Читать книгу Страшные гномы - Кирилл Валентинович Смородин - Страница 2

Старенькая «Нива» с красным крестом скрылась за углом. Сбитнев выдохнул, покачал головой и, наконец, позволил себе опуститься на прохладные ступени крыльца. В ушах шумело, руки дрожали, сердце и не думало утихомириваться.

– Вот тебе и пошел на поправку, – сморщившись от сухости в горле, пробормотал Федор Иванович.

Два часа назад он уже готов был поверить, что с Максимом все в порядке. Но сейчас…

Сбитнев только начал подметать, когда на втором этаже открылось окно и показалась Нина Евгеньевна. Выглядела она гораздо лучше, чем вчера. Дворник улыбнулся, поздоровался. Серова в ответ кивнула и рассказала, что Максим недавно проснулся, неплохо поел и сейчас пойдет мыться. А она пока проветрит квартиру.

«Вот и славно», – подумал Федор Иванович, возвращаясь к работе.

Минут пять утреннюю тишину нарушал только шелест метлы. Потом из окна Серовых донеслись грохот, звон и крик:

– Не надо! Максюша!.. Миленький!..

В груди что-то оборвалось, во рту посолонело. Сбитнев бросил метлу и метнулся к подъезду. Взлетел по лестнице и заколотил в дверь.

– Помогите! Он же убьется!.. – открыв, Нина Евгеньевна вцепилась в руку дворника и потащила его по коридору.

Из ванной слышались мычание и стук. Сбитнев остановился в проеме и застыл, глядя на Максима.

Зажмурившись и оскалив зубы, тот сидел на полу и бил по голове пустой пластмассовой рамой из-под зеркала. Лоб и правая щека блестели от крови, узкие темно-красные дорожки бежали к груди. Вокруг блестели осколки, валялись флаконы с шампунями, пеной для бритья, мочалка, пара зубных щеток и кусок желтого мыла.

– Быстро неси простыню! – Федор Иванович обернулся, легонько подтолкнул Нину Евгеньевну.

Затем перешагнул через корзину для белья и открыл холодную воду. Вырвав у Максима раму, дворник повалил его и прижал руки к полу.

– Скорее! – крикнул он, с трудом удерживая парня.

Тот мотал головой, хрипел, скалился и пускал кровавые слюни.

В дверях появилась Нина Евгеньевна со скомканной простыней.

– Намочи! – велел Сбитнев. – Потом накроем его!

«Камзол» помог. Максим перестал биться и хрипеть, только изредка вздрагивал.

Сбитнев выдохнул, подошел к тихо плачущей Нине Евгеньевне и обнял.

– Я ничего не успела сделать! – зашептала она, не отводя глаз о сына. – Он как в зеркало посмотрел, сразу затрясся. Потом голову наклонил и бросился вперед. Ударился, чуть не упал. Вцепился в раму, сорвал со стены и начал себя бить. Осколки во все стороны летели. Господи! – Серова вздрогнула и с испугом посмотрела на дворника. – Что же я стою?! Он ведь поранился, ему врач нужен!

Она метнулась к телефону, но Сбитнев удержал ее за руку.

– Погоди, – сказал он. – Врач ему и вправду нужен, но не какой попало. Есть у меня знакомый, очень хороший.

Дворник нырнул в карман брюк и вытащил старенькую записную книжку без обложки.

– Сейчас-сейчас, – бормотал он, торопливо перелистывая истрепанные страницы. – Где там у меня Игорь Витальич… Ага, вот!

Игоря Витальевича Королькова Сбитнев знал больше двадцати лет. Они подружились, когда тот появился в городской психиатрической лечебнице еще желторотым интерном. Федор Иванович держал на себе всю хозяйственную часть больницы, Корольков плутал по запутанным тропкам людских душ. Правда, иной раз, когда поступал «острый» больной, завхозу и молодому врачу приходилось работать на пару, потому как сильных рук в лечебнице не хватало.

Время шло, Корольков дорос до главврача, а Сбитневу пришла пора отправляться на пенсию. Он помнил, с какой грустью Игорь Витальевич пожал ему на прощание руку и сказал, что в случае чего всегда готов помочь.

Вот это «в случае чего» и наступило…

Корольков ответил после третьего гудка. Выслушал, коротко сказал: «еду…» и уже через пятнадцать минут был в квартире. Осмотрел и обработал раны Максима, сделал укол слабого успокоительного и посоветовал на несколько дней поместить его в больницу.

– Устроим парню абсолютный покой, понаблюдаем, пообщаемся, – сказал Игорь Витальевич, присев рядом с притихшей от испуга Серовой.

Та только кивнула и вместе с Корольковым пошла собирать вещи Максима, а Сбитнев решил прибраться в ванной.

«Что ж он такое видит в зеркале-то? – размышлял Федор Иванович, складывая крупные осколки в мусорное ведро. – Ведь нормальный парень, не урод…»

Сбитнев поставил ведро в прихожей и остановился перед зеркалом, разглядывая собственное круглое, загорелое лицо с большой родинкой между темными бровями, нос в красных прожилках, кривоватые губы, коротко стриженые седые волосы.

Из комнаты Максима вышел Корольков.

– Мы готовы. Федор Иваныч, поможешь до машины проводить? – спросил он, встав рядом.

Сбитнев кивнул, глядя теперь на отражение психиатра.

Для сорока девяти лет тот сохранился великолепно. Не носил очки, а щурился лишь потому, что часто пребывал в задумчивости. Волосы и не думали седеть, на макушке только-только начали проявляться овальные очертания лысины. Последние пару лет Корольков стал стричься короче обычного – чтобы будущая плешь оставалась незаметной как можно дольше. Правда, он любил побаловать себя сладким, но за здоровьем следил тщательно и никогда не позволял животу выпячиваться дальше ремня на брюках.

Вскоре все вышли из квартиры. Нина Евгеньевна с сумкой шла впереди, Сбитнев и Корольков поддерживали Максима под руки. Погрузив его в служебную «Ниву», Федор Иванович пожал доктору руку и ободряюще кивнул Серовой. Отошел к крыльцу, проводил машину взглядом и обессилено опустился на ступеньки.

Укутанный шелестящей листвой двор хранил вчерашнюю безмятежность, и от этого Сбитневу делалось еще страшнее.

«Лишь бы все было хорошо», – подумал он, поднимая взгляд к утреннему небу в тонкой облачной дымке.

Корольков пообещал устроить Максима в отдельной палате. Что же, тем лучше. Нечего ему видеть обитателей лечебницы. Сбитнев помнил, какие они: все как один тихие, серые, страдающие от кошмаров собственного разума. Тени, а не люди.

«Хотя нет…» – Федор Иванович покачал головой, кое-кого вспомнив.

Был у Королькова пациент, не похожий на остальных. Ходил по коридорам и дворику с важным видом, глядел свысока и на больных, и на врачей. Высокий, худой, чуть ссутуленный, с длинными седеющими волосами, собранными в хвост. Сбитнев не знал ни имени, ни фамилии пациента, а про себя называл его Беспалым – на правой руке у того не хватало безымянного пальца.

Как-то Федор Иванович чинил во дворе тележку. Услышал за спиной кашель, обернулся и увидел Беспалого. Тот огляделся, прикусив губу, наклонился и шепотом предложил «очень выгодную сделку».

– Отдай мне несколько капель своей крови и вскоре сможешь навсегда забыть об этой грязной работе, – сказал Беспалый, сверля Сбитнева темными, чуть воспаленными глазами.

В ответ Федор Иванович лишь усмехнулся, качнул головой и поспешил отойти. А Беспалый скривился, развернулся и пошел прочь.

После этого завхоз и больной виделись не единожды. И всякий раз Беспалый смотрел на Федора Ивановича со смесью брезгливости и злости.

«Интересно, что с ним сейчас? – задумался Сбитнев. – Он ведь все еще был в больнице, когда я уходил».

Вздохнув, он поднялся, подошел к метле, лежавшей возле дерева, и взялся за работу.

За несколько дней до этого.

Дождь моросил с самого утра, но Макс радовался. Значит, дорога будет удачной. Он стоял на площади у курантов и держал табличку с номером отряда.

«И число счастливое!» – думал вожатый, поглядывая на большую красную семерку, украшавшую фанерку.

Часы пробили половину второго. Еще тридцать минут – и груженые ребятней автобусы двинутся в лагерь.

Вокруг Макса уже толпилось полтора десятка подростков. В стороне стояла воспитательница Ирина Олеговна – ухоженная сорокалетняя дама с круглым лицом, круглыми глазами, круглыми очками и круглыми кудряшками черного цвета. Она строчила в блокноте, умудряясь держать в левой руке и ручку зонта и блокнот. Изредка воспитательница прерывалась, хмурила брови, потом кивала и снова ныряла в записи.

«Слишком уж она нервная, – отметил Макс, наблюдая за воспитательницей. – Но ничего, мы с вами, Ирина Олеговна, все равно поладим!»

Он хорошо помнил, как три месяца назад, после разговора с мамой, дал себе слово стать самым лучшим вожатым. Надежной опорой для воспитательницы и лучшим другом ребят.

Не без волнения Макс разглядывал пеструю толпу школьников. В стороне он заметил низкого толстячка с ежиком рыжих волос и крупными веснушками на щеках. Мальчишка взволнованно смотрел на ребят и кусал губы, то и дело дотрагиваясь до очков в красной пластиковой оправе. Мама, тоже рыжая и полная, все норовила надеть ему капюшон синей джинсовки. Но толстячок морщился и откидывал его. У ног пацана стояла черная дорожная сумка с надписью «Adibass», которую тот старательно загораживал.

«Да уж, такому непросто будет найти друзей, – с долей тревоги подумал Макс. – Надо повнимательнее за ним приглядывать. А вот эта принцесса без кавалера не останется. Наверняка на первой же дискотеке отбоя от парней не будет».

Макс переложил табличку в левую руку, глядя на высокую брюнетку в темных джинсах и белой водолазке. Девочка весело болтала с отцом – усатым мужчиной в костюме цвета хаки и берцах. Вдвоем они подошли к Ирине Олеговне, брюнетка отдала ей путевку. Воспитательница тут же вновь уткнулась в блокнот, а красавица, поправив хвост пышных волос, стала с любопытством оглядываться.

Серов усмехнулся, заметив, как на девчонку смотрит его напарница, вожатая Светка. Бесцветные, уменьшенные очками глазки щурились, маленький рот перекосился, прыщавые щеки залило румянцем зависти.

«Надо же, еще в лагерь не уехала, а недоброжелательницей обзавестись успела», – усмехнулся Макс, мысленно обращаясь к брюнетке.

Когда он первый раз увидел напарницу, то расстроился. Три недели работы с низкой, толстеющей и сутулой третьекурсницей инфака, обладающей гадючьим характером, удовольствием не назовешь. К тому же, Серов успел убедиться, что Светка не любит детей. Так что толку в отряде от нее будет мало.

«Ну и пусть, – подумал Макс. – Сам справлюсь».

– Лешка! Сколько можно повторять: не трогай жвачку пальцами! Подхватишь заразу, и привезут тебя из лагеря с болями в животе! – высокая светловолосая женщина с большими темными очками на лбу держала за плечо худенького пацаненка. Тот хмурился и втягивал прилипшую к подбородку жвачку, пряча руки в карманах желтой толстовки.

– Ха! И будешь потом всю оставшуюся жизнь на унитазе сидеть! А чтобы смог передвигаться, к нему колесики приделают! – фыркнул другой мальчишка, похожий на первого, только постарше. – И станут все тебя звать Толчок-на-колесиках! По радио начнут говорить, как в страшилке: «Внимание! По городу едет Толчок-на-колесиках! Всем надеть противогазы или хотя бы заткнуть носы!»

– Андрей! Ну-ка прекрати глупости болтать! – одернула его женщина. Лешка, выглянув из-за ее спины, скорчил рожу и показал средний палец.

Макс еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Эти двое скучать не дадут – он сам был таким в их возрасте.

«Хотя нет, – помрачнел Серов, до боли в ладони сжав табличку. – Ты был хуже. Гораздо хуже».

Он хорошо помнил, как шатался с братвой по городу, тормозил «маменькиных сынков» и, разжившись деньгами, шел стреляться в компьютерный клуб. Или находил незнакомый дворик, где можно было спокойно посидеть с бутылкой пива.

Как-то в промышленной зоне пацаны наткнулись на спящего среди коробок бомжа. Под ногами очень кстати оказались битые кирпичи и осколки бутылок. Макс до сих пор словно вживую видел, как среди раскисающего картона ворочалось и хрипло материлось нечто в заляпанном пакостью, драном пальто, а компания – и он в том числе – гоготала, метая снаряды потяжелее.

Сейчас Макса затошнило от воспоминаний. Но тогда он чувствовал себя охотником – не понимая, что на самом деле был шакалом.

Потом умер отец. Макс не видел, он был с компанией, когда это случилось. Но не раз представлял, как папа вскрикнул, вытаращил глаза и стал ловить ртом воздух, заваливаясь на бок.

Мама потом все успокаивала Макса, говорила, что у отца было слабое сердце. Но Макс знал: виноват он – тринадцатилетний прыщавый ушлепок.

Площадь расплывалась перед глазами. Макс встряхнулся, несколько раз моргнул и чуть отпустил табличку, потому как ладонь болела нестерпимо.

«Спокойно! – сказал он себе. – Все это осталось больше шести лет назад».

Как обычно, легче не стало. Макс чувствовал: то время все еще живет внутри. И однажды напомнит о себе…

– Максим! – к вожатому семенила Ирина Олеговна. Синяя просторная блузка развевалась, напоминая мантию. Нога в босоножке угодила в лужу, и на джинсовых бриджах осталось несколько мокрых пятнышек. – Максим, поднимите, пожалуйста, табличку повыше. Вдруг кто-нибудь из ребят не увидит номер отряда.

«Ну, вы даете! Во мне же метр восемьдесят роста плюс вытянутая рука!» – усмехнулся про себя Макс.

Но табличку приподнял и даже немного постоял на цыпочках – пока воспитательница не отвернулась. Потом снова посмотрел на братьев.

Андрей кивал, слушая наставления матери, Лешка вертелся неподалеку, отчего рюкзак за спиной болтался вправо-влево. Изо рта рос очередной розовый пузырь. Отвернувшись от мамы и брата, Лешка быстро ткнул в шар пальцем. Тот лопнул, и мальчишка всосал жвачку.

Макс улыбнулся – эти ребята нравились ему все больше. Оба черноволосые, бледные и худые. Андрей выше примерно на полголовы. Наверное, у них полтора-два года разницы.

– Извините, – кто-то тронул руку Макса.

Вожатый обернулся и увидел рыжего толстячка. Тот робко смотрел на него, шаркая ногой по мокрому асфальту.

– О, привет! – улыбнулся Макс, поняв, что у мальчишки не хватит духу договорить. – Ты ведь в седьмом отряде будешь? Вот и отлично! Я там вожатый. Макс.

Он протянул рыжему раскрытую ладонь, и тот, слабо улыбнувшись, пожал ее.

– А меня Егор зовут, – сообщил он, приободрившись. Макс отметил, что голос у него слишком высокий – видимо, от волнения.

– Вот и познакомились. Давай-ка ты прощайся с мамой. Еще пять минут – и отправляемся.

Егор оглядел шеренгу длинных синих автобусов с открытыми дверями. Некоторые уже фырчали и работали дворниками. Потом снова робко улыбнулся и посмотрел на маму, стоявшую в стороне.

– Ребята! Седьмой отряд! – подала голос Ирина Олеговна. Она несколько раз хлопнула в ладоши и чуть не выронила зонт. – Начинаем садиться! Не толкаемся, все делаем организованно!

Договорив, она ринулась к автобусу с семеркой на лобовом стекле и застыла у дверей. Ребята загомонили, прощаясь с родителями, и стали стекаться к воспитательнице. Макс опустил табличку, чувствуя, что еще чуть-чуть – и рука бы срослась с ней. Он заметил, как девочка с темными волосами хлопнула отца по ладони, быстро обняла и пошла вслед за остальными. Мама Андрея и Лешки чмокнула обоих в щеки и погрозила младшему пальцем. Наверняка велела слушаться брата. Егор несколько секунд стоял в обнимку с матерью. Потом та погладила сына по голове, все-таки накинула ему капюшон и подала сумку. Мальчишка подхватил ее и, при каждом шаге задевая ногой, посеменил к автобусу.

Ребята кидали вещи в багажное отделение, толпились у дверей. Ирина Олеговна что-то говорила и жестикулировала, руководя посадкой. Рядом, скрестив на груди руки, стояла Светка.

Вслед за ними Макс поднялся в салон и огляделся. Многие прилипли к окнам, прощаясь с родителями. Воспитательница по пятому кругу пересчитывала ребят. Светка плюхнулась на сиденье рядом с кабиной и уткнулась в мобильник.

– Все, мы отправляемся! – объявила Ирина Олеговна, усаживаясь с вожатой.

Макс устроился сбоку и улыбнулся ребятам. Дверь зашипела, захлопнулась. Автобус качнулся, будто судно, спущенное на воду, и плавно тронулся. Прощаясь, ожили куранты, и седьмой отряд радостно завопил.

Дождь усиливался. Улица проносилась в окне все быстрее, дома сменяли друг друга, из водосточных труб вырывались пенные потоки. Лужи у бордюров пузырились, кроны обстриженных деревьев напоминали пучки зелени, глянцевые от дождя. Машины катерами носились по залитой проезжей части, люди под зонтами были похожи на ожившие грибы.

Макс уперся виском в окно и скосил глаза, глядя, как на стекле дрожат капли. Большая часть города осталась позади, колонна автобусов проезжала мимо желтой двухэтажки – психиатрической больницы.

«Вот уж где бы не хотел оказаться», – подумал Макс, глядя, как вдоль здания проходит плотный человек в белом халате. Спасаясь от дождя, он вжимал в плечи коротко стриженую голову и прихлопывал по бедру черной кожаной папкой.

Показались дома с зеленеющими огородами. Кое-где Макс видел людей. Возле ворот одной избушки топтались куры, за забором гавкала крупная серая дворняга.

Салон наполнялся голосами – ребята понемногу знакомились. Макс отыскал взглядом братьев. Андрей что-то выговаривал Лешке, тот строил рожи, передразнивая.

«Вот клоун! – усмехнулся Макс. – За ним в отряде глаз да глаз нужен».

В конце концов, терпение старшего брата лопнуло, и Лешка заработал локтем в грудь.

«Да и Андрея не надо без внимания оставлять», – мысленно добавил вожатый.

Ирина Олеговна пару раз вставала и осведомлялась: не укачивает ли кого. Ребята вразнобой отвечали, что все в порядке. Светка с кислой миной так и пялилась в мобильник.

«На ее физиономию долго смотреть – точно вывернет», – ухмыльнулся Макс, оглядывая салон.

Колонна автобусов проезжала мимо поля. Небо не думало светлеть, и пейзаж за окном напоминал аппликацию – зеленую равнину будто бы наклеили на лист плотной, темной, с лиловым отливом бумаги. Дождь стучался в стекло, капли ползли вниз, порывы ветра сдували их в сторону. А теплый и сухой салон казался самым уютным местом на свете.

«Впереди потрясающие три недели, – думал Макс, довольно потягиваясь. – Я отлично проведу время. Иначе и быть не может».