Читать книгу Чужой рассвет - Кирилл Кузин - Страница 2

Старый телевизор, даже не имевший возможности сматывать свой экран в рулон внутрь специальной подставки, чтобы визуально разгружать пространство и без того небольшой и заставленной различной старой, ненужной мебелью комнаты, буднично показывал очередной сюжет документального сериала о самых грандиозных проектах человечества в различные эпохи его развития. Телевизор не мог, в отличие от своих современных собратьев, показывать передачи в дополненной реальности, поэтому его плоская картинка, даже по сравнению с уличными билбордами, выглядела довольно не по-настоящему. Особенно сейчас, когда он как будто сам рассказывал о современном этапе прогресса человечества. Его пиксели с неимоверной быстротой для своего возраста воспроизводили картинку событий, произошедших четыре года назад, но начавшихся, по правде говоря, еще раньше.

«…полет в космос к обитаемым планетам, – вещали старые динамики стереосистемы. – Энтузиасты, вставшие на путь великих конструкторов: фон Брауна и Королева; бесстрашные первопроходцы, как Юрий Гагарин и Нил Армстронг, смогли пробиться через стену бюрократии и взаимной неприязни государственных машин, объединив в единой организации силы космических отраслей различных по своим взглядам и идеологиям государств. Но это было не самым грандиозным их решением в свете геополитической ситуации на Земле. Эти романтики сумели втянуть мощнейшие экономики и производственные базы, лучшие умы и передовые технологии в грандиознейший из когда-либо задумывавшихся и планирующихся проектов человечества. Вы знаете, о чем сейчас пойдет речь. Сегодня мы вам расскажем о трагичной судьбе первого и единственного человеческого межгалактического звездолета „Санта-Мария“, который, как и его давняя предшественница, должен был расширить горизонты познания людей, а также…»

Диктор говорила конечно же не таким естественным голосом, какой воспроизводят новейшие телевизионные установки – был слышен легкий скрежет, но и этого было достаточно для более-менее комфортного прослушивания передачи.

В комнате не горел свет. Ее освещал лишь телевизор своим мерцанием кадров на экране, да огни уличных фонарей, проникавшие через незанавешенное окно снизу-вверх прямо на плинтус между потолком и дальней стеной. Два человека сидели на диване перед телевизором в этой небольшой комнате: женщина, которая кем-то уже некоторое время могла восприниматься как пожилая, и парень среднего возраста, не моргая всматривающийся в сменяющиеся кадры. Они оба казались хамелеонами – их кожа меняла цвет в такт изменению картинки на экране, подстраиваясь под непостоянное освещение. Эти люди смотрели передачу, и их воспоминания, связанные между собой одним событием, возвращались в тот день, когда они, находясь в разных концах Москвы, смотрели в высь, ощущая полное опустошение.

Редкие звезды мигали на том черном небе из-за городского светового шума. Только самые близкие и мощные пробивались через занавес рекламного неона, уличных фонарей и прожекторов. И то, различить их можно было только в том случае, если наблюдатель хорошенько напрягал свое зрение. Помимо звезд по небу проносились точки спутников, постоянно дежуривших на орбите планеты. И среди этого скудного городского полотна, растянутого на небосводе, выделялась одна единственная точка, ярко горящая в черноте. Ее как раз все могли наблюдать без каких-либо трудностей. Она медленно, еле заметно дрейфовала где-то далеко над поверхностью Земли, как будто бы на месте, но на самом деле несясь вокруг нее по своей непостоянной орбите. То были Врата.

«…Человечество всегда искало способ проникнуть как можно дальше от порога своего дома, и когда в конце 30х годов Китай и США успешно эксплуатировали лунные рудники, а на Марс высаживались первые американские и российские колонисты, на орбите Земли началась постройка невероятного сооружения – Врат. Постройка этого космического порта началась так же, как и создание МКС: модули один за другим выводились из атмосферы планеты на нужную орбиту, где они стыковались друг с другом, образуя собой основу для дальнейшего строительства. Прошло много трудных лет, ознаменованных экономическими кризисами, технологическими провалами, недопониманием, бюрократической волокитой и жаждой власти отдельных государств над проектом. Но по прошествии десятилетия Врата были закончены. Порт стал местом, где ученые смогли проводить эксперименты в невесомости, изучать космос. Однако, важнее всего то, что в центре этого громадного кольца началась постройка „Санта-Марии“».

Александр помнил своего отца строгим, но чутким. Он всегда требовал от сына спокойствия и дисциплины, часто ругал того за постоянные выходки, приводившие отца в состояние меланхолии от того, что его сын больше проказничал, чем занимался собой. Однако Саша уважал отца за рассудительность, спокойствие и нестандартное мышление. В этом человеке всегда чувствовалась некая скрытая от посторонних глаз сила, пробуждающаяся только в нужный для того момент. Из-за этого отец в глазах сына представал благородным львом, царем зверей. Саша был уверен, что его мама тоже однажды обнаружила в молодом человеке, неловко флиртующим с ней, некий стержень, помогавший его обладателю не согнуться под тяжестью обстоятельств, постоянно появляющихся и исчезающих в жизни чредой черных и белых жемчужин. Потому что этот парень верил в то, что жизнь делится не на полосы, а на точки ситуаций, из которых расходятся лучами пути различных по своей сути решений и выборов.

И как была рада вся семья, когда отец поведал новость о том, что его пригласили работать над строительством «Санта-Марии». Говорил он об этом нарочито равнодушно, но Саша знал, что отец счастлив приглашению в этот грандиозный проект.

Первое время Георгий работал на Земле. Бывал в лабораториях, постоянно что-то проектировал, не выпускал из рук свой телефон. После шести лет такой работы его наконец-то позвали на орбиту, чтобы он руководил сборкой проектируемых его командой узлов корабля.

В первый раз Саша попросил отца привезти что-нибудь на память со станции. Эта просьба была удовлетворена. Хоть на кораблях и важен каждый килограмм полезной нагрузки, но многие, если не все, тащили домой со станции все, что лежало не на своем месте. Отец привез своему сыну из первой поездки целый гаечный ключ на двенадцать, гордо водруженный Сашей на полку в своей комнате летного училища. В его глазах отец возвысился до небес, ведь он летал на орбиту каждые три месяца, участвуя в экспериментах, проектируя двигательную установку для звездолета. Конечно же, в связи с родом деятельности родителя авторитет парня в училище резко подрос, так как его отец находился не на последних ролях в иерархии создателей «Санта-Марии».

«Исследователи, теоретики и конструкторы столкнулись с различными проблемами, над которыми пришлось биться не один год. Корабль задумывался как корабль-поколение, ведь ему пришлось бы лететь к выбранному миру возможно ни одну сотню лет. За это время на его борту сменилось бы несколько поколений. И это была проблема. Психологи не могли предсказать мышление и поведение потомков космоплавателей в замкнутом пространстве звездолета, ведь те могли усомниться в своей миссии, изменив ее суть. Имелась вероятность, что следующие поколения вообще не будут верить в Землю, воспринимая «Санта-Марию» как свой малый и единственный мир-скорлупку. К тому же исследователи так и не ответили на вопрос о сложностях протекания космической беременности вдали от чрева человечества.

Помимо этих проблем постоянно возникали новые. Например, никак не удавалось создать замкнутую систему жизнеобеспечения, способную на длительную работу в довольно ограниченных условиях. Постоянно один или несколько элементов выпадали из работы, ухудшая прогнозы конструкторов насчет сроков окончательной постройки корабля.

Специалисты никак не могли решить, какой двигатель стоит использовать для межзвездных полетов. От выбора зависело направление обширного количества исследований, а также бюджет…»

Само собой, у проекта нашлись и противники, хотя большинству населения планеты на него было плевать по началу. Люди занимались своими делами, стараясь огородиться от катаклизмов своего времени. Лишь самые романтичные и любопытные, желавшие наблюдать новую эру первооткрывателей воочию, с интересом наблюдали за ходом работ. Но не Домовые. Так себя назвали люди, воспринимавшие постройку звездолета в штыки. У них сформировалось много претензий: они не понимали, почему огромные средства идут на создание корабля, а не на улучшение уровня жизни людей или экологии планеты; были те, кто противился самой идее полета человека к звездам по религиозным соображениям; малая часть опасалась, что после постройки звездолета человечеством заинтересуются инопланетяне, которые обязательно решат захватить Землю. У противников «Санта-Марии» всегда находилось множество доводов, оригинальных и иногда даже правдоподобных, в пользу того, чтобы прекратить работы на орбите. Порой их доводили до общества через купленные полосы в газете и множество блогов, через различные ток-шоу низкого качества, частные видеоканалы, публичные дебаты. Но большинство Домовых обладало радикальными взглядами на методы борьбы с проектом.

Александр точно помнил ту ночь. Он был уверен, что ее во всех подробностях помнила и мама. Яркая точка медленно передвигалась по московскому небу, а Саша, стоя на балконе, провожал ее взглядом. Его отец горел идеей забрать всю семью в это космическое путешествие. И в тот вечер он находился в орбитальном порту, проведя во Вратах больше половины месяца. Вдруг свечение точки кольцеобразного порта стало нарастать. В течение нескольких секунд оно становилось все ярче и ярче, пока, замерев на некоторое время, не стало сходить на нет. После этого точка порта стала такой же тусклой, как и остальные звезды. В этот момент Саша почувствовал тревогу и пустоту. Он не мог понять, с чем она связана. Желая себя успокоить, он полез в интернет. И уже через несколько минут узнал, что вспышка, увиденная им, была результатом взрыва мощной взрывчатки в двигательном отсеке строящегося корабля, чей остов постоянно мелькал в новостях. Домовые быстрее новостных лент сообщили в своих аккаунтах о взрыве на орбите, взяв на себя всю ответственность чуть ли не с гордостью. Сашу пробил пот. Ведь он видел эту вспышку не в сам момент взрыва, а через несколько секунд после достижения светом Земли. Это был своеобразный привет из прошлого, которое Саша считал настоящим. Вместе с его отцом погибло еще 354 человека. «Санта-Марию» уничтожили, как и 28% Врат. Остальная конструкция пострадала незначительно, в большинстве своем из-за разлетающихся в разные стороны с большой скоростью относительно мелких деталей. Но тогда, в момент обнародования информации, Саша просто заплакал. Человека, на которого он постоянно равнялся, не было в живых.

Его мама тоже тогда смотрела на небо, и тоже видела вспышку, но она не придала ей значения, а о взрыве узнала от своего сына по телефону.

«Многих членов организации арестовали. Сочувствующие им вышли на улицы, но это не убедило Фемиду. Фигурантов дела казнили после недолго разбирательства. Это решение снова вызвало волну демонстраций и волнений.

К сожалению, после этого инцидента «Санта-Мария» перестала существовать как физически, так и на бумаге. От проекта отказались в пользу ремонта Врат и их модернизации с целью…»

Но дальше ни Саша, ни его мама телевизор не слушали. Перед взором парня предстала картина закрытого гроба, в котором должен был лежать старший Толомакин. По корпусу из темного дерева сбегали капли мелкого дождя, способного проникнуть через одежду и обжечь своим холодом. Александр не знал точно, в этом ли ящике и лежит его отец, ведь тела 106 человек так и не обнаружили. Затем гроб предали земле. В памяти парня навсегда отложился звук падающих на его крышку комьев земли.

– Сынок.

Из этих неприятных воспоминаний Сашу вывел мягкий и участливый голос его мамы. Он обернулся к ней, стараясь не показать в свете от телевизора капель слез в уголках своих глаз, готовых скатиться вниз по лицу, неприятно щекотя кожу.

– Отпусти это. Мы не вернем его, как бы мне самой не хотелось… Но жить дальше надо. Ты же сам можешь представить, какой он сейчас злой наверху от того, что ты делаешь с собой.

«Это точно. Я знаю, мам, – подумал Саша, потупив свой взор. – Однако ничего с собой поделать не могу. Слишком много боли в последнее время.»

А в слух он сказал:

– Я пытаюсь.

Но его голос явно не убедил Варвару. Она только покачала головой, чувствуя настоящие мысли своего сына, съедавшие его изнутри. Уже столько лет Варвара пыталась вывести Сашу из затяжного пике, вызванного смертью отца, потерей работы и разводом, но все без толку. Александр потерял управление над своей жизнью и падал все ниже и ниже.

– Как Олег? Ты разговаривал с ним?

– Нет, – ответил ей сын после непродолжительной паузы.

– Тебе надо пытаться больше. Он твой сын. Этого никому не отнять, дорогой.

– Мам, я знаю.

В голосе Саши проскользнуло раздражение, и Варвара решила не продолжать разговор. И так было каждый раз. Ее сын из рассудительного и сильного молодого человека превратился в нервного домоседа, боявшегося всего на свете. А ведь когда-то этот парень превосходно справлялся с боевыми самолетами. И с какой же гордостью на него смотрел Георгий, его отец.

Варвара незаметно утерла свои слезы, что чуть было не потекли на перегонки по ее щекам. «Саше 33, а он не может найти общий язык и со своим сыном. Тут, конечно, и Ольга сильно виновата, но все же,» – думала Варвара, глядя на ночной город через окно, как будто ожидая чего-то. Когда-то она также смотрела на взрыв «Санта-Марии», чувствуя, как сжимается ее сердце от внезапного приступа боли в груди, появившейся одновременно с расширением вспышки на небе.

В комнате послышался вздох. Передача еще шла, но Саше не хотелось ее слушать дальше. Он встал и подошел к комоду с лежавшим на нем телефоном. Ему никто не звонил, и никто не писал.

«Может мама и права? Стоит быть усерднее».

Сыну было уже десять лет, шесть из которых он жил со своими биологическими мамой и папой, слыша все их препирания и ссоры, чье количество с каждым годом росло, как снежок, пущенный по склону горы вниз и набирающий по ходу движения все большую массу. И как-то изначально семью Саши нельзя было назвать счастливой, хотя он знал, что и он, и Ольга по-настоящему любили друг друга. Но любовь испарилась в никуда, когда пропали из их лексикона милые названия друг друга; когда никто не готовил завтрак с утра, чтобы накормить им по пробуждении свою половинку; когда они перестали ходить в магазин за продуктами вместе, а убираться в квартире без мелких ссор стало невозможно; когда пропало взаимное уважение; когда они перестали переписываться в течении дня, а их чат заполнился банальными списками покупок на вечер; когда они стали заниматься сексом так, чтобы не разбудить сына, да и то, как-то по инерции, не задумываясь о том, что секс должен приносить не еще большую неудовлетворенность, а удовольствие.

«Одно за другим. Одно за другим. Цепочка, которая так и не разорвалась, в отличие от ее колье».

То колье с жемчугом, что он подарил Ольге, разорвалось на следующий день после их свадьбы. Саша никогда не верил в предвестия чего-то плохого или хорошего. Но сейчас ему казалось, что он зря не принял это событие во внимание. Так всегда бывает с людьми, жалеющими о чем-то и старающимися отыскать в прошлом признаки формирования пережитого ими некогда горя, даже если эти признаки на самом деле являются всего лишь выдумками их опечаленной души и разгулявшейся фантазии.

Грустный вздох разнесся по комнате. Александр зашел в мессенджер, чтобы написать сообщение своему сыну. Несмотря на то, что ему было всего десять, тот уже довольно умело пользовался гаджетами.

«Олежка, привет! Как ты, сынок?»

Решив написать вот так просто, Саша отложил телефон и начал одеваться на улицу.

– Ты куда? – с подозрением спросила его Варвара.

– Пойду прогуляюсь.

– Опять к своим друзьям в этот проклятый бар?

– Нет.

– Знаю тебя! Сейчас снова придешь пьяным домой! Саша, нельзя же так, – мама парня встала с дивана и рьяно жестикулировала руками в мигании экрана. – Ты погубишь себя! Смотри, кем ты стал.

– Кем же я стал? – безразлично спросил ее сын, напяливая на себя ношенный свитер.

– Тем, кого отец не пустил бы на порог дома.

Голос Варвары дрожал от напряжения и обиды. Она редко когда повышала на кого-нибудь голос. Но сейчас даже она не могла сдержаться. Вся ее материнская душа болела от постоянных пьянок, с которых Саша приходил, отвратительно пахнув на всю двухкомнатную квартиру алкоголем. И Варвара понимала, что сама она не в силах что-то поделать с этим. Все ее уговоры, попытки быть строгой со своим сыном не приносили успеха. Тридцатитрехлетний парень просто плевал на всех и вся, главным образом на себя. И матери было безумно больно наблюдать за этим саморазрушением действительно потрясающего человека. В который раз Варвара с бесконечно глубокой грустью пожалела, что рядом с ней сейчас не стоял ее покойный муж. Он-то мог одним взглядом заставить сына не отравлять свою жизнь. Но она…

За окном стемнело, а часы показывали только 8 часов вечера.

– Когда ты придешь? – теперь более тихим голосом спросила Варвара.

– Не знаю. Не жди меня. Ложись спать. Ключи я взял, – ответил ей Саша, надевая ботинки.

– Какое тут ложиться спать…

Молча, стараясь не потревожить успокоившуюся маму, Саша нахлобучил спортивную шапку и вышел из квартиры. Звук закрывающейся двери прозвучал слишком громко в ярко освещенном подъезде. Зайдя в лифт, парень вспомнил, что хотел проверить сообщение от своего сына. Однако в их чате было видно, что Олег прочитал сообщение, но не ответил на него, выйдя из сети четыре минуты назад. Это никак не тронуло Александра.

«А есть ли мне до этого дело? – мелькнуло в его голове. – Действительно ли мне надо восстанавливать отношения со своим сыном, идя против желаний Ольги? Мне давно и ясно дали понять, что я не нужен ни ей, ни ему. Так к чему все эти попытки?»

Лифт ехал вниз медленнее, чем обычно. Хотя Саша допускал, что это происходит из-за гнетущих мыслей, плавающих вокруг его головы, как косяк хищных рыбех.

Но с каждым пройденным этажом парень прогонял тяготящие мысли прочь от себя, заменяя их на более приятные. Уже около года он ходил в ближайший бар – «Ерш», где напивался в компании таких же бедняг, как и он. Давая алкоголю над собой контроль в окружении сломавшихся и ненужных никому людей, Александр вдруг начинал чувствовать себя лучше. Был ли к этому причастен градус напитков или же жалкое существование его собутыльников, он не знал. Но знал одно – выпивая, он лечил свою душу.

И ему становилось все равно на сына, не замечающего и избегающего своего отца; на бывшую жену-стерву, забравшую у него и Олега, и способность быть счастливым; на мать, требующую от него каких-то действий, будь то поиск работы или же прекращение хождений по барам; на чувство стыда, которое время от времени давало о себе знать, заливая его мозги свинцом; на то что бы подумал его отец, если бы он остался в живых. Александр уже давно смирился с неизбежной истинной – он сломался. Его жизнь пошла под откос, а он сам не такой сильный, как ему всегда твердили, чтобы вернуть себя самого в то состояние, из которого его вывели жизненные трудности. Ему никак не удавалось стать похожим на своего отца.

Двери лифта плавно открылись на первом этаже, выведя Сашу из рассуждений о своей печальной судьбе. Зато двери открыли для него выход из коробки лифта к человеку, давно не заходившему к нему в гости.

– Опа, привет!

Голос Димы имел неприятно радостные нотки, никак не вяжущиеся с текущей вокруг Саши жизнью. Тот смотрел на своего давнего друга по летному училищу во все глаза, удивленно моргая.

– Да ты выходи. Сейчас он закроется, – улыбнулся Дима другу.

– Привет. Не ожидал, – Саша вышел из лифта в тот момент, когда двери стали закрываться, поэтому они резко дернулись назад, обнаружив своими датчиками препятствие на пути.

Крепкое рукопожатие двух мужчин напомнило им обоим дни обучения в училище, быт в казарме и шалости, устраиваемые ими в свободное от муштры время.

– Что ты здесь делаешь?

– Да вот, зашел тебя проведать. Не виделись давно! Я тут в Москве на пару дней. Вот узнал, где ты живешь, решил проведать. А ты уходишь. По делам?

Говоря это, Дима светил своей улыбкой, ни раз помогавшей ему знакомиться с девочками, когда он был еще курсантом. Снег, лежащий на его куртке, начал подтаивать.

– Нет. Не по делам.

– О, здорово! Может тогда пройдемся? Поговорим?

– Можно в бар зайти.

– Можно! Я давно не пил, – подмигнул Дима.

– Я тоже, – соврал ему Саша.

Они вышли из теплого подъезда в зимний холод. Январь правил погодой на улице, разнося в самые недоступные уголки города хлопья снега. Ветер дул прямо в лицо, с силой кидая снежинки на кожу, от чего она неприятно щипала. Холодный воздух, обычный, однако, для этого времени года, с остервенением пробирался под одежду. Улицы прилично занесло. Сугробы росли, как на дрожжах. Коммунальные службы только готовились к тому, чтобы прибрать последствия снегопада.

Парни шли молча. При такой погоде никому не было охоты разговаривать, стараясь перекричать завывающий ветер, кидающий тысячи снежинок людям в лицо. Дима продвигался следом за Сашей, так как не имел понятия, куда именно они идут. Через шесть или восемь минут после выхода из подъезда, они зашли в бар «Ерш».

Это заведение сразу как-то приглянулось Александру. Небольшое, тихое, атмосферное и по-своему обольстительное, оно располагало к спокойным посиделкам с пивом и разговорам по душам. Здесь не ошивались криминальные элементы, проститутки или районное быдло. Хозяин бара следил, чтобы к нему не ходили люди, приносящие вместе с собой проблемы.

В углу, как обычно, несколько дедков играли в шахматы и нарды, время от времени вздрагивая от опрокидывающихся в них граненных стаканов, проведших на полках десятки лет после своего рождения в стране, давно пропавшей с карты мира. Приятная современная музыка играла из колонок под потолком. Еще несколько завсегдатаев сидело в разных частях бара, проживая свои жизни глотками алкоголя.

Несколько человек поприветствовали Сашу, поэтому ему пришлось идти к барной стойке, чтобы поздороваться. Многие из них здоровались руками, покрытыми слоем грязи, что выдавало в них работяг из соседних цехов, отдыхавших от тяжелого физического труда, разрушая свои организмы более действенным способом.

– Давно не был тут, да? – снова подмигнул Дима у стойки.

Саша пропустил этот вопрос мимо ушей, заказав пару стаканов с пивом. Дмитрий последовал его примеру.

– Сочувствую тебе по поводу отца, – начал говорить Дима, когда они сели за свободный столик. – Давай выпьем за него.

Не чокаясь, они сделали каждый по паре глотков.

– Я не сразу узнал про взрыв. А когда узнал, то не смог найти, как тебе дозвониться. Нам же, военным, секретят эти данные… Ты сам не понаслышке знаешь. Поэтому извини, что приношу соболезнования так поздно.

– Ничего, Дим. Всякое случается. Спасибо тебе.

– Рассказывай тогда: как ты? Как Оля?

От этого имени Сашу чуть не передернуло, и Дима заметил это.

– Мы развелись.

– Черт, мужик. Извини, – слегка опешил друг.

– Да ты не бери в голову.

– С Олегом то видеться дает?

– Ну… Да.

Желания заводить разговор на эту тему у Саши не было вовсе.

– Дела, – протянул его друг, потягивая пиво. – Чем сейчас занимаешься? Где работаешь?

Саша никогда не любил подобные расспросы. Он бы с удовольствием придумал причину, чтобы не идти с Димой в бар, но он не видел своего друга лет шесть, созваниваясь с ним в последний раз задолго до взрыва «Санта-Марии». Поэтому он чувствовал, что обязан посидеть с ним хоть немного, обмениваясь никому ненужной информацией о своих жизнях.

– Сейчас особо ничем не занят. Так, работаю то тут, то там. Ничего интересного. Маме помогаю.

– Как она? Жива, здорова?

– Да, слава Богу.

– Рад это слышать!

Они выпили почти все пиво, и поэтому заказали еще по стакану, добавив к заказу гренок.

– А как твои дела? Все еще летаешь?

– Нет. Меня же списали по состоянию здоровья. Печально, но что-то стало давление скакать. Сам понимаешь, тут уже не до полетов. Меня распределили в штаб. Поработал там немного, но скучно стало. Это тебе не полеты в бескрайнем небе, где ты силен и опасен. Тут надо было участвовать к каких-то непонятных интригах, выбирать стороны во время обсуждения вопросов на совещаниях. Да и коллектив там совсем не напоминает коллектив боевых летчиков. Я и ушел в свободное плаванье, когда контракт подошел к концу. Да меня никто и не останавливал. Потом тоже жизнь помотала. Поработал в одном городе, потом в другом. Скопил кое-какие деньги. Хотел открыть свое дело, но не срослось. Сейчас вот пригласили на работу. Еду в Петербург.

– Да уж. Действительно, нас помотало. Что за работа?

– Сам толком не знаю. Представляешь, позвонили, назначили встречу. А кто такие? Я все равно поехал. Оказалось, ищут бывших летчиков. На здоровье им по барабану. Как я понял, работа чисто консультативная. Они мне понравились, предложение принял.

– Здорово.

– Слушай, – замялся Дима, – может тебе со мной? Я поговорю с ребятами. Они на вид серьезные люди. И летчики им еще нужны. Возьмут тебя на работу. Платят очень хорошо.

– Зачем мне это? – уже захмелевшим голосом спросил Саша.

– Я соврал, если честно… Наводил о тебе справки у наших общих знакомых, видевших тебя недавно. Говорили они мне вещи не очень приятные. Вот я и подумал, что, когда приеду в Москву, заеду к тебе, поговорим.

– Спасибо, но меня это не интересует.

– Саш, подожди – оборвал его Дима, тоже слегка пьяный. – Я прекрасно понимаю, что жизнь не такая прекрасная, какой мы ее себе представляли. Но давай на чистоту – она никогда не была прекрасной. Особенно в училище. Однако со всем произошедшим стоит жить. Не надо закрываться от всего нового, цепляясь за воспоминания.

– Цепляясь за воспоминания? Дим, она у меня ребенка отобрала! Я не могу даже увидеться с ним без ее разрешения.

– Это плохо, понимаю.

– Это ужасно!

– Согласен, ужасно. Но ведь это не конец жизни.

Им принесли еще по стакану пива.

– Дим. Ты не жил так, как я.

– А ты не жил, так, как я.

– Дай договорить. Ты не жил так, как я. Ты не разочаровывался в армии, ты не разочаровывался в любви, ты не переживал гибель человека, значившего для тебя очень много, ты не был по уши в долгах, когда отнимали кров над головой. Ты все еще не понял, что жизнь это одно большое разочарование.

– Саш. Я терял любовь и человека, значащего для меня очень много, в одном лице. Я знаю, что такое нищета и боль. Да, я не прошел твоего пути, но и ты не прошел моего пути. Нельзя же так себя убивать. Посмотри на свою маму! Она же не сдалась!

Саша просто молча пил свое пиво. Перед его глазами антураж бара начинал медленно плыть. Строгие прямые линии извивались змеями, угрожая напасть в любой момент. Свет от ламп превращался в газ, плывший над столами бесформенными облаками, а посетители бара становились похожими на кляксы.

– Всем тяжело. Но хотя бы ради матери. Ты должен быть ее опорой, а не наоборот. Надо найти в себе силы начать что-то заново. Без жалости к себе.

– Да кому я нужен? – чуть не уронив стакан, воскликнул Саша.

– Себе. И я, как друг, хочу тебя предостеречь. Я хочу помочь. Дать точку опоры. Давай я поговорю с теми ребятами, а?

– Нет, не надо.

– Объясни нормально, почему?

– Я устал, Дим. Устал от всех тех препятствий, которые мне устраивают жизнь и люди. Мне надоело их преодолевать, оставляя на той стороне что-то дорогое мне. Знаешь, я лучше ничего больше в жизни не буду преодолевать, чтобы не потерять еще и маму.

– Это абсурд.

– Чего ты от меня хочешь? Эта жизнь постоянно требует немедленного решения огромного количества проблем. Даже в армии было проще. Я не готов, понимаешь, не готов к жизни на гражданке.

– Ты не пытался как следует.

– Откуда тебе знать, как я пытался? Ты пришел черт знает от куда и учишь меня жить.

– Я не учу тебя жить.

– А как это назвать?

– Я не хочу, чтобы мой друг окончательно потерял себя.

– Какой я тебе друг? Когда мы последний раз с тобой виделись? Где мы оба были, когда у кого-то из нас происходила беда? – выпалил Саша, допивая пиво.

Дима молчал и тоже допивал свой последний стакан.

– Знаешь, я ведь правда считаю, что мы с тобой друзья. Дружба обязана проходить испытания, в том числе временем. К сожалению, жизнь развела нас так, что даже в соцсетях мы не смогли или не захотели искать друг друга, когда ты оттуда удалился в первый раз. Но это не повод говорить так, как ты мне это говоришь. Дружба нужна для того, чтобы смягчать удары судьбы, это так. Но эти удары должны принимать только мы. И порой нам даже не нужна дружба, чтобы двигаться дальше. Она идет как приятное дополнение к реальности.

– И что ты хочешь от меня? – устало спросил еще раз Саша.

Он был уже неплохо пьян. Голова варила с трудом. Сейчас ему очень хотелось домой, и он крайне жалел, что пошел в бар с Димой. Ему не нужны были подобные разговоры. Может позже. Намного позже. Но пока он придерживался островка спокойствия в этой бурной жизни, текущей мимо него, и встряски устаканившейся в бокале пива жизни он не хотел; он не хотел, чтобы пена дней перелилась через край.

– Видимо, ничего уже.

Два друга еще минут десять поговорили о не особо важных вещах, а затем распрощались друг с другом на выходе из бара.

– Мое предложение на счет работы все еще в силе, – сказал Дима на прощание. – И наша дружба тоже. До встречи, Саш.

– До встречи.

Снег закончился, но ветер продолжал задувать под одежду, касаясь наждачкой мороза щек Саши. Погода была все такая же недружелюбная. «Как и вся моя жизнь.»

Замерзшие руки с трудом вытащили из кармана телефон. Он показывал, что время стремится к одиннадцати, а Олег все-таки ответил на сообщение своего отца. Ответ был короток и прост: «привет. хорошо.»

– Хорошо, что хорошо, – прошептал Саша, кладя телефон обратно.

Он брел между сугробов к своему дому и размышлял над словами Димы. Они вовсе не тронули его душу, но Александр почувствовал, что друг разбередил этим разговором давно спрятанные раны, начавшие сейчас кровоточить. Даже алкоголь, плескавшийся в организме парня, не справлялся с чувствами одиночества и безнадежности. Но эти самые раны вдруг дали толчок для одного действия, которому надо было произойти очень давно. Саша снова вытащил телефон, чтобы написать бывшей жене. Дрожащими пальцами, синеющими от холода, он написал ей сообщение о том, что хотел бы завтра с ней встретиться. Довольный собой, парень снова убрал телефон, и только сейчас понял, как же ему холодно.

До дома идти оставалось недалеко. Открывая дверь квартиры, Саша увидел, что в ней горит свет из комнаты мамы. Пока он снимал обувь, Варвара вышла к сыну, с плохо скрываемым укором и болью взирая на него.

– Снова? – спросила она, унюхав запах алкоголя.

– Мам, не начинай.

Женщина несколько секунд постояла в коридоре, а затем вздохнула и ушла в свою комнату, закрыв дверь. Этот звук стал настолько знакомым для ее сына, что он не обратил никакого внимания на него – последнее время перед ним постоянно закрывались двери.

Саша прошел в свою комнатушку и упал на неразложенный диван. Ему было все равно, что диван был не застелен. Сейчас Земля для него двигалась не только вокруг своей оси и вокруг Солнца, но и скакала в разные стороны. Он закрыл глаза, стараясь прийти в себя, но стало только хуже. Саша их снова открыл.

В комнате царила темнота. Из звуков только часы на стене щелкали без передышки, отсчитывая проходящее время жизни Александра.

Саша чувствовал себя виноватым перед мамой. Он снова почувствовал себя школьником, пришедшим домой пьяным. Он снова боялся маминых слез. Понимая, что своим поступком он делает ей больно, Саша никак не мог совладать с собой. Это было выше его сил. Конечно, можно было бы взять себя в руки, но только после того самого взгляда его отца. Взгляда тяжелого, унижающего и высекающего одновременно. Взгляда, заставлявшего Сашу сделать доселе невозможное: отжаться сорок раз подряд или сделать домашнее задание на пятерку. Но больше этого взгляда он не увидит.

Большой ребенок заплакал от обиды и жалости к себе, лежа на диване. Он хотел, чтобы мама пришла как раньше и оставила бы ему стакан воды на ночь, но об этом оставалось только мечтать, ведь он вырос, свешивая теперь ноги с шеи своей матери.

Слезы потекли ручьем. Ему было снова стыдно перед мамой. Будто ему не тридцать три, а все шестнадцать. Саша хотел, чтобы этот страшный сон прекратился. Чтобы вся жизнь оказалась сном пьяненького шестнадцатилетнего пацана. Ведь мама его даже не ругала. Она уже просто опустила руки.

Жалея себя и глотая соленые слезы, Саша заснул беспокойным сном.