Читать книгу Кого не взяли на небо - Клим Мглин - Страница 2

Утро случилось сумрачное и промозглое. Мелкий холодный дождь, казалось лил не только с неба, но и со всех четырех проклятых сторон света. Шквальные порывы колючего ветра трепали оранжевую рыболовную палатку, растянутую на вершине небольшого, лысого, как череп, пригорка, по склонам которого стекали вниз бурые ручейки грязной воды. Из палатки валили густые клубы сизого дыма и высовывалась пара ног, так заляпанных грязью, что невозможно было различить обувь, как впрочем и её наличие. К длинным ногам прилагалось огромное дуло двадцатимиллиметровой тяжелой снайперской винтовки «Анцио», торчащее из под складок апельсинового брезента, конец которого покоился на воткнутом в землю, на расстоянии полутора метра от входа, упоре для рыболовной удочки. Владельца ног, ствола и оранжевой мечты рыбака, звали Монакура Пуу, это был очень худой и очень высокий мужчина с длинной светлой бородой, заплетённой в пару толстых кос, и копной густых, опускающихся ниже пояса, волос, частично скрученных в африканские дреды. В его огромных миндалевидных голубых глазах плескалась медитативная отрешённость, хотя ни облик, ни поведение данного субъекта никак не соответствовали образу продвинутого отшельника. Приклад семнадцатикилограмовой винтовки вдавил его в пляжное складное кресло, что было с трудом втиснуто внутрь означенной палатки. В правой руке Монакура Пуу держал самокрутку величиной с гаванскую сигару, левой же конечностью он придерживал двухлитровый алюминиевый термос с липовым чаем и самогоном, разведенными пятьдесят на пятьдесят. Монакура охотился, или, как он сам говорил своим немногочисленным домочадцам, покидая дом и сгибаясь под весом винтовки, как Христос под гнетом креста:

"Я на рыбалку, сидеть здесь, рыла наружу не казать".

У палатки валялось несколько громадных гильз, и большая куча чего – то, что напоминало фарш из мяса, кишек и меха. Все вокруг было залито кровью. Сегодня рыбы было много. Куча фарша на самом деле раньше была двумя одичавшими собаками и сумасшедшим лосем, непонятно на кой ляд блуждавшими по этому необъятному полю из грязи и луж. Утром Монакура слегка болел от выпитого накануне вечером, и в похмельном запаре перепутал обычные боеприпасы с бронебойными патронами, поэтому в качестве охотничьих трофеев ему достались лосиные рога, и те части убиенных зверушек, что удалось найти в покрывающей поле жиже. Да и нормально. За те годы, что провёл он в этом городке, Монакура, и те, кого он встретил и оставил в живых, гурманами быть перестали. Встретил он восемь человек. Восемь живых людей за пять лет. Троих мужчин он нашёл по отдельности, с большими временными интервалами, но всех их убил одинаково быстро и беспощадно. Женщину, показавшуюся ему опасной, а самое главное – отталкивающе некрасивой, он тоже пристрелил. Старуху, непонятно откуда взявшуюся в местных болотах, и отдалённо напоминающую его покойную бабушку, Монакура Пуу пощадил и был вознаграждён терпимой готовкой, условно чистой одеждой и редким подметанием полов. Она умерла сама, от старости, год назад, и он очень скучал по её замороченным похлёбкам. А ещё были две женщины. Были и есть. Красивые, послушные, нежные и понятливые. И они – одна из немногих услад в его нынешней, нелёгкой жизни. А ещё есть ребёнок. То есть та, которая совсем недавно была ребёнком, а теперь расцветает, словно роза. И она – его постоянная головная боль. Монакура изобразил на лице кривую гримасу, глубоко затянулся гигантским косяком, сделал большой глоток из термоса и подавился. Когда – то, в той прошлой его жизни, что казалась теперь сном, он был солдатом, и неплохим. Да что там неплохим. Превосходным солдатом. Сержантом великой российской армии. Дурман, окутавший его разум, не сильно ослабил инстинкты воина, и глаз опытного снайпера чётко уловил неясное движение далеко впереди, на расстоянии гарантированно удачного выстрела из его «девочки», как он ласково называл тяжелую снайперскую винтовку «Анцио». Монакура поджидал несчастных зверушек только с одного направления – оттуда, куда смотрел ствол его винтовки. Пригорок, на котором стояла палатка, был небольшим мыском, глубоко вдающимся в зелёную болотную топь, так что сзади, слева и справа никто не мог подобраться к нему, и тем более напасть. Разве что только кикиморы болотные, коих Монакура здесь ещё ни разу не встречал. Бывший сержант схватил полевой армейский бинокль, посмотрел, отбросил в сторону термос, плюнул косяк и плюхнулся на пузо прямо в грязь, снимая ствол винтовки с кронштейна. То, что двигалось прямо на его палатку, шло на двух ногах.

" Кенгуру, пингвин, страус. Кто ещё ходит на двух ногах? Человек?»

Монакура Пуу встречи с человеком не боялся. Он вообще не боялся того, что ходит по этой долбаной земле, жрет, спит, и умирает. С последним он и его «девочка» могли помочь даже грозному Кинг – Конгу, а хоть бы и самому господину Годзилле. Но за последние пару лет никто из людей здесь не появлялся, тем более не приходили ни представители австралийской фауны, ни жители Антарктиды, ни обезьяны – переростки, ни гигантские дохлые ящеры. Пуу перестал удивляться встречи, ибо наконец – то разглядел то, что неторопливо направлялось прямо в его руки. Оно явно придерживалось выбранной цели, и целью этой была оранжевая рыболовная палатка. Прямо на него, ни разу не стесняясь, не проявляя осторожности или испуга, пёрло чучело. Такое, что раньше на грядках ставили, тварей пернатых от урожая отваживать.

«Подожди моя девочка, успеем еще, время есть»

Пуу нежно погладил винтовку и приник к прицелу. Он уже успел, обняв огромную «Анцио», скатиться с пригорка, и теперь лежал в привычной снайперской позиции, наполовину погрузившись в грязь и жижу, что покрывала поле. Монакура вновь приник к прицелу и вдруг его правая рука, указательный палец которой лежал на спусковом крючке, мелко задрожала. Пуу отшатнулся от прицела.

К нему шел Страшила. Тот Страшила из его самой любимой в детстве книжки, тот самый Страшила, Трижды Премудрый правитель Изумрудного города, друг Железного Дровосека и Храброго Льва, победитель лютого Урфина Джюса, и ещё каких – то крылатых бандерлогов. Нельзя валить Страшилу. Если Монакура Пуу всё ещё немного верил в мудрость и справедливость, то всё это сейчас брело к нему навстречу, по колено в грязи и слегка пошатываясь.

Монакура с размаху влепился красной рожей в холодный кисель чернозёма, отсчитал про себя шестьдесят ударов сердца, вынырнул, и, стараясь не проблеваться, оттер грязь со лба и глаз. Опять приник к прицелу. Купание помогло, дурманящий его сознание морок таял, как гонимый рассветом призрак. Теперь он чётко разглядел того, кого принял за пугало. Определенно человек. Одето оно было… Ох. «Оно» было одето либо в шкуру собаки породы комондор, либо в маскхалат, причем по – иронии судьбы в гилли, маскировочный халат для снайперов, который в мирное время охотно пользовали охотники. Монакура хмыкнул. После Судного дня, что начал за здравие пять лет назад, но так и не вытянул обещанной кульминацией, на Земле осталось полным – полно всякого припрятанного добра – оружия, боеприпасов, топлива и одежды. Так, что если бы на Монакуру пёр бы сейчас танк, он бы и ему не особо удивился. Те дни ужаса, пока Ангелы трубили, пережить удалось немногим. Но уж если тебе посчастливилось остаться в живых на Земле, после всего, что проделали с ней Небеса, ты мог одеваться, как пожелаешь, на что фантазия твоя буйная тебя подтолкнет. Можешь нарядиться Бэтменом, можешь велосипедистом – пидором, или, например вот, метисом американского снайпера и огородного пугала. Хотя, надо полагать, шкуру собаки породы комондор достать было бы весьма проблематично, но Пуу мог объянить себе, почему вражина одет в гилли.

"Коллега", – подумал бывший сержант, прицеливаясь и собираясь разорвать захватчика в мелкие кровавые сопли, бронебойным, двадцатимиллиметровым Вулканом. Но вдруг отстранился от оптики и озаботился. Чисто профессиональный интерес.

«Что же за пушка у паренька?»

После выстрела из «Анцио» от пухи оккупанта мог остаться лишь не поддающийся опознанию металлолом. Монакура опять уставился в прицел, пытаясь распознать вооружение противника. Но распознал другие, гораздо более важные детали.

" День сюрпризов и наград."

Грязный палец на спусковом крючке опять мелко задрожал, из дыры в бороде на приклад винтовки потекли слюни сосредоточения. Сильный порыв ветра сорвал с головы идущего ковбойскую шляпу цвета дохлой крысы, и она исчезла на просторах бескрайнего поля. Идущий не был ни кенгурой, ни пингвином, ни снайпером – бро. Это ваще был нипацан. Идущий был либо бабой, либо кем – то, кто выглядит, как баба.

Например Мерилином Менсоном.

«Цель распознана.»

«Захват цели.»

«Уничтожить цель?»

«?»

«??»

«???»

Монакура бережно отложил в сторону свое, больше похожее на корабельное орудие, чем на винтовку, оружие. Откатился чуть вправо и пополз вперед, подражая движениям ящерицы, угодившей в лохань с гавном. Метров через двадцать остановился, откатился еще вправо на пару шагов, перевернулся на спину и замер. Правая рука, лежавшая на груди, сжимала удобную пластиковую рукоятку австрийского пистолета Глок. Пуу неподвижно лежал и слушал. Скоро стали слышны плюханье и чавканье; звуки больше походили на возню свиней в грязи, чем на шаги человека. Монакура представил себя в образе русской подводной лодки, и попытался слегка притопиться в жиже, но не насмерть, как они, русские подлодки, это любят, а чутка, чисто для маскировки. Плюханье приближалось. Лежа на спине, Монакура выгнулся дугой, оперся затылком об кочку, колени слегка подтянул.