Читать книгу Свет и тени религии рода - Кирилл Павлович Гопиус - Страница 3
Пение Имен над пеплом
Оглавление«…Это синий не густой иней над моей плитой. Это сизый зимний дым мглы над именем моим». Николоз Бараташвили.
«Кадиш йатом – Кадиш сироты. Читается по родителям на протяжении одиннадцати месяцев после их смерти. Поминальный Кадиш не содержит слов о загробной жизни или о воскресении из мёртвых, служит признанием справедливости небесного суда». Словари.
Имя твое поем в мире тобой сотворенном по воле твоей и властью твоей над всеми, любовью твоей. И верно это и будет всегда. И Сын от Отца вернется, спасение принося нам. И род Духа святого продлится при нашей жизни. И мы потомками того рода приходим. Для его вечную жизнь. И верно это и будет всегда.
Поем твое Имя над пеплом ушедших. Над пеплом тех, кто нам жизнь передал и вернулся к тебе. Пусть песня звучит наша вечно, меняя лишь голоса. Пусть сила в ней будет от пепла того. И каждого вспомним, кто через тебя и в тебе нам огонь посылает для будущих жизней. И верно это и будет всегда.
И Имя твое звучащее объединяет в себе любого, кто явлен этому миру. Звучащее Имя твое утешит любого и укрепит. И сила его в тебе и в каждом, кто минул, кто сущ, кто грядет. Кто сила и слава и власть твоя. И верно это и будет всегда.
И жизнь будет длиться под небом. И солнце сменяет луну. И сын провожает отца и мать. И Имя твое поет над их пеплом. И верно это и будет всегда.
Мир творящий и мир посылающий… Имя твое звучит над пеплом. И звук продолжается в нас и наших коленах. И будет звучать, оживляя пепел.
И верно это и будет всегда.
И верно это и будет всегда.
И верно это и будет всегда.
……………………………………………………………………..
Свобода
сироты
«Sometimes I feel like a motherless child long way from my home… Freedom!..» Richie Havens
Ну, вот я сирота… И что? Свобода? Нет… Пустота. Да, она наполнится. Я знаю. Чем-то важным и нужным. Наполнится. И жизнь продолжится. Но… тех, кто хочет получить свободу, я хочу спросить. Готовы ли вы потерять свою мать? Да… Будет много всего. Много всего нового. Но… вы готовы пожертвовать мамой?..
Подумайте…
………………………………………………………………………
И вот она умерла… Мама
А что я чувствую… Да, ничего. Вот умерла мама. И все мы (ее дети, внуки, правнуки) этого ждали. Правнуки, конечно не ждали, но были в курсе. Семь лет она боролась и… под конец устала. Перестала вставать, есть и говорить. А переставать говорить нельзя. В этом наша жизнь.
А что теперь? Начну вспоминать, как было. Там в воспоминаниях она ещё жива. А тут только окоченевшее тело. Её… мою маму… берешь за руку… А, она холодная. Как так? И с этим как-то надо смирится. Ничего… Ничего с этим не смирится. Наверно. Я раньше никогда не терял маму. Это бывает только раз и к этому надо быть готовым. А как быть готовым? Этому же не учат. Нет такого предмета «мамаумерлаведение». Поэтому один раз и каждый раз по-своему.
Окоченевшее тело и ты. Вот и думай. Вот и вспоминай. Как она учила меня ходить рысью. Как кони… Мне четыре. Ей двадцать семь. И мы с ней скакали. Скакали… Потом начались разные Третьяковки. Боярыни Морозовы. Явленияхристанароду. Тогда я был уверен, что это одно слово. А было и то, что она меня первый раз назвала "Кириллпалычем". А мне лет десять. Она, может быть и не хотела. А я запомнил. Кирилл Павлович…
С первым понятно… Со вторым… Так это ж мой папа. Только в сорок лет мы о нем заговорили. Просто заговорили. Просто он для меня воскрес. И то, что я жив до сих пор, спасибо ей и ему. Ладно… когда совсем недавно это случилось, многое вспоминается. А зачем? Зачем это все вспоминать? Затем, что я не смогу смирится с этим окоченевшим трупом. Ведь, этот труп – моя мама. Была… только… что… Теперь надо перестраивать все коммуникации. Искать новое вдохновение… Вдох нового.
Мама… Я люблю тебя… И ничего с этим поделать не могу. ………………………………………………………
Папа тоже может быть беспомощным
"Папа больше не отец… " Ник Рок-н-ролл.
Вторая неделя бездействия и бессилия. Вот окно, к которому, если подойти… если смочь подойти, можно увидеть город. Небольшой провинциальный город. И этот город думает, что ты лузер. Никчемный неудачник. А ты сам не очень этому возражаешь в сердце своем.
Вон там большой частный дом. Очень большой и очень частный. А сверху он маленький. Но и это не успокаивает. Немножечко усыпляет.
Вот дорога, по которой чтобы разъехаться машинам, им приходится останавливаться друг перед другом, кланяться и улыбнувшись принять то, кто из них, этих машин, более благородный.
А снегу сначала намело, под забытые всеми морозы, а потом это все за ночь превратилось в воду. В потоки воды. Дворник таджик продалбливал колею, чтобы вода, стекая не мешала машинам.
.........
А папе было плохо. Не так, как зачастую после запоев… а… плохо. Дерьмово было. Говняно. Лежа, он поглаживал себя по голове, тер глаза, высмаркивался. Иногда вставал. Подходил к тому самому окну. И смотрел на город.
Снегопада он не видел. Валялся в забытьи. А сейчас было что-то странное бело-серо-мокрое. Текущехолодное. Утекающевечное. То, что навсегда.
Папе меньше всего хотелось думать о детях. Дети делали что-то свое, детское. Они резвились. В принципе, если бы он напряг свое зрение, он смог увидеть их там. За этим Большим домом. Еще за этими маленькими домиками. Еще за этим детским садом. За этой улицей вялонесущейся в этой бело-серой-мокроте, черт ее дери. Вообще за всем… он смог бы их увидеть. Но, папа не хотел напрягать зрение. Он берег силы. Каждое движение напоминало о двухнедельной несладкомнечегонеделании. Казалось бы, вот… Выйди во двор и покажи им всем. Нет… Тебя хватает только на капитуляцию. Ты соглашается. Не смиряешься, но соглашается. Пусть будет так…
Как?..
Папа не знает…
Он гладит себя по седой голове, высмаркивается и подходит к окну, отходя в омерзении. Ему мерзко. Ему мЕрзко (буква йо). От того, что он папа.
Люстра.
Телевизор.
Можно включить.
Зачем?
Зачем ты папа? Зачем ты подходишь к этому окну, не имея силы что-то сделать? Ты даже детей своих увидеть не… Можешь… но не хочешь…
Словно заговорила мама. Мама… Чья мама? Кого мама?
Показалось…
А вот люстра и телевизор не кажутся. Они есть… В них есть что-то незыблемое.
Папа снова гладит себя по седой голове. Снова подходит к окну. Прислоняется к стеклу. Носом трется об окно, чтобы стало холодно носу и теплее на душе. Провода. Вниз. Там внизу возятся какие-то… электрики, что ли. Там внизу водится много электриков. И все они ему не враги. Но, почему-то не друзья. Почему? Папа ничего не понимает в электричестве. Вообще (именно так), ни-че-го. Как это может сочетаться? Снег… Вода… Провода…
Проводы.
Папа две недели назад проводил свою маму. Проводил на тот свет. Провода… Вода… Снег… Дом большой. Окно. Телевизор и люстра. И что это все? Никто не ответит. ……………………………………………………
Падает
снег
«Triste certitude,
Le froid et l’absence,
Cet odieux silence,
Blanche solitude…» Salvatore Adamo «Tombe la neige».
Падает снег… и я знаю, что ты не позвонишь. А ведь только ты и звонила просто так. Узнать, как дела. Падает снег… и сердце мое освободилось от траура после долгого онемения и непонимания, что делать, как себя вести и кому я еще здесь нужен.
Гладкая дорога перед окном, по которой проходят одиночные горожане под зонтиками, как японцы на фотоработе Вернера Бишофа. «Мягкий свежий снег плотно валится на деревья и ограду замка Киёмизу в Киото. Вдоль ограды под бамбуковыми зонтиками в традиционной одежде идут две пары…» Сколько раз я повторял эти слова словно стихи. Ты их, наверное, и не слышала… А мне было важно, чтобы ты знала о тех аплодисментах, которые следовали после них. Мне было важно, чтобы ты знала.
Этим вечером ты не позвонишь. И нечего кричать. Все прошло. Только падает снег с утра… Теплый апрельский снег. До Пасхи пять дней. И вновь воскресенье. Только ты не позвонишь, как и я не звонил тебе в этом году в начале апреля. Некуда было звонить. «Абонент находится вне зоны действия сети». Далеко вне зоны. Снег засыпал деревья, как хорошим декабрьским деньком. Только сейчас не декабрь и ты не позвонишь вечером. И до тебя уже не дозвониться.
Падает снег… «Печальная уверенность, холодная пустота, непонятное молчание, белоснежное одиночество…» Этим вечером ты не позвонишь… Ты умерла… Мама… Падает снег… ………………………………………………………….
Поминальная молитва сироты
Имя твое поем в мире тобой сотворенном по воле твоей и властью твоей над всеми, любовью твоей. И верно это и будет всегда. И Сын от Отца вернется, спасение принося нам. И род Духа святого продлится при нашей жизни. И мы потомками того рода приходим. Для его вечную жизнь. И верно это и будет всегда.
Поем твое Имя над пеплом ушедших. Над пеплом тех, кто нам жизнь передал и вернулся к тебе. Пусть песня звучит наша вечно, меняя лишь голоса. Пусть сила в ней будет от пепла того. И каждого вспомним, кто через тебя и в тебе нам огонь посылает для будущих жизней. И верно это и будет всегда.
И Имя твое звучащее объединяет в себе любого, кто явлен этому миру. Звучащее Имя твое утешит любого и укрепит. И сила его в тебе и в каждом, кто минул, кто сущ, кто грядет. Кто сила и слава и власть твоя. И верно это и будет всегда.
И жизнь будет длиться под небом. И солнце сменяет луну. И сын провожает отца и мать. И Имя твое поет над их пеплом. И верно это и будет всегда. Мир творящий и мир посылающий… Имя твое звучит над пеплом. И звук продолжается в нас и наших коленах. И будет звучать, оживляя пепел.
И верно это и будет всегда.
И верно это и будет всегда.
И верно это и будет всегда.