Читать книгу Проект «Акация». Современный роман-версия - Кирилл Леонидов - Страница 6

На следующий день утром Левитин неожиданно появился у меня дома.

– О-па! А ты откуда мой адрес-то узнал? – вяло осведомился я.

Венька посмотрел на меня, как на конченого придурка:

– Кто хочет что-то узнать, тот сообразит, откуда взять нужную информацию… Почему на уроке не был?

– Ай… Голова болит после вчерашнего пива твоего.

Я извинился, чтобы снова отправиться в ванную, попросив Веньку посидеть и подождать. Тот прошел ко мне в комнату, а я продолжил вымачивать организм прохладной водой. Из ванной кричу ему:

– Ты тоже не пошел на английский?

– Ну да.

– А чего?

– Я и так по два-три часа в день занимаюсь. Самая лучшая вещь это самообразование. Потому что «само», а не из-под палки. Англичанка к тому ж не говорит по-английски.

– Почему не говорит, она же говорит!

– Да брось ты. Как она говорит, так ее не один англичанин не поймет.

– Венька, а почему мне так хреново?

– Этанол в сочетании с радиоактивным Полонием-210 – гремучая смесь.

– Что такое этанол?

– Алкоголь.

– А…

– Чего, а?! Алкоголь – настоящий наркотик.

– Почему же его продают?

– Это длинная история, выгодно для бюджета государства. Так оно по наивности своей или по злому умыслу считает. Да и природа человечества такова: одна часть – сознательные, другая – импульсивные. Импульсивные будут пить и колоться всегда, потому что – быдло. И это хорошо, что они есть. Ресурсов Земли на всех не хватит. Значит, кто-то должен умереть молодым…

Я чуть не поскользнулся в ванной при последних словах Веньки, мокрый выбрался наружу:

– Ну ты жесткий парень…

– Я, хоть и жесткий, – невозмутимо ответил Левитин, разглядывая на стене мои плакаты группы «Ария», – но самый гуманный. Гуманность не всегда есть жалость. Гуманность – это жесткая справедливость.

– Так я, по-твоему, тоже импульсивный, раз ты мне пиво предлагал?

– Вот и угощай после этого… Расслабься, имеешь хорошие перспективы.

– Спасибо и на том. А че это ты мне про Полоний-210 здесь говорил?

– Все просто. Это радиоактивный элемент, в 1946 году американцы открыли его в табаке. Так что поздравляю, вчера кое-кто получил приличную дозу облучения.

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

– Во, б…!

Я пригласил Веньку на кухню пить чай, и тот опять вернулся к разговору в кафе:

– Ну и как насчет самоуправления?

– Опять ты про это! Идеи становятся материальной силой, говорил дедушка Ленин, когда овладевают массами. Вот когда эти твои идеи нашими массами овладеют, тогда и посмотрим.

– Урок истории в миниатюре, – вздохнул с разочарованием Левитин. – Когда ты пил пиво, то был сговорчивее. Вот так спаивали северо-американских индейцев и чукчей, между прочим, тоже.

– Поосторожнее на поворотах! – обиделся я.

На этом про самоуправление разговор закончился. Но у меня уже тогда было чувство, что он всего-навсего отложен. Венька так просто своих позиций не сдает.

И точно, очень скоро у него было много сторонников не только в нашем классе, но и в других тоже. Сделал он это оригинальным способом, о котором рассказал мне: он собрал номера мобильных телефонов у многих ребят (и у парней, и у девчонок) разными путями, иногда чей-то номер узнавал через несколько человек, когда не получалось взять его прямо у хозяина. Он предлагал сообщать ему по телефону о том, что кому в школе не нравится, и что можно придумать новое и интересное, засекретив при этом номер, чтобы звонок был анонимным. Он объяснил, как этот номер засекретить, и процесс пошел: девчонки были недовольны тем, что много ограничений на одежду и косметику, парни из старших классов – запретом организовать школьную рок-группу, младшим классам не нравилось, что им мало предоставляют времени для спортивного зала. Один мальчик пожаловался на учительницу пения, которая заставляла класс петь все время одно и то же:

Или вот еще:

– Она на диете, а мы-то чем виноваты? – орал в трубку пацан.

И пригрозил, что если так будет и дальше продолжаться, он принесет в школу целый жбан пюре, халву и шоколад и съест все это на глазах у учительницы, изображая крайнее удовольствие, чтоб она, сволочь, помучилась. Кроме этого, абоненты жаловались на отсутствие нормального школьного футбольного поля и катка, еще предлагали упразднить лыжные кроссы, прививки, посещение стоматолога, дневники, о контрольных работах сообщать заранее, зарубить на корню саму идею единого госэкзамена. Венька был «на седьмом небе» и решил немедля закрепить успех. Через месяц провел референдум по SMS с учениками, начиная с пятого класса, на котором поставил один вопрос: «Желаете ли вы, чтобы в школе работало школьное самоуправление из числа избранных учениками делегатов от каждого класса?» Успех был ошеломляющим: «за» проголосовало более восьмидесяти процентов, правда, половина из них сначала уточнила: а чего это такое, опять заставлять чего-нибудь делать будут?

– Вот, Слава, глас народа! – то ли с гордостью, то ли с иронией сообщил Левитин. – А ты? Где же твой свободный голос?

– «А чего это такое?» – ехидно спародировал я одну из SMS-ок.

Венька коротко пояснил, сделав вид, что не обращает внимания на мое ехидство:

– Вот смотри на простом примере: физичка двойку тебе поставит несправедливо, а ты жалобу напишешь в Совет школьного самоуправления. Совет её рассмотрит с участием свидетелей и, если найдет жалобу обоснованной, рекомендует физичке исправить двойку. Если же она откажется, тогда жалобу направят директору и копию – родителям ребенка, которые сами потом с этим учителем и разберутся.

Я остолбенел:

– У тебя с головой все в порядке?

– В полном! То, что еще недавно казалось абсурдом, станет явью. Главное, не ставить себе заранее ограничитель из условностей, страха, предубеждений. Семейный кодекс: «Каждый ребенок имеет право выражать свое мнение».

– У нас точно плюрализм, тут двух мнений быть не может, – съязвил я под Задорнова. – Наш житейский кодекс говорит свое: «Каждый родитель и учитель имеет право с этим мнением не согласиться и врезать».

– Можно и не согласиться, и вообще внимания не обращать, но рискованно. – Вениамин многозначительно причмокнул губами, как бы подводя итог нашей дискуссии. – Если в обществе нет демократии, оно рискует ввергнуть себя в хаос революции.

Слушая его, как казалось мне, бредни, я не мог тогда знать, даже не представлял, как далеко все зайдет в реальной жизни, и что я сам приму в этом во всем самое деятельное участие.