. Но едва он взмыл в воздух, как самодельное копьё Тула вонзилось ему прямо в пасть. Волк дёрнулся, упал, копьё вышло из пасти и вместе с ним хлынул целый ручей крови. Видимо копьё достало до лёгких.
Волчица, поражённая гибели своей, как разглядел Тул, дочери, взвилась в воздух как подброшенная какой-то силой, и зубы её лязгнули по сапогам Тула. И тот ещё раз поблагодарил их неведомого создателя: на сапогах не осталось даже царапины, хотя острые клыки могли бы их и прокусить. Копьё Тула, брошенное в волчицу, лишь скользнуло по её боку. Однако стоять на нижней ветке стало опасно: с другой стороны взлетел в воздух колченогий волк, за ним самец, но Тул уже перебрался повыше. Волчица подошла к мёртвой дочери, опять так же, как позапрошлой зимой над телом самца, коротко взвыла, но на этот раз не повела прочь семью, а расположилась поодаль рядом с хромым сыном. Через некоторое время оба они куда-то ушли.
– Что ж, – сказал Тул вслух, – вызовем на бой эту парочку.
Он отвязал копьё от ветки, взял в левую руку нож, в правую копьё, спустился на нижнюю ветку, нависавшую над землёй в двух-трёх локтях, и спрыгнул с неё, встав спиной к дереву. Оба волка как по команде бросились к Тулу. Но их встретило копьё, в чьей грозной силе они уже могли убедиться. Звери ловко увёртывались от ударов Тула, но и подойти к Тулу никак не могли, а когда старый волк пытался напасть сбоку, Тул огрел его по правому боку с такой силой, что чуть не сломал копьё, и тот, зарычав от боли, отскочил подальше. Перевес как будто стал склоняться в сторону Невешайноса, но тут он увидел, как распластываясь в воздухе несутся к нему со стороны болота трое волков. Стало ясно, что надо отступать. Тул повернулся спиной к волкам, надеясь, что успеет взобраться на безопасную высоту, прислонил копьё к стволу и уже начал было вскарабкиваться на третью снизу ветку, как дикая боль пронзила его под левой лопаткой. Это молодой волк молнией метнулся к стоящему спиной противнику и, не достав до шеи, вцепился в него чуть ниже и левее лопатки. От боли Тул громко закричал, но самообладания не потерял и всадил левой рукой нож под левое ребро волка, видимо, в сердце. Тот сразу как-то обмяк, но, не разжав зубов, так и остался висеть на Туле, не давая ему подниматься. Старый волк тоже успел оправиться от удара и напал на Тула справа, хотя ему и мешали ветви дуба. Тул изловчился и лягнул его по носу, тот отскочил, но положение не стало легче. Молодой волк по-прежнему висел на Туле, и он чувствовал, как своя кровь заливает ему спину, а волчья – ноги. Напрягая все силы Тул рванулся вверх, пока к врагу не прибыло подкрепление. И в это время он услышал сначала выстрел, а потом лай собаки и голоса людей.
– Дядя, я здесь! – закричал он слабеющим голосом.
– Тул, сынок, держись!
Старый волк, услышав голоса, тут же метнулся в чащу леса. Волчица и остальные волки – тоже. Тул медленно сполз с дерева навстречу Клему, Геллону, Эму и Верному. Дядя был с мушкетом, из ствола которого ещё шёл дымок, и саблей набоку, остальные с арбалетами.
Рана Тула оказалась довольно серьёзной. Чтобы оторвать намертво вцепившегося волка, пришлось разжимать его зубы ножом. Кусок мяса, вырванный из-под лопатки Тула, болтался на лоскутке кожи. Рану тут же перевязали. От пережитого волнения и большой потери крови Тула била лихорадка, сил, чтобы идти, не было. Решили сделать для него носилки. Пока Клем с Геллоном их делали, Эм притащил убитого отцом волка и сложил вместе с двумя, убитыми Тулом.
– Что будем делать с ними? – спросил Клем. – Надо бы шкуру снять, они уже, я смотрю, вылиняли. Зима, наверное, будет ранней. Донесёте вдвоём Тула?
– Донести-то донесём, – ответил Геллон, – да тебе нельзя оставаться одному, волки могут назад вернуться, их ведь четверо осталось, а ты один.
– А нас тоже четверо. – возразил Клем, – я, Верный, мушкет и сабля.
– Ну из мушкета ты в лучшем случае подстрелишь одного, а больше не успеешь, очень уж долго его заряжать, – не согласился с другом Геллон. – Плюнь ты на этих волков и пошли домой. А то Тул кровью истечёт.
Тут уж вмешался раненый:
– Жалко бросать такие шкуры. Давайте я пока полежу, только дайте мне попить, а вы все возьмитесь снимать шкуры. А рану мне завязали хорошо. Я чувствую, что кровь больше не течёт.
Действительно, всем и особенно Тулу, было жалко бросать шкуры волков, а отложить это дело было нельзя: в воздухе над местом побоища, предвкушая поживу, же кружились десятки ворон и с каждой минутой их становилось всё больше. Брось убитых волков без присмотра, и через несколько часов от них останутся одни кости.
Тула положили в тень на носилках, дали ему кусок копчёной утки, лепёшку, а все здоровые занялись снятием шкур. Быстрее всех, конечно, с этим делом справился Геллон. Ему часто приходилось снимать шкуры с животных, убитых на королевской охоте. Он помог Эму, который почти не имел навыков в этом деле.
Не прошло и часа, как всё было закончено. Шкуры увязали в узел и отправились в путь.
С носилками по болоту, хотя и изрядно подсохшему за жаркое сухое лето, идти было трудно, да и опасно, поэтому пошли по обходной дороге, по которой два года назад Клем вёл тилюдовцев.
Идти по лесу тоже было тяжело – то кто-нибудь спотыкался о корень, то цеплялся за стебли растущей тут в обилии ежевики. Каждый такой толчок больно отзывался на раненном. Он хотя и старался сдерживаться, но всё же иногда издавал стон.
– Терпи, сынок, теперь уже немного осталось, – утешал его Клем, хотя оставалось ещё больше часа. Чтобы отвлечься от боли, Невешайнос стал расспрашивать своих носильщиков, почему они отправились к нему на помощь. Оказалось, что утром сударыня Липа прислала голубя с такой запиской: Если Тул ещё не вернулся домой, немедленно идите с оружием ему навстречу. Я видела очень плохой сон. Я сейчас выезжаю по его следам.
– А почему же ты оказался так низко на дереве, что волк мог вцепиться в тебя? – спросил Тула Геллон. – Ведь корзина с орехами была у тебя вон как высоко, а ты почему-то совсем низко.
И тогда Тул рассказал всю историю своей битвы с волками, и Клем, и Геллон дружно осудили его за проявленное безрассудство. Геллон предположил, что волчица, наверное, нарочно увела ещё троих волков, чтобы выманить Тула с дерева и очень удивился, увидев, что волчица бегала за подкреплением.
– Никогда не слышал, чтобы волки так поступали, – сказал он. – Очевидно, эта волчица – очень умный и опасный зверь. Будь осторожен Тул, она тебя в покое не оставит. Её обязательно надо выследить и убить.
Когда раненного принесли домой, оказалось, что там его уже ждала сударыня Липа. Она только что приехала на Гордом болотом и по дороге видела место битвы. Внимательно осмотрев рану, она чуткими, прохладными пальцами осторожно вложила на место вырванный кусок мясо под лопаткой, потом смазала рану какой-то мазью, положила на неё сверху несколько давленных листьев подорожника и забинтовала её. Затем она примотала левую руку от локтя до плеча к туловищу, чтобы рана оставалась неподвижной и дала Тулу несколько капель какой-то пахучей тёмной жидкости, и он погрузился в глубокий сон.
– Как проснётся, напоите его куриным бульоном и дайте ему клюквы, – сказала она Анне. – Пусть немножко пободруствует, а потом я ему опять дам снотворного. Пусть спит как можно больше.
– А как вы узнали, что Тулу нужна помощь?
– Я увидела во сне очень отчётливо, что Тул сидит на дереве, а вокруг него прыгают волки и с каждым разом всё больше подбираются к нему, вот-вот вцепятся ему в горло, а ему уже некуда деться. Я тут же отправила вам голубя, а сама – верхом на Гордого и к вам.
– А вы не боялись, что волки нападут на вас?
– Ну, мой Гордый уже не одного волка убил своими подковами, да и дядюшка Теренс сделал мне такую плётку со свинцом на конце, что может убить и медведя, не только волка.
Больной Невешайнос проспал с маленькими перерывами трое суток. По прошествии этого времени сударыня Липа освободила ему левую руку, но не разрешила ему ничего ею делать, чтобы не потревожить рану. Убедившись, что заживление происходит нормально, ещё через неделю она уехала домой, наказав в случае каких-либо осложнений немедленно слать голубя.
Но молодой организм уверенно брал своё и ещё через неделю Тул почувствовал, что рука его совершенно здорова. Только при перемене погоды, особенно перед дождём или снегопадом, укушенное место начинало ныть, как будто отрываясь от тела. Но Тул не огорчался, а даже смеялся, говоря, что он теперь не хуже муравьёв знает, будет сегодня дождь или нет.