Читать книгу Заложница - Клер Макинтош - Страница 6

Часть I
Глава третья
10:00. Майна

Оглавление

Подъезжая к аэропорту, я замечаю полицейских, и их присутствие свидетельствует о том, что проходит очередная демонстрация. Три месяца назад началось строительство новой взлетно-посадочной полосы, и время от времени около зоны прилета собираются группы протестующих, чтобы высказать свое недовольство. Они по большей части люди безобидные, и, хотя не заявляю об этом вслух, я им сочувствую. Мне просто кажется, что они выбрали себе неверную цель. Мы создали мир, где нужно летать, и этот мир не изменить. Может, лучше бороться с фабричными выбросами или мусорными полигонами?

Я с чувством вины вспоминаю влажные салфетки, которыми пользуюсь каждый день, и решаю снова перейти на косметику «Кларенс». Над дорогой развернули баннер с надписью: «Поля, а не бетонки». Наверное, он появился тут совсем недавно: вокруг аэропорта соблюдаются повышенные меры безопасности. Полиция не может помешать демонстрантам, но снимает лозунги так же быстро, как те возникают. Все это представляется довольно бессмысленным занятием, поскольку любой, направляющийся в аэропорт, здесь работает или собирается куда-нибудь лететь. Плакаты не заставят их передумать и изменить свое мнение.

Я притормаживаю около круговой развязки и мельком смотрю налево, где женщина держит плакат с изображением истощенного белого медведя. Перехватив мой взгляд, она тычет плакатом в мою сторону и что-то кричит. Сердце у меня колотится, я тянусь к кнопке блокировки окон, торопливо нащупывая ногой педаль газа, чтобы поскорее уехать отсюда. Моя нелепая реакция – женщина ведь по ту сторону ограждения – вызывает у меня прилив злобы на всех демонстрантов. Вероятно, я и дальше стану пользоваться этими чертовыми влажными салфетками, лишь бы их позлить.

Доехав до автостоянки, я запираю машину и качу свой чемодан к межтерминальному автобусу. Я обычно иду до сектора экипажей пешком, но на тротуаре скользко от выброшенной с дороги наледи, и то, что дома было свежим снежком, здесь превращается в вязкую кашу. Мне не терпится приземлиться в Сиднее и увидеть яркое солнце, бросить вещи в гостинице и двинуться на пляж, чтобы поспать и сбросить усталость от перелета.

В секторе экипажей гудят голоса, обсуждающие свежие сплетни или новые графики полетов. Я встаю в очередь за кофе и сжимаю еще не согревшимися пальцами пластиковый стаканчик. Женщина окидывает меня оценивающим взглядом:

– Вы на рейс в Сидней?

– Да. – Я чувствую, как краснею, почти ожидая, что она станет меня отговаривать. Вы не должны здесь находиться

Вместо этого она усмехается:

– Лучше вы, чем я.

Я ищу глазами бейджик с именем и фамилией, но не нахожу его. Кто эта женщина с таким мнением? Она может быть кем угодно – от уборщицы до финансиста. Даже в обычный день через сектор экипажей проходят сотни людей, а сегодня день весьма примечательный. Все хотят «прикоснуться» к рейсу № 79. Стать частью истории.

– Четырнадцать часов до Сантьяго, и это очень даже неплохо. – Я вежливо улыбаюсь, потом достаю телефон, давая понять, что разговор окончен. Но она не понимает намека, приближается и притягивает меня к себе, понизив голос, будто кто-то может нас подслушать.

– На последних летных испытаниях что-то случилось.

Я смеюсь.

– Что вы такое говорите? – громко восклицаю я, будто затаптывая крохотное семечко страха, которое в меня заронили ее слова.

– Проблемы с самолетом. Только все быстренько замяли, заставив членов экипажа подписать обязательства о неразглашении и…

– Хватит!

Я на девяносто девять процентов уверена, что никогда не работала с этой женщиной. Почему из всех здесь присутствующих она прицепилась именно ко мне? Я всматриваюсь в ее лицо, пытаясь определить, откуда она. Может, из отдела кадров? Уж точно не из службы по работе с клиентами – после подобных разговоров никто никогда больше не ступит на борт самолета.

– Чушь собачья! – твердо заявляю я. – Вы действительно думаете, что запустят рейс без стопроцентной уверенности в его безопасности?

– Они вынуждены. Иначе бы их опередила авиакомпания «Кантес», она гораздо дольше разрабатывала этот полет. Испытательные рейсы проводились с малым количеством пассажиров и без багажа. Кто знает, что произойдет с полностью загруженным самолетом?

– Мне нужно идти.

Я бросаю стаканчик с недопитым кофе в урну, чья крышка с грохотом падает, когда я убираю ногу с педали и ухожу. Вот ведь дура! А с моей стороны было нелепо позволить ей меня накрутить. Однако сердце гложет червячок страха. Два дня назад газета «Таймс» взяла пресс-релиз о гонке между «Кантес» и «Уорлд эйрлайнс» и переиначила его. «Насколько быстро, слишком быстро?» – гласил заголовок над статьей, намекавшей на действия в обход правил и снижение издержек. Целый час я говорила по телефону с отцом, заверяя его, что все совершенно безопасно, никто не станет рисковать…

– Я не вынесу, если…

– Пап, все действительно безопасно. Все сто раз проверили и перепроверили.

– Как и всегда. – Голос у него был напряженный, и я радовалась, что отец не видел моего лица. На эту приманку я не клюнула. Мне не хотелось об этом думать.

Год назад в трех пробных рейсах участвовали сорок сотрудников компании. У них тщательно замеряли уровень сахара в крови, кислородный обмен и активность мозга. Скорректировали давление в пилотской кабине, снизили уровень шума и даже меню специально разработали таким образом, чтобы свести к минимуму влияние разницы во времени.

– Удачи! – кричит женщина мне вслед, но я не оборачиваюсь. Удача тут совершенно ни при чем.

Однако сердце у меня продолжает колотиться, когда через несколько минут я протискиваюсь в комнату для инструктажа. Там полно людей – не только экипаж, но и какое-то начальство в костюмах, по большей части мне незнакомое.

– Это Диндар? – поворачиваюсь я к стоящему рядом стюарду, с которым однажды вместе летала. Гляжу на бейджик: его зовут Эрик.

– Да, он самый. Проводит презентацию нового маршрута.

Все сходится. Глава авиакомпании Юсуф Диндар появляется на публике лишь в дни вроде сегодняшнего, когда важная презентация означает множество телекамер плюс лавры и признание для воротил (всегда мужского пола), управляющих «Уорлд эйрлайнс». Гонка за первый беспосадочный перелет «Лондон – Сидней» проходила ноздря в ноздрю, и сегодня утром на самодовольном лице Диндара возникает облегчение от того, что его команда успела первой. Он встает и ждет, пока на него не устремляются все взгляды.

– О нас говорит весь мир!

Все аплодируют. Сзади слышатся радостные выкрики, сверкают фотовспышки. Во время этого преждевременного ликования меня пробирает холодок.

Что-то случилосьПроблемы с самолетом

Я отбрасываю прочь слова той женщины. Бурно аплодирую вместе с остальными. О нас говорит весь мир. «Лондон – Сидней» за двадцать часов. Ничего не случится. Ничего не случится, повторяю я, словно мантру, стараясь подавить нарастающее во мне чувство обреченности.

Я понимаю, почему разнервничалась после разговора с той женщиной. Потому что я не должна здесь находиться.

Все тянули жребий на попадание в экипаж, хотя было не совсем ясно, выиграли мы в лотерею или же вытянули короткую спичку. В нашей группе в «Ватсапе» последовал шквал сообщений.

– Что-нибудь есть?

– Пока нет.

– Говорят, разослали электронные письма.

– Как же хочется туда попасть!!!

А потом картинка: скриншот с телефона Райана. Поздравляем! Вы назначены в экипаж рейса, 17 декабря открывающего прямое воздушное сообщение между Лондоном и Сиднеем. Под картинкой он поставил эмоджи со слезами и приписал: «Двадцать часов, блин!»

Я написала ему в личку. Предложила занять его место. Не объяснила, зачем мне это нужно, и, конечно же, постаралась не показать, насколько это для меня важно. Но он по-прежнему настаивал на обмене на рейс в Мехико плюс комплект подарочных карт, которые я получила на день рождения. Ненормальная! – заключил он, и мне пришлось с этим согласиться.

И вот я здесь. Чужак, попавший на самый важный рейс за всю современную историю.

– Хочу представить пилотов этого исторического рейса, – произносит Диндар. Он машет им рукой, чтобы они подошли к нему в центр комнаты. Слышится шарканье, когда им уступают дорогу. – Командир воздушного судна Льюис Джуберт и второй пилот Бен Нокс; командир воздушного судна Майк Карривик и второй пилот Франческа Райт.

– Карривик? – уточняю я у Эрика, когда присутствующие хлопают. – В моем списке экипажа его нет.

Он пожимает плечами:

– Поменяли в самый последний момент. Я его не знаю.

А Диндар продолжает:

– На борту будут присутствовать почетные гости.

Под «почетными гостями» он подразумевает тех, кто не платил за билеты. Журналистов, нескольких знаменитостей и «влиятельных людей», которые шестнадцать часов полета будут торчать в «Инстаграме», а остальные четыре часа – пьянствовать.

– Однако я призываю вас относиться к ним так же, как и к заплатившим за билеты пассажирам.

Ну да, верно. Журналисты стремятся оттянуться, разумеется. Бесплатный полет бизнес-классом в Австралию? Вот мой паспорт! Но им еще и нужен материал для репортажей. Представьте: встречаются корреспонденты газеты «Дейли мэйл» и сайта tripAdvisor. «Вот ужас! На межконтинентальном рейсе нет гипоаллергенных подушек».

Как только Диндар и его свита заканчивают поздравлять самих себя, начинается предполетный инструктаж. Майк и Франческа отвечают за взлет и первые четыре часа полета, затем отправятся отдыхать на койки над пилотской кабиной. Льюис и Бен поведут самолет следующие шесть часов, после чего пилоты снова меняются. Что касается бортпроводников, то нас шестнадцать человек, разделенных на две смены. Когда мы не работаем, то лежим на койках в задней части самолета и делаем вид, будто это совершенно нормально – спать в комнате без окон, полной незнакомых людей.

Приходит женщина из отдела охраны труда и предупреждает об опасностях усталости. Напоминает нам, чтобы мы пили достаточное количество жидкости, потом демонстрирует дыхательное упражнение, которое должно помочь нам как можно больше спать во время перерывов. Кто-то из бортпроводников смеется, один притворяется спящим.

– Извините, – произносит он, резко выпрямляясь, с широкой улыбкой на лице. – Кажется, сработало!

Когда мы парами идем через здание аэропорта следом за пилотами, везде царит атмосфера напряженного ожидания, и я чувствую гордость, как всегда перед вылетом. Наша униформа темно-синего цвета с изумрудным кантом на обшлагах, кайме и лацканах. Слева на груди – покрытый эмалью значок с надписью «Уорлд эйрлайнс», справа – бейджик с именем. Наши шарфики изумрудного цвета в развернутом виде представляют собой карту мира, где каждая страна обозначена миниатюрным названием авиакомпании. Сегодня у нас новые значки: «Рейс № 79. Делаем мир меньше».

Штатный фотограф снимает нас со всех ракурсов, и до самого выхода нас сопровождает шепот окружающих нас людей: «Лондон – Сидней».

– Мы будто по красной дорожке идем! – говорит кто-то из сотрудников.

Словно на эшафот идем, думаю я. Не могу избавиться от чувства, что должно случиться нечто ужасное.

Наверное, у многих людей подобное ощущение возникает всякий раз, когда они летят самолетом: неприятная тяжесть в желудке и сосание под ложечкой. Мне всегда казалось, как это грустно и неприятно – проводить чудесные часы полета, вцепившись в подлокотники кресла и крепко зажмурившись в ожидании воображаемых катастроф, которые так и не происходят.

Ко мне это не относится. Для меня полеты – это все. Триумф инженерной мысли, работающей не наперекор природе, а вместе с ней. Адам смеется, когда я восторгаюсь видом самолетов, но что может быть прекраснее зрелища взлетающего «А-320»? Ребенком я едва не стонала, когда папа брал меня с собой в аэропорт, где он стоял у наружной ограды и фотографировал самолеты. Для него главное значение имело искусство фотографии. Он так же проводил долгие часы около реки, стараясь получше запечатлеть летящую цаплю. Незаметно для себя я обнаружила, что сама втянулась в это хобби.

– Как я здорово схватил в кадре «три семерки», – показывал мне отец дисплей цифровой камеры.

– Это не «три семерки», – возражала я. – Это был «747-й» укороченный.

Я любила рисовать и выводила у себя в альбомах изящные контуры носовых частей и кабин, больше не жалуясь, если папа предлагал провести субботний день в аэропорту. Когда мы летали к родственникам, меня не интересовало, какой покажут фильм или что-то там в завернутых в фольгу обедах. Я прижималась носом к стеклу иллюминатора и смотрела, как движутся вверх-вниз закрылки, и ощущала, как самолет легонько качается будто в ответ. Я все это просто обожала.

Сосание под ложечкой и нарастающее предчувствие чего-то плохого выбивают меня из колеи, когда мы поднимаемся на борт. Дверь в кабину пилотов открыта, все четыре летчика сгрудились внутри, готовясь к полету. Я чувствую, как по спине у меня бегут мурашки, и вздрагиваю.

Эрик это замечает.

– Тебе холодно? Это из-за кондиционеров, их всегда врубают на полное охлаждение.

– Нет, все нормально. Только трясет меня. – Я снова вздрагиваю и жалею, что не выразилась как-то иначе. Потом проверяю оборудование в салоне, что проделывала много раз, но теперь все по-другому. Датчики давления. Уплотнители. Кислородные трубки. Огнетушитель. Маски-противогазы, аварийные комплекты… Важна любая мелочь, от этих деталей зависит жизнь и смерть.

– Возьми себя в руки, Холбрук, – тихонько бормочу я.

Вскоре я несу упаковку тоника через бизнес-класс в мини-гостиную и помогаю комплектовать бар. Внутри самолета провели перепланировку предположительно с целью улучшить комфорт пассажиров во время столь долгого перелета. В носовой части, между кабиной пилотов и салоном, расположена бортовая кухня с двумя туалетами по бокам и лесенкой, ведущей к скрытым за дверью спальным местам для смен летчиков. Дальше начинается бизнес-класс с отдельной мини-гостиной и баром, отделенными от остального пространства самолета раздвижной шторой, и еще с двумя туалетами. Экономкласс разделен на две половины с зоной для «вытягивания ног» между ними, ближе к хвосту находятся туалеты. Всего на борту триста пятьдесят три пассажира, все они станут дышать одним воздухом с момента закрытия дверей в Лондоне до их открытия в Сиднее.

Пассажиры бизнес-класса заходят на посадку первыми, уже поглядывая на бар и присматривая себе спальные места, пока мы проверяем билеты и вешаем верхнюю одежду в небольшой гардероб рядом с кухней. Сейчас на борту слишком много бортпроводников – в салоне все шестнадцать приветствуют пассажиров. Половина из них скроется в отсеке для отдыха и уляжется на койки. В бизнес-классе останутся Эрик, Кармела и я; Хассан встанет за стойку бара, а четверо отправятся в экономкласс. Пока все внизу, по салону буквально расползается возбуждение вместе с навязчивым страхом. Двадцать часов. Где еще совершенно незнакомые люди проведут столь длительное время в замкнутом пространстве? В тюрьме, думаю я, и от этой мысли мне становится нехорошо.

Пассажирам бизнес-класса предлагают шампанское. Я вижу, как один мужчина резко дергает спиной, словно опрокидывает рюмку крепкого, прежде чем подмигивает Кармеле, чтобы та налила ему второй бокал.

Двадцать часов.

Скандалистов можно определить с самого начала. Есть нечто такое у них во взглядах и в поведении: Я лучше тебя. Со мной тебе жизнь медом не покажется. Однако это не всегда выпивохи (хотя бесплатное шампанское не особенно помогает), и тот мужчина не вызывает у меня дурных предчувствий.

– Дамы и господа, добро пожаловать на рейс № 79 «Лондон – Сидней»! – Как старшая бортпроводница, я обладаю сомнительной привилегией приветствовать пассажиров. В моих словах нет ничего такого, что делало бы сегодняшний полет особенным, однако уже слышатся восторженные возгласы. – Прошу вас убедиться, что все мобильные телефоны и портативные электронные устройства выключены на время взлета и набора высоты.

Я прохожу в салон и замечаю большую сумку около ног женщины с сильной проседью, в зеленом джемпере.

– Позвольте положить сумку на багажную полку?

– Мне нужно держать ее при себе.

– Если она не поместится на полку для ручной клади, боюсь, ее придется сдать в багажное отделение.

Женщина поднимает сумку и прижимает к груди, словно я пригрозила отнять ее силой.

– Там все мои вещи.

– Прошу прощения, здесь ее оставлять нельзя.

На мгновение наши взгляды встречаются, и каждая из нас хочет одержать верх. Затем женщина раздраженно усмехается и начинает опустошать сумку, рассовывая по многочисленным кармашкам вокруг кресла джемперы, книги и косметички. Я мысленно завязываю «узелок на память» – тщательно проверить ее место после посадки на случай, если она что-нибудь забудет. Снова устроившись в кресле, женщина перестает сердиться и смотрит в иллюминатор, потягивая шампанское.

После объявления командира корабля: «Экипаж, приготовить двери к взлету и провести перекрестную проверку» – общее возбуждение в салоне нарастает. Почти все пассажиры бизнес-класса уже распечатали свои подарочные пакеты, а одна дама успела переодеться в сувенирную пижаму с надписью «Рейс № 79», вызвав веселое удивление у соседей. Перед инструктажем о мерах безопасности показывают видеообращение Диндара, на которое не обращают внимания, потому что никто не знает, кому оно вообще нужно. Мы с Кармелой собираем пустые бокалы.

– Подождите-ка, милочка, там еще осталось.

Женщина с озорным огоньком в глазах улыбается мне, забирая с полноса бокал и допивая шампанское. Я помню ее имя из списка пассажиров – одно из нескольких, которые отложились у меня в памяти. К концу рейса я буду знать по именам все пятьдесят пассажиров бизнес-класса.

– У вас есть все, что нужно, леди Барроу?

– Пожалуйста, зовите меня Патрисией. А лучше просто Пэт, старина Пэт. – У нее игривая улыбка, как у бабушки, которая сует внукам шоколадки, пока мама отвернулась. – Это титул – представление моих детей о шутке.

– Так вы не леди?

– О, еще какая. Полноправная владелица квадратного фута земельных угодий в Шотландии, – высокопарно отвечает она и заразительно смеется.

– У вас есть родственники, которые встретят вас в Сиднее?

Что-то меняется в ее взгляде – мимолетная печаль, она прячет ее за вздернутым подбородком и очередной озорной улыбкой.

– Нет, я сбежала. – Женщина смеется, увидев мое удивленное лицо, а потом вздыхает: – На самом деле, родня на меня злится. А я не совсем уверена, что поступаю правильно, я уже ужасно скучаю по своим собачкам. Но это у меня первый год без мужа, и… – Она внезапно умолкает, а потом делает резкий выдох. – Ну, мне понадобилось сменить обстановку. – Женщина кладет мне на руку ладонь с наманикюренными ногтями. – Жизнь коротка, милочка. Не разбрасывайтесь ею.

– Никоим образом, – улыбаюсь я, но ее слова продолжают звучать у меня в ушах, когда я шагаю по проходу. Жизнь коротка. Слишком коротка. Софии уже пять лет, а дни летят один за другим.

Я объясняю всем, что вернулась на работу, потому что нам нужны деньги, а еще из-за того, что занимающийся Софией соцработник считает, будто это поможет в решении ее проблем с привязанностью. И то и другое – правда.

– Ведь всему этому причина – недостаток внимания, верно? – спросил Адам, когда мы обсуждали этот вопрос. – Тот факт, что в первые месяцы жизни девочку фактически бросили? – Соцработник кивнул, но Адам уже продолжил, размышляя вслух: – Так как ей поможет вре́менное отсутствие Майны?

Я помню охвативший меня страх, что у меня отнимут свободу, которую я только-только ощутила.

– София усвоит, что Майна всегда возвращается, – ответил соцработник. – Вот что самое важное.

В общем, я вернулась на работу, и все от этого были счастливы. Адаму не приходилось беспокоиться о деньгах. София постепенно начала понимать, что я всегда к ней возвращаюсь. Удочерение девочки прошло нелегко, очень нелегко, и мне просто требовалось отвлечься. Нужна была передышка, но еще важнее было скучать по Софии: это напоминало мне, как сильно я ее люблю.

Закончив проверки, я жду оповещения по громкой связи из кабины пилотов: «Бортпроводники, займите свои места для взлета». Усаживаюсь на ближайшее к иллюминатору откидное сиденье. Раздается рев двигателей, полоса под нами все быстрее бежит назад. С глухим стуком выпускаются закрылки, давление воздуха растет, пока не становится трудно определить, слышишь ты его или чувствуешь. Легкий толчок, и колеса отрываются от земли. Я представляю то, что происходит снаружи, – резкий подъем носа, когда мы взмываем ввысь над полосой. Невероятно тяжелый и неуклюжий самолет для столь прекрасного и грациозного маневра, но он все же его выполняет, и мы забираемся выше по мере того, как пилоты форсируют тягу. Небо темнеет, над землей нависают низкие слоисто-дождевые облака, и кажется, будто за бортом скорее сумерки, чем полдень. В иллюминаторы хлещет мокрый снег, пока мы не поднимаемся туда, где его нет.

На трех тысячах метров раздается мелодичный звон, и словно по условному рефлексу все сразу оживает. Сидящая на месте 5J миниатюрная блондинка вытягивает шею, чтобы разглядеть землю внизу. Она напряжена, и я принимаю ее за нервную пассажирку, однако чуть позднее блондинка закрывает глаза и откидывается на спинку кресла. Лицо ее медленно расплывается в отстраненной улыбке.

Все идет своим чередом. Привязные ремни отстегнуты, пассажиры уже на ногах, постоянно звенят звоночки требующих выпивки. Теперь уже слишком поздно. Слишком поздно вспоминать о внутреннем голосе, твердившем мне не работать на этом рейсе. Это голос совести, вот и все. Моего чувства вины за то, что я добилась места здесь вместо того, чтобы остаться дома с Софией. За то, что я вообще тут нахожусь, когда жизнь могла бы сложиться совсем иначе.

Поздно или нет, но голос не унимается.

Двадцать часов, говорит он. За двадцать часов многое может произойти.

Заложница

Подняться наверх