Читать книгу Предатель рядом - Кирилл Казанцев - Страница 8

Копаев разочаровал Амалию и приехавшего с ней оперативника таможни Суровцева. Не выходя из машины, он опустил стекло и бросил:

– Ребята, я сейчас по одному адресу прокачусь. Кстати, Андрей, твоя информация оказалась интересной. Только нужно найти того, кто мог видеть убийцу Игоря. За ним-то я и еду.

– Так мы поедем с тобой! – обрадовалась Амелия.

«Их только в атлетическом зале не хватало».

– Нет, у вас будет важное задание. Мне нужны фото всех начальников Игоря. И тех из таможни, с кем в последнее время он общался наиболее тесно.

– Послушай, Антон, – вмешался Суровцев. – Не в обиду будет сказано… ты сколько уже в полиции не работаешь?

– Года четыре, а что?

– Понимаешь, за это время утрачиваются профессиональные навыки, теряется чутье… С тобой должен находиться кто-то с удостоверением и практикой работы.

– Там не нужно удостоверение. Все в порядке. Когда потребуется помощь, я скажу. А пока держимся на связи. Встреча через два часа на этом же месте!

Не давая возможности им ответить, Копаев включил передачу и резко взял с места.

Дорога к Выставочной проходила мимо авторынка. Не о колесах Антон сейчас думал, а о Слоне, который тоже мог знать немало. Убийство в районе всегда громкое событие. А Слон мог что-то слышать об этом.

Нужно было спешить. Если Слон сегодня решил отдохнуть и не вышел торговать запчастями, дело плохо. Слон – Заслонкин Бронислав. После двух «ходок» за угоны автотранспорта Броня решил, что почетное звание опасного рецидивиста не обещает в дальнейшем никаких перспектив, и занялся менее рискованным бизнесом – торговлей запчастями на городском автомобильном рынке. Копаев знал, что большая часть железяк, предлагаемых Слоном вечно нуждающимся автолюбителям, не что иное, как сданный на реализацию товар. Кем сданный – тоже понятно. Пока существуют средства передвижения, всегда будут существовать группы людей, желающие ими завладеть, разобрать и продать разобранный автомобиль тем, у кого не вовремя «полетела» шаровая, треснул фонарь или сломалось рулевое колесо. Автолюбители – та категория покупателей, которой совершенно безразлично, ворованными запчастями торгует Слон или нет. Им нужна шаровая, а не идея.

Первым, кого Антон увидел на рынке, был подвыпивший, раскрасневшийся на морозе Паша Устинцев. Опершись на капот чьего-то «Volvo», он махал кому-то рукой. В натовском камуфляже, что неудивительно. Он начальник службы безопасности авторынка. Два года назад его выперли из райотдела, где он занимал должность старшего участкового инспектора, за «грубое нарушение дисциплины». Паша имел обыкновение «крышевать» мелкие коммерческие магазины, за что взимал плату. Иногда деньгами, иногда – натуральным продуктом. Он занимался этим настолько откровенно и искусно, что мало кому приходило в голову, что в райотделе работает банальный вымогатель. Его преступную деятельность самым неожиданным образом прервало антимафиозное ведомство, более известное обывателям как РУБОП. Паша решил поставить «крышу» вновь открывшемуся магазину, и с этой идеей явился к хозяину. Он полагал, что раз ларек находится на обслуживаемой им территории, то и право собирать дань тоже принадлежит ему. Просто Паша плохо разбирался в подведомственности территорий. Региональное Управление по борьбе с оргпреступностью на то и «региональное», что работает на территории всего региона. А регион по-любому больше, чем территория Паши Устинцева. Поэтому, когда доблестный участковый прибыл к хозяину и предложил услуги по «охране и обороне» киоска от противоправных посягательств «бандитов, СЭС, полиции и пожарных», тот спокойно предложил ему встретиться с теми, кто успел вперед него. На «стреле» Паше чуть не проломили эту самую «крышу», после чего увезли на растерзание подполковнику Быкову, начальнику Управления собственной безопасности ГУВД. Сдав руководителю Копаева еще нескольких таких же, как он, «защитников коммерции», Паша получил предложение, от которого не смог отказаться. Согласился со скорым увольнением. А если бы не согласился – пришлось бы сидеть несчастному Устинцеву от двух до семи. А чтобы он уже никогда не смог вернуться обратно, ему все-таки «закосячили» в трудовую соответствующую статью. Но, как следует из бессмертного закона Ломоносова, ничто не исчезает бесследно, и если где-то убыло, то где-то обязательно за счет этого прибудет. И если мента выперли за преступления из органов, он обязательно проявит себя точно так же в другом месте. Лучшего места, чем криминальный авторынок, Паша Устинцев найти не смог. Очевидно, хозяева подобрали его на дороге, как собаку, накормили, вычесали и посадили на цепь. Охраняй! А чтобы не сорвался с цепи и не скулил, предложили зарплату в два раза больше, чем в органах. И вот Паша, нетрезвый, но строгий, следит за порядком на рынке. Каждому – свое.

Когда Броня увидел перед собой Копаева, его глаза засветились недоброжелательным огнем, а губы растянулись в ласковой улыбке. Этакий оскал многоликого Януса. Недоброжелательность сама по себе была вполне обоснованна. Слон отмотал три последних года в колонии общего режима благодаря именно Антону. А признаки любви он выказывал по той простой причине, что Копаеву, хотя бы и уволившемуся из ГУВД, ничего не стоило это повторить. Любая железка на столе Заслонкина могла оказаться краденой. Оба это знали, но Антону было выгоднее держать ситуацию на авторынке под контролем, чем видеть Слона за решеткой.

– Привет работникам автомобильного бизнеса. – Копаев провел рукой по «товару». – Почем свечи?

– Свечи нужны? – живенько поинтересовался Броня.

– Я что, похож на скупщика краденого?

– Они не ворованные, начальник! – возмутился Слон.

– Ага. Я забыл. Тебе идут прямые поставки из Тольятти…

– Отвечаю – не ворованные.

– Колеса нужны.

– Сколько? – сразу последовал вопрос.

– Четыре.

– Рановато для переобувки на зиму? – Слон с едва заметной улыбкой посмотрел на опера.

– А я никуда не тороплюсь. Летние мне нужны, летние.

Копаев знал, что колес у Слона в «ассортименте» нет и тот возьмет их у кого-нибудь под честное слово.

– «Гиславед» пойдут?

– Пойдут, – ответил Антон.

Слон выкатил из металлического контейнера, служившего складом, одно за другим четыре почти новеньких колеса. Копаеву достаточно было мгновения, чтобы узнать свою «резину». Над Слоном нависла угроза.

– И сколько я тебе должен? – ядовито осведомился Антон и, не давая Броне открыть рот, поставил точку в торгах. – Ладно, Заслонкин, мне сейчас некогда. Я к тебе через пару дней подъеду, когда с делами разгребусь.

– По госцене отдам.

– А ты знаешь, на чьей машине стояли эти колеса до того, как к тебе попасть?

Слон почувствовал упадок сил. Глядя, как бывший опер грузит колеса в багажник такси, он решил сегодня же выяснить у двоих знакомых граждан, не у дома ли восемьдесят два по улице Завадского они свинтили колеса этой ночью.

– Еще один вопрос, Бронислав. Ты что-нибудь слышал об убийстве этой ночью?

– А кого именно убили?

– А что, в эту ночь много кого убили?

– Я просто так спросил. Конечно, не знаю.

– А фамилия Эберс тебе о чем-нибудь говорит?

– Говорит, – без раздумий ответил Слон, и Антон понял, что Заслонкин о случившемся ничего не знает. – Он замначальника отдела в таможне.

Все, кому «товар» приходит из-за рубежа, Эберса знают. Это Слон на рынке так, чтобы не думали, что бизнес хорошо налажен. На самом деле Антону было известно: за Слоном случаются и крупные операции по доставкам из-за рубежа контрафакта. Преимущественно отнятого у кого-то. Не брезгует он и мелочевкой – как, к примеру, колеса продать. Но дело не в жадности. Люди, которые живут такой жизнью, неуязвимы. Случись что – Слон на рынке запчастями торгует. Разве занимающийся мелкой скупкой краденого человек способен принимать контрабанду из-за рубежа?

Но Антон только что убедился – об убийстве Эберса Слон еще не знает.

На Выставочной атлетический зал был, но пускали туда не всех. Только своих либо со своими. Копаев был не свой, и никто рядом из тех, кто мог оказаться своим тем, что за дверью, не стоял. Он постучал в дверь с закрывающимся металлическим оконцем еще раз.

– Мужик, – в просвете появилось лицо, явно не вписывающееся в габариты оконца, – я же тебе сказал…

Думая о том, что будет с рукой, если он промажет, Антон врезал кулаком в просвет. Там раздался хрюк, потом шум и секунду спустя – стук внизу двери. Недолго думая, Копаев сунул руку в оконце, опустил до самой подмышки и стал нащупывать засов.

Дверь подалась вперед, и оперу УСБ стоило больших усилий отодвинуть с прохода тело нокаутированного им толстяка. В теле было около ста килограммов живого веса, плюс кожаные одеяния, плюс десантные ботинки, плюс пара цепей на поясе. Явно не от часов. Как Антон и ожидал, перед ним открылась лестница вниз.

Появились стены со свастикой, граффити с монстрами и уродливыми упыриными рожами, потолок, обитый оргалитом, на котором у самой двери готическим шрифтом на немецком языке было написано: «Работа делает свободным». Словом, дизайн не изуродованных изысканным вкусом дегенератов, предпочитающих лицезреть азиатов в газовых камерах, а негров на веревках.

Толкнув дверь, Копаев оказался почти в эпицентре событий. Зал, действительно, был, но ничего, что могло бы подчеркнуть его принадлежность к спорту, следователь в минуту первого осмотра так и не обнаружил. Лишь измочаленный боксерский мешок в углу, на котором написано «jude». Выходит, и евреев здесь тоже не почитают. Зато уважают славян. Во всю двухметровую стену красовался плакат, на котором располагался мужик с крепкой нижней челюстью. Мужик был одет в коричневую робу, держал в руке газету «Правда» и смотрел вдаль. Приглядевшись, Антон заметил, что образ героя ему до боли знаком. На Копаева не обращали внимания, поэтому некоторое время расставить все точки над «i» в отношении своих подозрений у него было. И он вспомнил. Этот плакат с надписью «Храните деньги в облигациях государственного займа» лет десять висел над булочной на Вековой. Пять лет назад он со здания исчез, и Антон с удовлетворением отметил про себя тот факт, что давать взаймы государству никто больше не будет. Оказалось, что даже написанный в таком стиле плакат способен на многое. Например, служить в подвале дома на Выставочной призывом к очищению города от «нечистых» рас. Облигацию в руке устремленного вдаль (по всей видимости, высматривающего в глубине веков дату возврата займа) мужика при помощи гуаши заменили на газету «Правда», красный комбинезон закрасили коричневой охрой и к белой рубашке дорисовали галстук, лозунг про заем переделали в призыв к чистке.

– Тебе кого?

Антон обернулся. Перед ним, глубоко засунув руки в карманы, стоял какой-то крендель лет тридцати на вид и с совершенно лысой головой. На нем была кожаная рубашка и кожаные брюки. Ниже Копаев смотреть не стал, там и без этого угадывались армейские ботинки с высоким берцем.

– Перец. Он здесь?

– Он-то здесь, а ты-то кто?

– Грубо, – оценил Антон. – Но сойдет, если услышу ответ на свой вопрос.

Вместо ответа лысый свистнул, и музыка в углу прекратилась. Казалось, все давно наблюдали за гостем и просто ждали сигнала. К месту стояния Копаева и лысого приблизились еще трое. Две девицы у магнитофона с жутким макияжем остались недвижимы – если мужчины разговаривают, дамы не вмешиваются. Ситуация осложнилась, когда по знакомой Копаеву лестнице спустился пятый.

– Мужики, а что это Кот в дверях со сломанным шнобелем лежит?

Никаких сомнений, что «шнобель» Коту сломал этот незваный гость, у присутствующих не было. От него пахло одеколоном и веяло спокойствием, словом, всем тем, что на дух не переносится в этом подвале. Услышав в глубине строя, стоящего перед ним, щелчок, Антон прикинул, каковы у него шансы на спокойный разговор.

Их не было. По растерзанному боксерскому мешку было понятно, что здесь чтут иные отношения. Лучше всего в этом зале будет выглядеть откровенный наезд, потому что результатом любого разговора станет склока. Полицейское удостоверение не сыграет: ребята порядком обкурены для того, чтобы выпустить его отсюда здоровым. Да и не было у него с собой корочек. Антон работал под прикрытием. Кто из полицейских в этой роли берет с собой служебные удостоверения? А задача у Копаева не просто уйти – для этого можно было вообще сюда не спускаться. Уйти нужно обязательно с Перцем.

– А это не тот урод, который нас в ментовку увел, когда мы двоих пидоров на Фасадной на сапоги надевали?! – Прозрение было столь неожиданно, что даже те, коих в тот день на Фасадной не было, вспомнили сразу.

Вспомнил и Антон. Было дело. Лет пять назад. Приводил он в райотдел двоих наци с ботинками в крови. Только вот лиц не помнил. Зато его лицо запомнили, как теперь выяснилось, хорошо.

– Вот эта говорящая задница, – Антон указал пальцем на первого лысого, – уверяет, что в этом учуханном подвале находится Перец. Я его заберу и уйду. Вы можете дальше слушать «Раммштайн».

Приказной тон в таких «учуханных подвалах» не любят. На нож, предвестником которого был щелчок, он среагировал сразу. С шагом назад поймал руку и резко сложил запястье напавшего по сгибу. Ладонь с омерзительным хрустом коснулась предплечья молодчика, и тот, выронив нож, заорал хорошо поставленным фальцетом.

Не дожидаясь, пока все поймут, как так могло случиться, Копаев ударом ноги поднял в воздух стоящего перед ним крепыша и тут же сунул рукой тому, что стоял слева. После встречи с зубами противника и уже случившимся ударом по Коту рука Антона заныла, но это было ничто по сравнению с тем, что испытал стриженый «чистильщик».

Сломанная рука, выбитые зубы и последующая за ними чудовищная боль увели двоих из стана противника в глубь зала. К дальнейшему сопротивлению, во всяком случае, к достойному, они были уже не способны. Тот же, кого нога следователя оторвала от бетона, чувствовал, что умирает. Разбитый пах молил о пощаде, нечеловеческая ломота, которую даже нельзя назвать болью, заставила молодчика окаменеть на полу и лишь шевелить белыми губами.

– Извините, что не убил. Так я не понял: где Перец?

Огнестрельного оружия в зале не было: Антон понял это сразу после реакции вражеской силы на утрату жизнеспособности своей большей части. Двое нетронутых Копаевым, среди которых оказался и тот, с хорошей памятью, отскочили в сторону и забряцали металлом – у одного в руках была велосипедная цепь, у второго – от бензопилы. Антон расслабился…

Поймав на противоходе того, что бензопилы любил больше, чем велосипеды, он пригнулся и сильно, как когда-то на мастер-классе айкидо, пробил цепеносцу в грудь.

Раздался то ли треск одежды, то ли костей, то ли странный выдох. Рухнув на спину, молодой человек тут же перекатился на живот и стал обхватывать руками свою грудную клетку. Поняв, что на груди еще больнее, чем на спине, сел. Когда же до него дошло, что теперь ему не обрести покоя, пока на него не наденут корсет, он зашипел, как змея, и стал делать чернобровым девицам какие-то знаки. «Просит «Скорую», – догадался Антон, угадывая в движениях пальцев молодчика цифры «0» и «3». Да, он знал: это больно.

Оставался последний. Вырубив и его, оперативник УСБ ГУВД Екатеринбурга вытащил последнего бойца сопротивления из угла подвала на свет, туда, где в тягостном ожидании застыли две девицы.