Читать книгу Победа ускользает - Кирилл Мошков - Страница 2

Книга первая
ОСТАНОВИТЬ И ВЕРНУТЬ
Часть вторая
ПОБЕГ ПОД ПРИКРЫТИЕМ

Оглавление

Путь от Вальхаллы до Телема оказался – как, впрочем, и ожидалось – совсем недолог, чуть меньше двух абсолютных суток. Ранним утром двадцать второго Йон после долгих переговоров с телемской диспетчерской посадил корабль в Гринтауне – далеком пригороде Лисса. Сажать джампер на Лисском космодроме ему не разрешили. Ожидался визит Генерального министра Империи, а возможно – и самого Пантократора. Свыше семидесяти пяти процентов населения планеты на референдуме высказались за независимость Телема от Империи Галактика.

Сидя в рубке, весь экипаж «Лося» смотрел по местному телевидению выступление лидера сепаратистов Петера Зайнемана. Йон вывел картинку прямо в толщу брони, и они видели Зайнемана – высокого, сутулого, седого – стоящим буквально в нескольких шагах от них.

– Друзья телемиты, – говорил Зайнеман. – То, что произошло – конечно, победа. Наша общая победа. Победа всего Телема. Но в этот день я в первую очередь хотел бы обратиться к тем нашим согражданам, кто голосовал за сохранение Телема в составе Империи Галактика. Друзья, мне – да что там мне, всем нам – ни в коем случае не хотелось бы, чтобы вы восприняли объявленные сегодня результаты голосования как свое поражение. Нет! Нет и еще раз нет! Те двадцать один процент голосовавших, кто подал свои голоса против выхода из состава Империи, никоим образом не стали чужими тем семидесяти пяти с половиной процентам голосовавших, кто отдал свой голос за независимость, и тем трем с половиной процентам, которые не дали определенного ответа…

Дослушав получасовую речь Зайнемана, Йон повернулся в кресле и обеими руками почесал бритую голову.

– Н-да, ребята, – весело проговорил он. – Очередной яркий сюрприз в нашем захватывающем путешествии приготовил нам веселый Телем. Один великий поэт две тысячи лет назад сказал: завидна участь того, кто видел переломные минуты этого мира. Возрадуемся, о братие! Тут теперь такая каша, что разыскивать Легина и Ёсио будет особенно увлекательно. Но я носом чую, – Йон потеребил свой нос, заставив всех прыснуть, – что именно в такой каше, в самой ее середке, должен очутиться Легин. А что это значит?

– Это значит, что вашего друга следует искать где-нибудь поблизости от этого вождя, – хрипло сказала Дойт и прокашлялась: после влажных Тежу и Вальхаллы корабельный воздух казался ей суховатым. Визионное изображение продолжало мелькать в броне, заслоняя вид на летное поле крохотного Гринтаунского космодрома и на бесчисленные многоквартирные дома за деревьями хилого парка, отделявшего космодром от города. После речи Зайнемана шла реклама, и Йон приглушил звук; вдруг Клю вздрогнула и протянула руку:

– Смотрите!

Йон мигом обернулся и прибавил звук. Выпуск новостей продолжался.

– На заседании комитета Движения за независимость, состоявшемся в здании штаба Движения, Петер Зайнеман выступил с предложениями по возможному составу временного правительства переходного периода, которое, согласно статье 194 Конституционного уложения телемской автономии, должно быть сформировано не позже завтрашнего дня, – говорил ведущий. Но не эти слова привлекли внимание экипажа, а изображение.

– Так я и знал! – сказал Йон.

– Это Роби Кригер? – спросила Ирам.

– Ну да, – кивнул Йон.

Реостат с обычным своим победительно-насмешливым видом восседал через три или четыре места от Зайнемана. Это все-таки был Телем, и хотя сам Зайнеман был в костюме и при галстуке, вокруг наблюдалось немало странно одетого люда; так что рядом, например, с тучным лысым джентльменом в стеганом ватнике, накинутом на плечи поверх атласного халата с отворотами (джентльмена представили как будущего министра естественных ресурсов и продовольствия), Реостат в кожанке, майке с какими-то грозными надписями и с серьгой в ухе производил вполне обыденное впечатление. Реостата представили только по фамилии, сообщив, что он будет министром космического флота.

Камера повернулась. Реми и Клю одновременно воскликнули:

– Ёсио!

Действительно, среди толпившихся вдоль стен в штабе Движения отчетливо был виден Ёсио.

– Ну, теперь мы точно знаем, куда нам нужно, – уверенно сказал Йон.

В новостях пошел другой сюжет, и Йон, выключив телевидение, пробормотал:

– А вдруг Легин отзовется?

И набрал с пульта номер регистра Легина.

«НОМЕР НЕДОСТУПЕН», отозвалась система.

Йон попробовал еще раз с тем же результатом и запросил подробности.

«ЗАКРЫТЫЙ СЕРВЕР НЕ ПРЕДОСТАВЛЯЕТ ДОСТУП К НОМЕРУ», объяснила система.

– Тьфу ты, – вздохнул Йон. – Еще одна пакость. Что бы это значило, интересно?

Конечно, никто из экипажа ответить ему на этот вопрос не мог.

– Кто хочет в город? – спросил Йон. – Ясно, мог бы и не спрашивать, все хотят. Значит, надо нам нанять минивэн.

– Это что? – спросила Клю.

– Наземная машина. Только побольше, чем автомобиль. Нас для автомобиля многовато.

– А почему не скар? – спросила Ирам.

– Это же Телем, – сказал Йон. – Тут законы такие. Чтобы водить скар – нужны специальные права, а у меня их нет. Может, у тебя есть?

– Нет, – спокойно ответила Ирам. – Только автомобильные.

– Ты водишь автомобиль? – удивился Реми.

– Ну, ты же водишь глайдер, – улыбнулась Ирам.

– Сравнила, – засмеялся Реми. – Какие же права нужны на глайдер?

– Реми, не говори ерунды! – Клю возмутилась наивностью брата. – Если б у нас на Акаи было сто миллионов глайдеров, неужели не понадобились бы права?

Реми, секунду подумав, кивнул:

– Точно. Это я чушь спорол. А у тебя, Йон, есть права?

– А как же. Дойт, есть?

– У меня же нет вообще никаких документов, – напомнила Дойт. – Я вожу машину, и права у меня были, но у меня их отобрали вместе со всеми вещами на Вальхалле.

– Ну, двое с правами – уже хорошо, – резюмировал Йон.

– Стоп, – сказала Дойт. – А как же я выйду в город без документов? А Эвис? Как мы пройдем паспортный контроль?

Йон почесал в бритом затылке.

– Да, это надо решить сейчас. На самом деле тут очень мягкие требования. Легин рассказывал, что его дядька как-то въехал на Телем, имея из документов только использованную гостиничную карту из Космопорта. Но нам надо… э-э… и паспорта у нас такие разномастные… Вот что, господа, давайте-ка я всем нам сейчас сделаю корабельные удостоверения. Все честь по чести – должность по судовой роли, имя, гражданство.

Развернувшись в кресле, Йон выдвинул из пульта клавиатуру и углубился в библиотеку корабельной документации.

Эвис встал, подошел вплотную к броне и замер, глядя на пригород. Далеко за плоскими крышами песочно-желтых и грязновато-белых дешевых муниципальных жилых кварталов Гринтауна высилось, полускрытое утренним туманом, что-то гигантское – как гора, но только, словно лес, состоящее из отдельных стволов. Подальше виднелась еще одна громада, даже более высокая, еле различимая сквозь дымку, но грозная своим величием.

– Что это? Горы? – спросил Эвис, не оборачиваясь.

Дойт встала рядом с ним, ее рука скользнула под его локоть.

– Нет, это дома. Небоскребы, гигантские здания. Мы сейчас к югу от города, значит вон те, что поближе – это Кула, остров на реке Лисс, а те, подальше – Вабампа. У нас дома были путеводители по Лиссу, я в детстве их разглядывала, но сама тут так ни разу и не побывала. Зато я в Космопорте была. Ой, а это что – второе солнце?

В разрывах облаков отчетливо блеснул Толиман II.

– Да, это Ясный Глаз, – ответил Эвис. – Как его здесь зовут, не знаю. Есть и Красная, третья сестра Взора и Ясного Глаза, но когда Взор и Ясный на небе, ее видно очень редко.

– У моей планеты только одно солнце, – сказала Дойт. – Оно называется Соль. Здесь такое синее небо… А у нас светлое, голубое.

– Ты жила в большом городе? – спросил Эвис.

– Кирнау большой город, очень большой, три миллиона населения, но я жила в пригороде. Два часа езды до университета. У нас был дом… тот самый, который взорвали. Маленький двухэтажный домик. Наверху две спальни, внизу кухня и гостиная. А в каком доме жил ты?

Эвис помедлил.

– Ну, родился-то я в городе, в отцовском доме. Отец мой, почтенный Пеннега, работает на резервном космодроме Космофлота Конфедерации (эти линковские слова Эвис проговорил не без гордости). Это от города час ходьбы. У него в городе дом деревянный, под черепичной крышей, в два этажа. Наверху, как и в твоем доме, спальни, но числом поболее: было нас у отца двое, я и сестра моя Имич – вот и две комнатки, в третьей матушка наша гостей устраивала, если кто приедет. Это, считай, пол-этажа. А с другой стороны – спальня родителей: комната большая, больше нашей кают-компании. (Эвис говорил на своем языке, что было заметно только тогда, когда он, подчеркнуто артикулируя, выговаривал те слова линка, которых в его языке не было). На первом этаже гостевая, это куда всякого гостя вводят, потом кладовые, а с другой стороны – трапезная, а из нее – ход в кухню, кухню у нас строят под отдельной крышей. Дом этот еще мой прадед построил, почтенный Равамис. А как мне восемнадцать стукнуло, пришла пора мне в войско идти: я ведь городского податного второго сословия, у нас, кто здоров – четыре года должен в войске отслужить. И вот после службы я еще почти год в переслужках, все думал – будет мне в гвардии место. Видишь ли, очень мне не хотелось, как все: отслужил, женился сразу, работать пошел или свое дело завел… Уж очень, понимаешь, привык, что я – особенный: отец на космодроме работает. Хотя что там у нас за космодром – бетонное поле да резервуары, а все ж таки, пока мальчишкой к отцу бегал, целый двадцать один корабль космический вблизи видел, батя-то меня всегда предупреждал, когда корабль ожидается. Так уж я думал, думал, каково там, на мирах… Видно, судьба и вправду своих выделяет, как наш Клови учитель говорил. Видишь, так меня в дальние миры и утащило, и вот уж я пол-Галактики пролетел.

– Ты, наверное, первый хелианин в космосе.

– Второй. Первым был король Авалас Алеума XI, лет сто назад. Летал он на Землю встречаться с Президентом, но ничего не видел, слепой был потому что.

Дойт прыснула:

– Совсем слепой?

Эвис улыбнулся.

– Нет, не совсем. В духовном смысле, – так Клови учитель говорил. Слетал этот король на самую Землю, вернулся и ничего для потомства не записал. Только и сказал мудрецу Клауми, который принца-наследника обучал: мол, особенно ему понравилось, как на Земле зубы лечат, зубы ему там залечили. Уж больно зубы у него плохи были – сладкого много кушал.

Дойт захохотала.

– Не люблю я его, – признал Эвис, – на самой ведь Земле побывал – и ни строчки!

– А ты напишешь? – спросила Дойт.

– Обязательно, – серьезно сказал Эвис. – Пишу я не очень быстро, не случилось привыкнуть, но напишу. Даже если не вернусь – передам.

– Как? – не поняла Дойт. – Хелиане ведь пишут от руки?

Эвис смутился.

– Я, может, и неправильно понял, но высокоученый писатель Йонас говорил, что можно написанное… со-ска-ни-ро-вать? – а потом по Галанету передать на наш космодром, резиденту мастеру Богусяку, а он на принтере напечатает и бате моему отдаст.

– Верно, – кивнула Дойт. – Ты зря так все время смущаешься, твои представления очень правильные. Кстати, – вдруг заинтересовалась она, – ты знаешь точный статус всех, кто путешествовал с тобой по Хелауатауа, Йон – писатель, Реми и Клю – стрелки, Ирам – колдунья…

– Это очень неточно, – покачал головой Эвис. – Им была хорошо подобрана наша местная одежда. Йон – не просто писатель, он – высокоученый писатель (ведь он закончил университет), но он проявил себя и как воин, так что вернее всего именовать его «храбрый высокоученый писатель». Реми – храбрый стрелок, так же следует именовать и Клю, потому что у них общая жизнь, но Реми показал себя великим воином, когда сбил вражий флаер. Поэтому его следует именовать «неустрашимый стрелок». Ирам… – Эвис задумался, – ее лицо у наших, хелианских, астлинов изображено на нагрудном знаке. Она говорит – совпадение, но таких совпадений не бывает. И она владеет Бирва Анэмихмат, я сам видел, как она взглядом отвела пять арбалетных стрел. Поэтому Ирам – Небесная душа астлинского племени, и именовать ее следует «великая госпожа». хотя она по присущей ей скромности этого не одобряет.

– А как ты определишь меня?

Эвис улыбнулся.

– Это сложнее, потому что я тебя не видел в нашей одежде. Но изволь, могу определить. Итак, ты окончила университет, больше того – имеешь звание магистра. Наука твоя посвящена иным мирам… В своем мире ты пережила потерю – как ты это называешь? – статуса… но это неважно, потому что ты ведь по-прежнему магистр, не так ли? И ты странствовала. Пожалуй, тебя следует именовать «высокоученая странница».

Дойт повторила:

– Высокоученая странница… А как мне именовать тебя?

– С мной все просто, – сказал Эвис. – Я по-прежнему воин, переслужик, о написании книги только мечтаю. Я – заслуженный воин. Все зовут меня так: храбрый воин.

– Я поняла, храбрый воин. – Дойт слегка поклонилась.

– Тебе позволено звать меня по имени всегда, – тихо сказал Эвис. – Даже по малому, или сокращенному.

– Как это?

– Эве.

Дойт почувствовала, что это – почти предел и она должна чем-то ответить.

– Все и так зовут меня сокращенным именем, – прошептала она, вновь взяв Эвиса под руку. – Но ты, ты зови меня – когда мы вдвоем – так, как меня звала моя мама.

– Как же?

– Доттинья.

Дойт почувствовала, что еще секунда – и Эвис обнял бы ее, если бы сзади за консолью не щелкал клавишами Йон. Тем более что в рубку вошла выходившая куда-то Клю и уселась возле Йона, глядя в монитор ему через плечо. Дойт испугалась, что Эвис сейчас вообще отойдет от нее, но он не отошел – только с улыбкой посмотрел на нее сверху вниз (он был на голову выше ее) и положил ладонь поверх ее кисти, лежавшей на его руке.

– Храбрый воин, – послышался сзади голос Йона. – Иди сюда, мне нужно тебя сфотографировать.

Эвис еще раз улыбнулся Дойт и отошел.

– Садись за пульт, – продолжал Йон. – Да, на свое место. Повернись ко мне. Вот так.

Йон поднял трубку цифровой камеры, навел на Эвиса и опустил.

– Теперь Дойт, – взглянул он на девушку. – Ничего, что на карточке ты будешь без волос?

Дойт засмеялась.

– Ты знаешь, мне это даже нравится. Скажи, а почему у Реми и Клю голова тоже острижена?

– А это побочный эффект того, что нас перенесло с Акаи в Космопорт за один день, – объяснил Йон, наводя на нее камеру. – Когда я, Реми и Клю очнулись, головы у нас были неровно, грубо и криво острижены. Пришлось потом добривать. Все, спасибо. Клю, садись, я сниму тебя. Дойт, не позвала бы ты остальных сфотографироваться? Так… Клю, а ты пока сними меня.

Пока Йон изготовлял корабельные удостоверения, пока заказывал микроавтобус, подтверждал в транспортной полиции через местные сети водительские права – свои и Ирам, пока просматривал кое-какие здешние законы и правила – прошло больше часа. Еще полчаса ушло на то, чтобы выяснить, как снаружи блокировать вход в корабль. Решили уж заодно и перекусить на борту с тем, чтобы до обеденного времени, то есть часов до семи по местному, не искать в городе ресторан. За рационами в морозильник ходил Реми: Клю и Ирам боялись, хотя тело злосчастного Уолли было сброшено в межзвездное пространство еще на подходе к Вальхалле. Пока ели, Ирам обсуждала с Йоном, что нужно купить на Телеме (как-то само собой получилось, что она в экипаже стала выполнять не только роль инженера систем жизнеобеспечения, но и менеджера по снабжению).

– Ты только подумай, – говорила она капитану. – Если идти на Акаи – это семь-восемь суток пути, а у нас на борту только два типа рационов: курица с картошкой и говядина с овощами. Мы же взвоем! Правда, ты и так уже потратился: на Хелауатауа, на Вальхалле, здесь минивэн взял, за наземное обслуживание заплатил… У тебя есть еще деньги?

– Есть, – успокоил ее Йон. – Сравнительно с тем, что у меня на счету, я как раз не так уж и много потратил. Кстати, насчет денег: у меня осталось золото и серебро с Хелауатауа, и хорошо бы его здесь продать, чтоб не лежало мертвым грузом. Но, наверное, это не сегодня: не хочется ездить по городу с мешком золота. Нет, храбрый воин, твои – это твои, я имею в виду мой мешок, то, что я у Богусяка поменял. Твои пусть у тебя и будут, держи их здесь, на борту, а если понадобятся местные деньги – я дам.

– Так нельзя, – нахмурился Эвис, – как это – ты дашь? Я же не заработал. Я и те-то не заработал, я ведь до Колонии вас так и не довел.

– Чушь какая! – фыркнул Йон. – Ты – член экипажа «Лося». Нам надо заключать письменный договор или хватит устного?

– Хватит устного, – сказал Эвис. – И не сердись на меня, я военный человек и мне нужна определенность.

Йон секунду помолчал, потом сделал примиряющий жест, подсмотренный им на Хелауатауа – дотронулся до своего лба ребром ладони:

– Извини, я не подумал об этом. Хорошо. Я принимаю тебя на службу в качестве офицера безопасности яхты-джампера «Лось». Жалованье твое составит… сколько там в Звездном флоте в среднем для офицера? – ну, скажем, сорок марок в сутки, то есть сто двадцать долларов. Сроком на год. Сколько это будет в год, Реми?

– Сорок три тысячи восемьсот долларов, – отозвался Реми, жевавший банан. – Или четырнадцать тысяч шестьсот марок. Куча денег, Эвис, соглашайся.

Клю и Дойт прыснули, Ирам улыбнулась. Эвис понял, что над его серьезностью подшучивают, и не стал обижаться.

– Ну вот, – улыбаясь, сказал Йон и сбросил в лючок мусоропровода пустые тарелки. – За первый месяц я тебе авансом и выплачу – сколько там? – нет, Реми, погоди, я сам посчитаю… ну погоди же… тысячу сто шестьдесят шесть марок.

– И шестьдесят семь пенсов, – ехидно добавил Реми. – Бухгалтер! Эвис, он хотел шестьдесят семь пенсов зажать.

Эвис смущенно засмеялся, встал с бананом в руке и коротко поклонился Йону.

– Я принимаю твои условия, капитан Йон. Теперь я у тебя на службе.

Сев, он откусил сразу полбанана: купленные на Вальхалле изогнутые желтые плоды очень ему нравились.

Йон задумался, допивая кофе.

– А вообще хорошо было бы еще денег раздобыть, – заметил он наконец. – Опубликовать, что ли, чего?

– Хочешь выкупить у нарийи джампер? – подколола его Клю.

– Обойдутся! Он по закону и так мой, у них же он не был зарегистрирован, а зарегистрировал его я на свое имя, так что он теперь по всем законам мой и приписан к планете Акаи. А что мы его угнали, то что-то я не склонен уважать права собственности компании «Лайтнинг». Будем рассматривать «Лось» как трофей. Нет, по поводу денег у меня другие мысли. Когда мы разберемся во всех событиях, встретимся с Легином и Ёсио, когда все вообще как-то стабилизируется – я хочу вернуться на Акаи, а нам там придется восстанавливать станцию «Северо-Запад» и еще много чего делать. Моих нынешних денег хватит, но хотелось бы, чтобы был какой-то резерв.

– Ты хочешь на Акаи навсегда? – осторожно спросила Клю.

Йон засмеялся.

– Ты только подумай. У нас ведь джампер. Что помешает, если нам захочется, слетать на Землю и в Космопорт – и вернуться назад через пару недель?

Клю и Реми переглянулись. Реми повернулся к Ирам.

– Я хочу с вами, – просто сказала Ирам. – У вас там работы на всю жизнь хватит. Я же микробиолог.

Реми залился счастливой улыбкой.

– А как же твои родители?

– Я с ними поговорю.

– Может, мы на Ашдол еще и сами заглянем, – сказал Йон. – Я тоже хочу отца повидать.

Переведя глаза на Эвиса, Йон добавил:

– Не вижу причин, почему не заглянуть и на Хелауатауа.

– Я бы повидался с родителями и дал им денег, – объяснил Эвис всем, глядя при этом на Дойт. – Но я не собираюсь там оставаться. Я хочу с вами. Но вот Дойт?

– Если вы меня возьмете, я полечу на вашу Акаи, – сказала Дойт. – Я, правда, не знаю, чем я смогу там быть полезна, я ведь ксенопсихолог. Но я в детстве была скаутом Его Величества и умею делать все, что потребуется. На Тежу мне все равно хода нет…

Йон кивнул:

– Отлично.

За всеми разговорами и делами не заметили, как настал день: в Лиссе было одиннадцать утра (по абсолютному, правда, было всего пять часов, но вчера специально легли рано, приняв антилаг, скрадывающий шок от перемены часовых поясов). Со служебной проходной космодрома сообщили, что заказанный микроавтобус прибыл. Все засобирались.

Реми поехал в своей хелианской одежде, уж очень она ему пришлась по душе. Разумеется, статусные поясные ножи, арбалет и ваган пришлось оставить на корабле. Клю, во время перелета носившая подаренные Йоном джинсы, надела вальхаллский рокк – короткую, выше колена, юбочку характерной красно-синей расцветки. Дома, на Акаи, она иногда носила юбки, но длинные; надев же в примерочной магазина в Берглунде эту юбочку, она решила так в ней и остаться и сразу же начала ловить на себе мужские взгляды. Впрочем, главным аргументом за рокк был взгляд Йона. Сверху Клю надела потрепанную маленькую косуху, которую ей Йон подарил в Космопорте. Даже Реми, глянув на сестру, сделал вывод:

– Телем сдохнет.

Надевать с косухой туфли или с юбкой кроссовки было странно, поэтому Клю надела вальхаллские клоппы – сандалии с деревянной подошвой – прямо на босу ногу: в Лиссе было начало лета.

Эвису особенно выбирать было не из чего, он пошел в обычной своей одежде, не надевая, конечно, кольчуги, оружия и шлема. Так же не из чего было выбирать и Дойт: она пошла в том, во что ее одела Ирам (собственно, длинная пестрая юбка и черная футболка как раз и принадлежали Ирам, только коротенькая красная безрукавка-распашонка была куплена Клю на Вальхалле). Сложнее было с обувью, но оказалось, что ступни у Дойт некрупные и ей вполне годятся кроссовки Клю. Ирам же надела джинсы, трикотажный джемпер и хелианскую объемную рубашку, скрывавшую ее чрезмерно плотную, как она считала, фигуру. Реми на эти ее замечания только фыркнул: он скептически относился к самоуничижительным иллюзиям своей подруги.

Они вышли из корабля в одиннадцать двадцать по местному времени. Йон с минуту повозился, настраивая входной люк на отпечатки пальцев всех шестерых, и они отправились через поле к служебной проходной. Далеко позади на поле готовился к взлету большой транспортник, и навстречу, с проходной, длинной вереницей шли темнокожие, улыбчивые члены его экипажа в характерной белой форме корпорации «ЗодиаКарго».

На проходной ими занялись два иммиграционных чиновника и полицейский офицер в телемской форме (она очень похожа на космопортовскую, только не серого, а зеленого цвета). Как Йон и ожидал, их новеньких удостоверений было вполне достаточно для въезда на Телем, однако полицейского (в отличие от чиновников) удостоверения вовсе не интересовали – его интересовало, не ввозят ли гости с планеты Акаи (кстати, ребята, где это?) на Телем каких-нибудь недозволенных предметов или веществ. После довольно продолжительного разбирательства решили жевательные листья «патар». которые торчали из нагрудного кармана у Эвиса, считать не содержащими наркотиков (после того, как оба чиновника и полицейский их попробовали, одобрили приятную свежесть во рту и согласились, что от листьев «не тащит». Кроме того, всесторонне исследовали имперскую лицензию на ношение оружия, выданную в Космопорте на имя Йонаса Лорда, и сочли ее действительной, а имеющийся у вышеназванного Лорда семизарядный «александр» в кобуре под мышкой – подпадающим под ее действие. Приезжие заплатили за трехмесячные визы по десять марок с носа, забрали у дежурного ключи от арендованной машины – и вышли в вестибюль.

Тут же Йон подошел к банкомату, подозвав весь экипаж. Сунув в аппарат свою кредитку, он обналичил местной валютой тысячу двести марок и каждому раздал по двести – на всякий случай. Купили тут же в киоске карту города, жевательную резинку, несколько бутылок воды и одноразовых телефонов – и вышли в город, на широкую площадку перед проходной.

– А вот и наша тачка, – объявил Йон.

Ирам обошла вокруг длинного красного микроавтобуса и присвистнула:

– Вот это тарантас. Ну, братик, у тебя губа не дура.

Йон засмеялся, открыл дверцу и запрыгнул на водительское сиденье.

– Да, ребята, это классная штуковина. Смотрите, тут есть мап-навигатор.

– А что это? – Клю перегнулась через Йона.

– Мап-навигатор? – Йон погладил Клю по стриженому затылку. – Это вместо карты города. Смотри, масштаб уменьшается, увеличивается… Все время видишь, где ты едешь.

Все расселись по мягким сиденьям. Дойт объявила:

– У нас в Кирнау почти такие же ходят от конечных станций метро в пригороды.

– Я сяду впереди. – Клю, мелькнув голыми ногами, забралась на переднее правое сиденье.

Реми устроился у дверцы салона, на боковом кресле; Эвис и Дойт сели сзади, а Ирам – напротив Реми, позади Йона. Йон обернулся, весело всех оглядел и сказал:

– Ну, ребята, держитесь. Я уже два, нет, три года ничего не водил! А я – БЕШЕНЫЙ водитель! Клю, пристегнись. Вот так, вот так, как я.

Мотор мягко взревел, и красный микроавтобус с места рванулся через площадку перед проходной, огибая ряд припаркованных машин.

– O-la-la, – только и сказал Реми, с трудом удержавшийся на своем сиденье.

Машина пронеслась по обсаженной деревьями аллее и выехала на широченный хайвэй. Клю даже зажмурилась от вида сотен машин, в четыре ряда несшихся в одном с ними направлении. Хайвэй поднялся на уровень третьих-четвертых этажей белых и песочных зданий пригорода, слева обнаружились встречные четыре полосы за высоким бетонным ограждением. Йон еще прибавил скорость, встраиваясь в крайний левый ряд, и издал какой-то индейский клич.

– Хорошо водишь, – с удовольствием сказала Ирам.

Реми, сидевший к ней лицом, вдруг вытянул руку:

– Ирам, гляди! Ребята, поглядите! Клю, видишь?

Все повернулись в том направлении, куда он указывал: там, над уходящими назад крышами Гринтауна, близящейся горой вставали небоскребы острова Кула.

– Мы туда поедем? – спросила Клю.

– Мимо проедем, по мосту, – ответил Йон. – Там с моста красивый вид.

– А в Вабампу не попадем? – подала голос Дойт.

– Пока незачем, – отозвался Йон. – Мы едем в центр, на авеню Ризом, там штаб Зайнемана. Кстати, там такой район – много хороших магазинов. Надо будет всем одежды прикупить, особенно Дойт. Ай-яй-яй, поворот на мост Вашелл закрыт. Как же я попаду в центр?

Поток машин на хайвэе медленно тормозил, повинуясь энергичным взмахам жезлов трех зелено-черных дорожных полицейских. Йон торопливо открыл окно и, поравнявшись с одним из регулировщиков, крикнул по-тоскалузски:

– Offiser, haw cud ai get tu da Center? Mai map navigeitor cannot shou divershen rout.

– Tru Sanderson strit, Lincoln bulevard tu Avenue Migeeni and den tru embankment! – прокричал сорванным голосом сквозь шум и гудки краснолицый полицейский.

– Tankya, sir! – гаркнул Йон и нажал на газ, одновременно отсекая шум оконным стеклом. – Длинный объезд получается, но ничего.

Короче, в центр они попали только через полтора часа, но это оказалось и к лучшему: получилась неплохая экскурсия. Все вдоволь насмотрелись на бесконечные одинаковые проспекты Саутсайда, по которым пробирались к набережным, на заречные парки Лаккерстоун-Хиллс, над которыми высился холм с белой громадой вице-президентского дворца, на исполинские небоскребы Кулы, потом – на гигантский, пересекающий оба рукава реки мост Ливингстон, над которым, в неимоверной выси, еще один мост вел к дальним небоскребам Вабампы. Потом долго ехали по бесконечной, похожей сначала на Бродвей, а потом – на бульвар Сен-Жермен улице, авеню Ризом, отделяющей утонченный, утопающий в зелени скверов Старый Лисс от шумного, богемного, многоэтажного Центра. Клю даже начала возмущаться, что Ризом все продолжается, на каждом светофоре приходится стоять, а они все никак не доберутся до центра. Только Ирам и Дойт, выросшие в больших городах, сохраняли спокойствие. Эвис время от времени просто закрывал глаза, переполняясь впечатлениями, а Реми вертелся, как ошпаренный, пытаясь одновременно разглядывать машины, прохожих, витрины и крыши домов.

Наконец, впереди на тротуарах зачернели толпы народа: это шел митинг сторонников Зайнемана вокруг штаб-квартиры Движения за независимость. Тут Йон наконец свернул на более узкую улицу под названием Конкорью и велел Ирам смотреть налево, а Дойт направо – искать паркинг, можно не очень дешевый. Девушки принялись выкрикивать:

– Три марки в час! Ой, занято… Пять марок в час! Нет, все занято…

Кварталах в пяти от Ризом Йон еще раз свернул, и тут Ирам крикнула:

– Налево! Две восемьдесят в час, есть свободные!

Йон свернул в паркинг, остановился и сказал:

– Ну, все наружу. Идите на улицу, я сейчас расплачусь.

Снизу, из паркинга, выбежал темнокожий менеджер, взял у Йона ключи от машины и отдал номерок. Номерок Йон тут же передал Эвису, как самому положительному по сути и, кроме того, офицеру безопасности по должности.

Йон опасался, что спутники его растеряются на улицах, но все было хорошо: Ирам держала за руку Реми, а ведь Ирам выросла в Бертонии, крупнейшем городе Ашдола. Дойт держала за руку Эвиса, а она тоже была из большого города. Наконец, Клю вел за руку сам Йон. В виде общей инструкции Йон сказал только:

– Ни на что не обращайте внимания, улыбайтесь, радуйтесь жизни. Это – Лисс. Кто-нибудь бывал в Лиссе?

– Я, один раз, десять дней, – бодро доложила Ирам. – Мне тогда было девять лет.

– Отлично! – воскликнул Йон. – В таком случае все смотрят на меня.

В первом же переулке им навстречу валила целая ватага белозубых латинос, которые, как по команде, уставились на Клю, шедшую впереди с Йоном, и тут же сочли необходимым выразить свое восхищение ее кавалеру, то есть Йону, яростно щелкая пальцами и жизнерадостно восклицая:

– He, hombre! Que dura muchacha!

Йон только захохотал.

Свернули на Конкорью. Там было несравнимо больше народа, и все такие странно одетые – да кое-кто даже и почти раздетые – что Йон и компания тут же потерялись на общем фоне. И неудивительно: Конкорью в Лиссе – все равно что Бобур в Париже или Хэйт-Эшбери в Сан-Франциско былых времен. Это признанный центр межпланетной тусовки. Здесь можно встретить и родстера-пионера с какой-нибудь имперской планеты, и хиппи-ветерана с Земли, и панка-прикольщика из Космопорта, непризнанного гения-саксофониста со Стагола, а также фокусников, мимов, фолкников, монахов, экзотистов, артиков, рэперов, фантомистов, байкеров, хайкеров, продавцов презервативов, мелких пушеров, детективов в штатском, папарацци, светских тусовщиков, карманников и кого угодно еще, и все это – на пространстве едва ли в милю длиной. Быстро идти по тротуарам Конкорью невозможно: они шли медленно, кому-то улыбаясь, кого-то толкая, заглядываясь на витрины прелюбопытнейших магазинчиков и вывески знаменитых на всю Галактику музыкальных клубов (вроде легендарного «Атавистик Шато»). Реми поймал в своем кармане чью-то руку и резко сжал ее. Над ухом невнятно застонали. К Реми тут же рванулся мордоворот, прикрывавший «щипача», но тут обернулся Йон, а увидев его лицо – выдвинулся Эвис, и мордоворот со стонущим карманником замерли, развернулись и растворились в толпе.

– Все города похожи, – засмеялся Эвис. – У нас в городе на рынке примерно так же.

Наконец они выбрались на авеню Ризом. Тусовщиков и здесь было не меньше, а возможно, и больше, чем на Конкорью, но их густо разбавляла более цивильная публика, в основном – решительного вида мужчины и женщины с повязками Движения за независимость на рукавах. Впереди, у штаба Зайнемана, шел митинг. Небольшая площадь перед десятиэтажным белым параллелепипедом была сплошь забита народом, и пробиться к центральному входу было совершенно невозможно. Там реяли черно-бело-зеленые знамена, и десятки тысяч людей одобрительно хлопали какому-то оратору, в завершение своей речи приветственно размахивавшему сцепленными над головой руками. Над площадью разнесся чей-то тысячекратно усиленный голос:

– Слово имеет сенатор от Телемской Сибири Бурбон Иванов! В этот решающий час он с нами, рядом с нашим Петером!

Толпа заревела, а с трибуны, образованной двумя грузовиками, какой-то бородач заорал страшным басом, перегружая системы звукоусиления:

– Из бескрайних степных просторов Сибири принес я горячий сибирский привет героическому Лиссу! Как один, сибиряне встают на защиту нашей независимости, и мы никому не позволим…

Йон тем временем, обняв Клю за плечи и ведя ее перед собой, проталкивался в толпе вдоль ее дальнего края, у самых стен древней Технической библиотеки, к левому крылу штаба Зайнемана – Йон углядел, что там было свободное пространство, огражденное черными шлемами местной полиции, и решил, что там должен находиться служебный вход в здание. Остальные быстро протискивались за ним. Всего за какие-нибудь четверть часа они пробрались к служебному подъезду. Здесь уходил в глубь квартала, в сторону Конкорью – точнее, под нее, в подземную развязку Нижнего Яруса – узкий переулок. Пробираясь за спинами митингующих между цепочкой полицейских и обильно наставленными машинами, которым не хватило места в подземных гаражах штаба, вся компания постепенно подобралась к подъезду – никто их не останавливал; похоже, полицейским в цепи никакого дела до них не было.

Метрах в двадцати от подъезда Йон приостановился, поджидая Эвиса и Дойт, огибавших длинный белый лимузин. Реми и Ирам уже стояли рядом. Йон вытягивал шею, глядя на служебный подъезд: из подземного гаража выехали и встали у крыльца несколько машин, явно ожидая кого-то; начали выходить из здания какие-то люди, трое или четверо крепких ребят в штатском цепко смотрели сверху, еще трое быстро сбежали к машинам, профессионально четко просматривая маршрут.

Время вдруг будто бы потекло медленнее, столько событий стало происходить почти одновременно.

Из переулка выехала и мягко остановилась в нескольких метрах от экипажа «Лося» длиннющая золотисто-желтая машина – настоящий «роллс-ройс». Одновременно открылись задние дверцы справа и слева. Слева выбрался огромного роста ражий мужчина с бородой и диким взглядом, справа вышел полноватый, налысо бритый тип в дорогом черном костюме, черных очках и с тростью.

Йон забеспокоился, рукой отводя Клю назад, к Реми и Ирам, другой же рукой пытаясь на всякий случай расстегнуть косуху, чтобы освободить доступ к кобуре с «александром».

Из переулка тем временем на большой скорости подъехали два могучих джипа и, чуть слышно скрипнув тормозами, резко остановились прямо напротив Йона. Раскрылись дверцы. Коротко стриженные, быкоподобные здоровяки в одинаковых серых комбинезонах без знаков различия целенаправленно устремились к Йону.

Испуганно вскрикнула Дойт. Ирам напряженным голосом произнесла сокращение, с которым Йон мысленно согласился, глядя на шагающих к нему «быков» в сером:

– МИБ!

На крыльце появились и стали стремительно спускаться по ступенькам несколько мужчин, одним из которых явно был новый временный министр космического флота Телемской автономии Роби Кригер. Йон перевел глаза на бритого хлыща в черном: тот быстрым движением повернулся к подъезду, к Йону, к «быкам» в сером.

Крепкие руки с толстыми пальцами схватили Йона за правое предплечье, не давая ему возможности достать оружие. Еще один комплект толстых пальцев продемонстрировал ему характерную красную карточку, и характерный властный голос произнес:

– Министерство Имперской Безопасности. Господин Лорд? Вы и ваш экипаж задержаны, пройдите с нами.

Мгновенная пауза. И тут сквозь налетающий с площади бас сибирского оратора бритоголовый хлыщ в черных очках заорал на линке:

– Патриоты! Службисты берут наших!!!

С ревом, свистом и улюлюканьем сотни людей с площади обернулись к служебному подъезду.

Рванулись с двух сторон телемские полицейские, исполненные ненависти к «имперским сатрапам».

Застыл на крыльце у своей машины, вглядываясь, министр Кригер.

Реми решительно отбил руку с толстыми пальцами, попытавшуюся ухватить его за рукав. Свободные от удержания Йона «быки» одновременным движением выхватили пистолеты, но тут от джипов послышался начальственный голос:

– Ладно, одного хватит!

Двое «быков» отчаянным рывком буквально пронесли Йона по воздуху и втолкнули в джип. Остальные, не опуская оружия, моментально отступили и расселись по машинам. Хлопнули дверцы. Взревели два мощных мотора. Задним ходом, развернувшись почти на месте, джипы умчались в переулок. На площади замолк оратор, тысячи людей с гулом поворачивались к левому углу здания штаба.

С крыльца отчетливо прозвучал голос Роби Кригера по прозвищу Реостат:

– Телемиты, на провокации не поддаваться! Полиция, чего стоите? За ними, посмотрите, куда парня повезли!

Однако первыми среагировали не полицейские, а – почти одновременно – Ирам и тот самый хлыщ в черных очках, который неожиданным возгласом спас от ареста весь экипаж «Лося» (правда, кроме Йона). Ирам повернулась к хлыщу и быстро сказала:

– У вас машина. Поедем за ними.

Бритый бросил из-под очков быстрый и, кажется, какой-то отчаянный взгляд на Кригера – кажется, Кригер был ему позарез нужен – и тут же решился:

– Хорошо. Барышня – в машину. Остальные – ждите здесь. Миша, – бросил он своему бородатому спутнику, – останься. Головой мне за них отвечаешь! – крикнул он уже из «роллса», щелкнули две дверцы, и лимузин, визжа покрышками, мгновенно развернулся и умчался в переулок.

Затем, одна за другой, в переулок укатили две машины с наконец-то среагировавшими полицейскими. Следом – длинный мощный «ровер» охраны Кригера и два черных «ниппера», в одном из которых ехал министр.

Клю звенящим голосом протянула:

– Опять его у нас отобрали. Ой!

– Silance! – одернул ее Реми. – Tranquilman, Clu!

– Да вы не волнуйтесь так, – мягким интеллигентным голосом заговорил бородатый гигант. Голос до такой степени не вязался с его звероподобной внешностью, что весь экипаж уставился на него круглыми глазами. – Не волнуйтесь! У Кима отличная машина, машину ведет отличная специалистка, они их живо догонят и проследят.

– Ну да, а Йона тем временем убьют в застенках, – голосом, в котором слышались уже настоящие слезы, сказала Клю.

– Mon Dieu, – досадливо сказал ей Реми на франсэ-эспасьяль, – de patiance! Je n'avai rien pensee que tu es une alarmiste commsa!

– Je l'aim, peu-tu comprend le choss commsa! – огрызнулась полушепотом Клю – впрочем, уже гораздо спокойнее: Реми и правда всегда помогал ей набраться терпения.

– У нас тоже есть машина, – сказала Дойт волосатому гиганту. – Здесь, возле Конкорью, в паркинге, микроавтобус.

Пару секунд бородач смотрел на нее, соображая, потом медленно кивнул:

– Да, это хорошо. Жетончик у вас?

– У нас, – ответила Дойт, показав на Эвиса.

– Миша, – назвал себя гигант и быстро, неожиданно ловко поклонился.

– Дойт, – ответила Девушка. Миша вопросительно взглянул на остальных.

– Эвис, сын Пеннеги, – быстро сказал хелианин.

– Клю, – неохотно проговорила Клю. – А что…

– Реми, – нетерпеливо перебил ее брат. – Миша, мы ведь тут должны были найти одного человека… даже двух…

– Какое совпадение, – усмехнулся бородач. – Ким тоже ехал, чтобы найти двух человек. Нет, ребята, сейчас не выйдет: без министра Кригера нас внутрь не пустят, а он уехал.

– Нам внутрь уже не нужно, – вдруг заявил Реми, вытянув шею и глядя на служебный подъезд. – Клю, гляди!

– Ёсио! – обрадованно воскликнула Клю.

Реми тут же, не сказав больше ни слова, бросился к подъезду, метнулся среди стоящих машин и пронзительно засвистел. Ёсио – а этот бритоголовый азиат в синей джинсовой куртке и белых джинсах, безусловно, был Сакамото Ёсио – неожиданно лихо свистнул в ответ и между полицейскими протиснулся навстречу Реми.

Словно два воина, прорубившихся друг к другу среди битвы, Реми и Ёсио остановились в шаге друг от друга. Непроницаемое обычно, лицо юного монаха расплылось в улыбке. Реми глубоко вздохнул и сказал:

– Ну слава небесам, хоть тебя мы отыскали!

Они шагнули друг к другу и крепко обнялись. Потом повернулись и зашагали к остальным.

– Ты отлично выглядишь, – искоса взглянув на Реми, заметил Ёсио. – Куртка с Хелауатауа? Тебе идет.

Реми даже засмеялся.

– И ты неплохо выглядишь. Откуда такие крутые джинсы?

– Потом расскажу, – улыбнулся Ёсио, и тут подбежала Клю и от радости поцеловала Ёсио в щеку. Монах неожиданно покраснел.

– Это Ёсио, – объявил Реми остальным.

– А где Йон? – удивился монах.

– Его две минуты назад арестовало МИБ, – сердито объявила Клю. Ёсио прикрыл глаза и покачал головой:

– О три драгоценности! Это нехорошо.

– Нехорошо? Мягко сказано! – фыркнула Клю. – А где же Легин?

– Да, где Легин Таук? – неожиданно спросил Миша.

Ёсио обернулся к бородачу и несколько секунд смотрел в его маленькие прозрачные голубые глазки.

– Вы не враг, – удовлетворенно проговорил он наконец.

Миша слегка поклонился:

– Спасибо. И все-таки – где Легин Таук?

Лицо Сакамото разгладилось. Насколько Реми успел понять монаха, таким способом Ёсио смирял чересчур сильные эмоции.

– Видите ли, – вежливо сказал Ёсио, – буквально три часа назад капитана Таука тоже арестовало Министерство Имперской безопасности.

Все переглянулись. Миша вполголоса произнес на незнакомом языке несколько чрезвычайно экспрессивных слов. Клю горестно хлопнула себя по бедрам:

– Его? Арестовали? Он же супермен. Как?!

– Мы ехали в метро, – объяснил Ёсио. – Он обнаружил слежку. Мы пытались оторваться, переходили с линии на линию. Но у них, видимо, был пеленг или наводка на Легина. Он так и сказал мне: невероятно, но они идут по пеленгу его браслета-регистра. Велел мне уходить и ехать сюда. Я отказался. Мы вышли на станции «Авеню Бертрана VIII». И вдруг Легин сказал мне: ну все, сейчас нас будут брать. Бегом к Кригеру, я задержу их. Я опять отказался. И тут со всех сторон появились агенты. Легин не мог стрелять – кругом были люди. К моему удивлению, мной никто не интересовался. Меня просто отпихнули в сторону, как ребенка. Я пытался сопротивляться, рвался защитить Легина, но куда там – в МИБ служат профессионалы. Меня оттеснили, а Легина окружили и вывели на улицу. Насколько я понял, он пытался применить какие-то психократические приемы, но им поддались только побочные персонажи; агенты, блокировавшие его, либо были сами сильными психократами, либо находились под воздействием сильного психоблокиратора, типа ренцивезина или альфастопана. Их было человек десять, но, я думаю, если бы я вовремя ушел и Легин не беспокоился за мою безопасность, он все-таки сумел бы отбиться…

Все помолчали.

– Я приехал сюда, – продолжал Ёсио. – Мистер Кригер отправился в МИБ разбираться, а мне велел ехать в учебный центр телемского космофлота, где он нас разместил. Поручил сидеть и ждать информации. Ехать велел на такси, рассказал, как взять гарантированно чистую машину… Я вышел и увидел Реми.

Реми положил Ёсио руку на плечо.

– Только давай, не вини опять себя, – полушутливо сказал он.

Ёсио улыбнулся.

– Я стараюсь.

У бородача Миши в кармане вдруг закурлыкало, он вынул мультиком и заговорил:

– Да, Ким. Да! Мы встретили здесь Сакамото Ёсио. Таук арестован МИБ на метро «Берти-восьмого» три часа назад. Где? Понял. Я знаю место. Мы сами приедем, встанем у «Пиццы-Экспресс», у ребят микроавтобус. Ahadavai, – добавил он на незнакомом языке, убрал телефон и повернулся к остальным. – Все, поехали. Ким и ваша барышня их проследили. Йона Лорда повезли в центральное управление МИБ по Телему. Прямо в Красный Дом. Эвис, давайте жетон, я поведу. В каком паркинге у вас машина?


Всего в полукилометре от вице-президентского дворца в Лиссе высится Клык Телема – самое древнее сооружение в городе, двухсотметровый черный обелиск-монолит. Это – все что осталось от «Антея». последнего транспорта переселенцев, пришедшего на Зеленый Мир перед самой Телемской войной.

Как обычно это бывало с переселенческими транспортами, его быстро разобрали, и почти весь он пошел в переплавку; только «хребет» корабля, вот этот самый исполинский клык из неплавкой титанокерамики, еще высился над далекой окраиной крохотного городка под названием Лисс. Затем началась война, после которой Лисс надо было отстраивать заново. А вот Клык, который бомбардировки пощадили – возможно, потому, что до последнего дня недолгой бессмысленной бойни имперские пилоты использовали его как отметку для наведения на цель – решили оставить. Как символ. Так он и высится теперь над центром мегаполиса. Вокруг на несколько миль нет более высоких строений, и видно Клык отовсюду.

Столетиями люди показывают на него, если хотят безмолвно укорить собеседника за неосторожные слова. Жест этот означает что-то вроде «Большой брат слышит тебя».

Дело в том, что сразу за Клыком, примерно в полукилометре вниз от дворца по реке Лисс, находится скромное семиэтажное здание Управления МИБ по Телему. Здание, в плане представляющее собой квадрат со стороной в сто семьдесят метров, заполняет низину между двумя холмами – Старым, на вершине которого стоит Клык, и Оружейным. В древнем, довоенном Лиссе на Оружейном холме находились оружейные мастерские, а впоследствии, около четырехсот лет назад, был выстроен любимый десятками поколений маленьких лиссеров универмаг Kidz World.

Только с противоположной стороны реки, из Саутсайда, да еще с небольшого участка набережной Лаккерстоун-Хиллс видно, что здание МИБ на самом деле вовсе не семиэтажное. Низина меж холмов заполнена им сплошь, со стороны реки там двадцать два этажа. А некоторые люди – кто по собственному печальному опыту, кто по слухам, кто (это уже в последние годы) из невнятных намеков прессы, – знают, что во внутреннем дворе здания (за тускло-багровый цвет стен в городе его зовут Красным Домом) видны тридцать два этажа, уходящих вглубь, а на самом дне – прогулочный дворик на крыше следственного изолятора, занимающего еще девять подземных этажей. Доподлинно известно, что самый нижний этаж здания находится всего несколькими метрами выше Центрального тоннеля Нижнего Яруса, который связывает южный и северный берега Лисса. Легенды гласят, что из нижних камер следственного изолятора по ночам можно услышать, как по тоннелю идут машины. Очень, кстати, немногие люди слышали в ночной тишине этот шум и могли потом об этом рассказать. Те сорок несчастных, что в последний раз увидели небо из колодца прогулочного дворика Красного Дома, провели последние ночи своей жизни, слушая этот загробный гул.

Больше всего удивило Йона, что допроса, как такового, не было. Был анализ крови на ген-код, установление личности: Йон признал, что он – Йонас Виллем Лорд, двадцати шести лет, подданный Имперской метрополии, свободный журналист, холостой, католик. От него потребовали кода доступа на «Лось» – он только хмыкнул. Начал требовать адвоката, что вызвало дружный смех присутствовавших (а присутствовало пять офицеров, мордоворотов почище тех, что брали его на улице). Порадовался про себя, что основную часть наличных денег и все документы – кроме новенькой корабельной карточки – оставил на корабле. Потребовал полагающегося по закону звонка – но внезапно получил офицерским стеком по коленям (больно). Все это снимали профессиональной камерой при ярком свете. Затем его вывели в коридор, затолкали в лифт, спустили на много этажей вниз и заперли в камере. Отобрали ремень, но оставили радиобраслет: сам он снять его отказался, а руку рубить ему не стали, хоть и грозились. Впрочем, на браслет наклеили какую-то моментально ссохшуюся прозрачную пленку, так что пользоваться им стало нельзя: цифры часов виднелись, а вот вызвать остальные функции было невозможно.

В камере, как, впрочем, и полагается, были только унитаз и узкая откидная полка без всякой постели. Йон демонстративно на нее улегся: начитался детективов, думал, что придет охранник, запретит лежать, и можно будет еще пошуметь, поскандалить, не дать про себя забыть. Не вышло. Его вызывающее поведение никого не интересовало. Так и пролежал весь остаток дня, то ругаясь в голос на всех знакомых языках, то выкрикивая слова боевых революционных гимнов (даже тех, из которых знал две-три строчки), то просто колотил каблуками в дверь. Потом устал и притих. Когда дисплей браслета сквозь ссохшуюся пленку показал девять вечера, дверь лязгнула, вошел здоровенный краснолицый капрал и сунул Йону миску какой-то похлебки – довольно съедобной, но жидкой. Йон мгновенно ее съел и агрессивно потребовал еще. Капрал вышел и через минуту принес еще миску. Йон съел и потребовал адвоката, звонок, следователя и соблюдения своих прав имперского подданного. Капрал выслушал его, дал кусок хлеба граммов в двести, мягкую пластиковую посудинку с одним литром воды и молча ушел. Йон еще постучал ногами в дверь, потом еще спел. Революционные гимны в его репертуаре закончились, так что пел он «Gaudeamus» и блюз «Stormy Monday», потом глотнул воды и притих окончательно.

В тишине он отчетливо услышал, как где-то под ним едут машины. Он слышал, как в их гудении зарождалась – где-то далеко справа – басовая нота более крупного двигателя, проходила под ним и уходила налево. Даже различил один раз автобусный гудок. Тогда он понял, что находится на нижнем уровне «Красного дома». что выхода отсюда нет и что он пропал. Йон с досадой выругался на линке – так получалось свирепее всего – отвернулся к стене и приказал себе не думать о Клю и заснуть.

Через полчаса у него это получилось.

* * *

– Почему ты не хочешь рассказать это всем? – с некоторой обидой, хотя внешне и спокойно, спросил Реми.

Была половина десятого вечера, над Лиссом сгущались сумерки. Микроавтобус был припаркован на набережной Лаккерстоун-хиллс в цепи машин напротив череды дорогих ночных ресторанов, где жизнь только начиналась. Лиссеры – народ еще более склонный к развлечениям, чем портмены. К ресторанам – пешком, на автобусах, минивэнах, автомобилях – подкатывали разнообразные пестрые (не то слово!) компании. Часть из них не торопилась в уютное тепло изысканных заведений, а продолжала с хохотом и галдежом толпиться вокруг своих машин. Никто не обращал внимания на красный микроавтобус, в котором внутри тоже сидела какая-то компания. Никто не оказался настолько внимателен, чтобы заметить, как напряжены и озабочены люди там, внутри.

– Пойми, Реми, – спокойно, с глубокой убежденностью ответил монах Сакамото Ёсио. – Поймите меня, уважаемые друзья. Миша и Ким не говорят нам, кто они, но они хотят защитить, выручить Йона и Легина. Поверьте мне, я знаю множество способов проверки людей. Это очень разные способы, но все они очень действенные. Все это время – пока мы ехали к Красному Дому, пока мы ждали, пока мы совещались, пока мы ели, пока мы опять совещались – я применял все, поверьте мне – все! – доступные мне способы проверить этих двух людей. Я не могу сказать, кто они такие, но они – не враги. Они – друзья, они – на одной стороне с нами. Причем, совершенно не желая умалить достоинств нашего нового друга Миши, я чувствую – ощущаю, понимаю, знаю! – что особенно важно для нас присутствие Кима. Я ощущаю в нем силы, которых не понимаю, и именно поэтому считаю, что та информация, которой я еще располагаю и которой пока не поделился ни со своими уважаемыми друзьями и соседями по Акаи, ни с новыми их спутниками, ни с Мишей – я считаю, что эта информация очень важна именно для Кима, и от того, дам я эту информацию именно ему или не дам, зависит слишком многое в нашем общем будущем. Вот все, что я могу сказать. Прошу не обижаться на меня и разрешить нам с Кимом выйти из машины и побеседовать наедине.

Все некоторое время помолчали. Ким смотрел на свои руки. Ему не хотелось никаким образом воздействовать ни на кого из них. Миша, хмурясь, играл мультикомом, который в его здоровенных лапах выглядел игрушкой. Наконец с заднего сиденья раздался голос Эвиса:

– Мне кажется, что высокоученый монах прав. Я не владею теми силами, о которых он говорил, но мне кажется, что будет лучше, если они с человеком по имени Ким побеседуют снаружи.

– Да, ладно, – кусая губы, сказал Реми. – Я не понимаю, что движет тобой, Ёсио, но ты скорее всего, прав. Что ты думаешь? – спросил он Клю.

– Пусть выйдут и поговорят, – устало кивнула Клю. – Я верю Ёсио. Да и Киму я верю. Наверное, им виднее. Пусть.

Ким поднял голову и посмотрел на остальных, тщательно воздерживаясь от какого бы то ни было воздействия. Ирам кивнула Реми, кивнула Ёсио, кивнула ему, Киму. Уставшая Дойт, положив голову на плечо Эвиса, сказала только:

– Я тоже им верю.

Ким перевел глаза на Ёсио.

– Идем, почтенный монах.

Не поднимая глаз, Миша быстро сказал на незнакомом языке:

– Palkovnick, ya nadeyuss ty p'nimaesh 'shto delayesh.

– Kaneshna, – ответил ему Ким и, неловко согнувшись, открыл дверцу и выпрыгнул на гранитные плиты тротуара набережной.

Вечером у реки было прохладно. Поднялся ветер, небо затянуло тучами. От воды веяло странным торфяным запахом, которого телемиты не ощущают вовсе, но который землянину навевает какие-то лесные ассоциации. Река Лисс вот уже триста лет, после принятия на автономии жесткого Закона о Природе, была кристально чиста от промышленных загрязнений, но обильно несла ил и почву лежащих выше по течению плодородных плоскогорий Северной Тоскалузы. В бурых водах Лисса празднично дробились огни Саутсайда.

Перегнувшись через гранитный парапет, Ёсио взглянул на быстро катящиеся мимо потоки речной воды. Справа доносился гомон какой-то развеселой компании, фотографировавшейся на фоне реки.

Ким встал рядом. Ёсио глянул на него искоса. На спокойном, чуть сонном лице их нового знакомца была написана усталость. Ким провел рукой по лысому черепу и подбодрил монаха:

– Кё ва нанто самуй отэнки дэсё

Ёсио поднял брови, но тут же притушил гримасу удивления, смиряя эмоции, и ответил:

– Кумо-га ой уэ-ни кадзэ-га фуйтэ иру.

Ким покивал. Ёсио вежливо заметил:

– Аната ва нихондзин-га ханас ёни дзёдзуни нихонго-о ханасьмас.

Нахмурившись, Ким перешел на линк.

– Давайте закончим с комплиментами и перейдем к делу, как бы невежливо это ни звучало. Что вы хотели мне сообщить?

Ёсио взглянул ему прямо в лицо. Ким почему-то избегал смотреть ему в глаза, но Ёсио был даже рад этому: прямой взгляд Кима вызывал какое-то давящее, малоприятное чувство. Видимо, Ким это знал.

Победа ускользает

Подняться наверх