Читать книгу Молли и я. Невероятная история о втором шансе, или Как собака и ее хозяин стали настоящим детективным дуэтом - Колин Бутчер - Страница 3

Впервые моя способность находить домашних животных проявилась летом 1989 года, когда я был констеблем полиции в графстве Суррей. В первые годы службы, будучи патрульным, я столкнулся почти со всеми видами преступлений: от нападений до поджогов, от браконьерства до карманных краж. Я побывал в опасных ситуациях и столкнулся с множеством неприятных личностей. Пока я был новичком, меня в основном назначали на самые рядовые дела.

«Констебль Бутчер, вы ведь любите домашних животных, не так ли? Думаю, это дело придется вам по вкусу, – ухмыльнулся начальник патруля, вручив мне заявление о пропаже одним осенним утром. – Пожилая женщина из Фарнхэма написала заявление о пропаже кошки. Чокнутая на всю голову – думает, что сосед украл ее».

Он был прав, я с детства любил животных. У меня было много питомцев: собак, кошек, птиц и грызунов – но несмотря на это, я задался вопросом, так ли это дело важно, особенно для измотанных и вечно занятых констеблей.

– Разве это не пустая трата времени? – спросил я.

– Как раз наоборот, – ответил мой начальник. – Крайне важно, чтобы в этом округе наша деятельность была заметна, и неважно, будь то потерянный кот или сбежавшая собака. Это помогает нам заслужить уважение местных жителей. Так что за дело.

В то время я этого не понимал, но решение таких, на первый взгляд, пустяковых проблем очень помогло мне в дальнейшем. Знание окрестностей и доверие жителей очень помогало при расследовании серьезных преступлений.

Ирэн, седовласая леди, судя во всему, сильно за семьдесят, по-дружески улыбнувшись, открыла мне дверь. На ней было платье и передник с рюшами. По пути в гостиную я не мог не заметить множества пластиковых и керамических сувениров, в основном в виде кошек, которыми было заставлено все: от подоконника до каминной полки. На диванных подушках были вышиты котята, а над камином располагалась целая галерея изображений кошек разных пород и мастей, я подумал, что, скорее всего, это ее предыдущие питомцы. Словом, это был дом типичной преданной кошатницы.

«Прямо из духовки, – сказала она, поставив поднос с банановыми кексами на кофейный столик. – Угощайтесь, дорогой».

Поедая кексы, я расспросил Ирэн о ее кошке, которая, как я понял, пропала чуть больше двух дней назад. Она поведала, что регулярно ссорилась со своим соседом Клиффом, пенсионером, увлеченным садоводом, которому не нравилось, что маленькая Полли иногда принимала его грядку за кошачий лоток. Он регулярно бросался оскорблениями, что было поводом для начала перепалки, и, как следствие, отношения между ними становились все более и более натянутыми.

– Твоя мерзкая кошка снова вырыла мой лук, СНОВА! – воскликнул он однажды утром, в гневе размахивая своей лопатой.

– Это не более чем инстинкт, старый ты дурак! – парировала она. – Твоя земля уж точно не пострадает.

Когда исчезла обожаемая Полли, Ирэн сразу же заподозрила в случившемся Клиффа, обрушила на него обвинения, и вражда вспыхнула с новой силой.

– Хотите посмотреть, как выглядит Полли? – спросила Ирэн, протянув мне фото в маленькой серебряной рамке. С фотографии на меня глядела упитанная рыже-черная кошечка с круглой мордой и довольно-таки злыми ярко-зелеными глазами.

– Похоже, она умеет за себя постоять, – сказал я.

– Да уж, в долгу не останется, – усмехнулась Ирэн, – но Полли – натура нежная и любит людей. Она часто сидит на заборе и мяукает детям, когда те проходят мимо по пути в школу.

Вспомнив об этом, Ирэн задумалась, и улыбка исчезла с ее лица. Она грустно смотрела себе под ноги. Заметив, как была слаба и беспомощна старая леди, я почувствовал сою вину, что так небрежно отнесся к этому делу в разговоре с начальником. Для Ирэн это было важно.

– Я очень за нее переживаю, офицер, – сказала она, глядя на меня с надеждой.

– Постарайтесь не волноваться, – ответил я. – Я уверен, она найдется. Но мне нужно, чтобы вы рассказали мне, почему вы думаете, что ваш сосед может быть виновен в ее исчезновении.

Этот вопрос ее немного оживил, и она рассказала об инциденте, который имел место на этой неделе. Она и Клифф в очередной ругались через забор. Она пыталась отговорить его использовать большие дозы средств против садовых паразитов.

– Ты пытаешься отравить мою Полли! – твердила она.

В итоге ситуация так накалилась, что ей пришлось позвонить в полицию.

∗ ∗ ∗

Я съел второй банановый кекс. Порой я работал всю 8-часовую смену без перерывов, поэтому я был не против таких перекусов. После этого я решил поговорить с заклятым врагом Ирэн, чтобы услышать, что он думает обо всем этом. Клифф явно не ожидал увидеть полицейского на пороге своего дома. Когда я объяснил причину своего появления, его лицо побагровело, и он вытащил носовой платок, чтобы вытереть пот со лба.

Пригласив меня в дом, он рассказал, что действительно не был рад визитам Полли, но уж точно не угрожал ни ей, ни ее хозяйке.

«Женщина думает только о своей кошке, буквально одержима ею, офицер, – продолжал он. – На днях она обвинила меня в том, что я пытался отравить ее, хотя я всего лишь разбросал несколько шариков с пестицидами».

После недолгих уговоров он позволил мне обыскать его участок, более половины которого занимал драгоценный огород. Я воспользовался этой возможностью, чтобы подробно изучить гараж Клиффа, его оранжерею и сарай, в то время как Фарнхэмская версия Алана Титчмарша [3] нахваливал свои удостоенные наград артишоки. К сожалению, жуки, пауки и мокрицы – это все, что я здесь нашел.

Однако его щеки снова покраснели, когда я спросил разрешения осмотреть его подвал, дверь которого выходила прямо в сад.

– Есть ли у вас законное право на обыск? – поинтересовался он.

– Нет, – ответил я, – но, если бы я вас арестовал по подозрению в похищении кошки, у меня была бы возможность обыскать здесь что угодно. Так что можно мне заглянуть внутрь, пожалуйста?

– Ну что же, – вздохнул он, видимо, думая, что так просто от меня не отделается. – Будьте как дома.

Я открыл дверь погреба, и – вуаля! – из темноты показалась злобная, покрытая грязью пестрая кошка. Она прыгнула на корзину с мусором, пулей вылетела из подвала и взобралась на забор, прежде чем чуть позже прыгнуть в объятия своей восторженной владелицы.

Я уставился на хитроумного похитителя, который почесывал голову и переминался с ноги на ногу.

– Как вы это объясните, Клифф?

– Она пи́сала на мой пастернак, офицер, – сказал он. – Это было последней каплей – эту упрямую кошку пора было проучить!

Старик продолжил убеждать меня, что он намеревался держать Полли в подвале всего пару дней, и изо всех сил доказывал мне, что оставил ей достаточно еды.

– У меня ведь не будет из-за этого проблем, не так ли? – встревожился он.

– В этот раз, скорее всего, нет, – ответил я. – Но, я думаю, лучше бы вам понять вот что, Клифф: в этот раз я постараюсь все уладить с Ирэн, но, если от нее на вас поступит еще хоть один звонок, вы знаете, что я снова буду у вас, и тогда вам так просто это с рук не сойдет.

– Я понимаю, – пробормотал он. – Такого больше не повторится.

Я попрощался с ним и вышел из сада.

Через несколько секунд я услышал, как меня окликнули.

– Разрешите поинтересоваться, офицер… Могу ли я предложить вам и вашим коллегам коробку сигар «King Edward»? – крикнул Клифф. – Прямо от производителя.

– Спасибо за предложение, – ответил я. – Но, мне кажется, вам стоит выкурить эту трубку мира с вашей соседкой.

∗ ∗ ∗

Всего за три года я дослужился до сержанта, и, помимо дополнительной ответственности, у меня появился личный состав, который я мог привлекать к расследованию конкретных дел. К моему удовольствию, я обнаружил, что к тому же могу тесно сотрудничать с кинологическим отделом. Чаще всего я прибегал к помощи немецких овчарок – вероятно, самых распространенных полицейских собак. Эти универсальные и выносливые «специалисты общего назначения» были обучены выполнять ряд различных задач: будь то выслеживание и удержание подозреваемых (иногда преступники впадали в ступор лишь от одного их грозного лая), помощь при спецоперациях по освобождению заложников или поиск пропавших. Овчарок поменьше и попроворней задействовали также и в других операциях. Так, некоторых ищеек натаскивали на распознавание запаха разлагающихся тел (для поиска трупов), а других – на обнаружение оружия и боеприпасов.

Одним из моих любимых представителей семейства собачьих в полиции был длинношерстный кобель по кличке Вольф, который за пять лет службы заработал отличную репутацию. Невероятно крупный и крайне важный, он, казалось, излучал силу и свирепость, способную напугать даже самых заядлых преступников.

«Никогда не вставай между Вольфом и объектом его преследования, – однажды предупредил меня один из сержантов, – потому что он и тебя не пощадит. Он кусает еще сильнее, чем лает, и это не шутки».

Одним пятничным вечером, в 1992 году, он помог мне задержать группу десантников, которые приехали в Фарнхэм из Олдершота на мальчишник. Когда они выползли из паба, сразу же набросились на владельца фургона-закусочной с обвинениями – им очень не понравились бургеры, – и завязалась драка. Дело кончилось тем, что наклюкавшиеся новобранцы опрокинули фургончик вместе с его владельцем. Хулиганы скрылись в темноте, пронзительно хохоча над своим довольно жестоким и трусливым поступком. Свидетель инцидента позвонил в полицию. Я приехал на место происшествия вместе с Вольфом и его дрессировщиком Барри.

Владелец фургона, маленький приземистый грек родом с Кипра, каким-то образом сумел выползти через люк. Бедняга был ошеломлен и сбит с толку, в его кучерявых волосах запутался вареный лук, а белое пальто было залито соусом и напоминало картины Джексона Поллока. По улице покатились банки безалкогольных напитков, большинство из которых с радостью подобрали прохожие.

Кому-то это зрелище могло показаться немного забавным, но мне было не до смеха. Преступление было серьезным. Если бы этот парень, хозяин закусочной, не смог уклониться от летящей в него сковороды, он вполне мог получить ожоги опасные для жизни. Его буйных обидчиков нужно было поймать и быстро.

– Они пытались убить меня, – бормотал он, дрожа от потрясения и волнения, пока я вызывал по рации скорую помощь. – Те солдаты, они пытались убить меня.

– В каком направлении они скрылись, сэр? – спросил я, на что он указал на близлежащую улицу Уэст-стрит. Вольф, Барри и я двинулись по горячим следам. Мы прибыли ровно в тот момент, когда полдюжины парней худощавого телосложения, все, как один, стриженые под машинку, словно скалолазы, взбирались на 12-футовую кирпичную стену. Без сомнения, в армии они неплохо готовились к штурму, но, к несчастью для них, на этот раз они оказались в тупике. Им было некуда бежать и негде прятаться.

– ПОЛИЦИЯ! – крикнул я, когда мы подбежали к стене. – Ребята, у вас проблемы. Будьте благоразумны – сдайтесь.

Из-за стены послышался какой-то взволнованный шепот, пьяные смешки и фырканье.

– Перелезайте обратно и сдавайтесь, иначе я натравлю на вас полицейскую собаку, – продолжил я.

Услышав слово «собака», Вольф встал на задние лапы и зарычал, отчего Барри пришлось натянуть поводок, чтобы удержать гигантского пса.

Внезапно один из новобранцев кинул обломок кирпича, он пролетел в паре сантиметров от моей головы и с треском разбился о тротуар. Пришло время пустить в дело наш главный козырь. Я кивнул Барри и, как это часто бывало в подобных ситуациях, отошел в сторону, наблюдая за слаженной работой собаки и ее дрессировщика. Барри ослабил поводок Вольфа и дал специальную команду, отчего тот начал лаять как сумасшедший.

«Вверх!» – последовала команда от Барри, и Вольф начал проворно карабкаться на стену. Барри подтолкнул его, чтобы тот смог перелезть во двор. Несколько секунд спустя мы услышали душераздирающие вопли солдат и собачий рык, доносящиеся с той стороны, – Вольф в своей неповторимой манере предлагал преступникам сдаться. Ошеломленные и разом отрезвевшие солдаты в разорванной одежде и со следами укусов переваливались через стену. Подоспевший к этому времени офицер запаса помог нам задержать их. За столь внезапно окончившимся мальчишником последовало пребывание под стражей в полицейском участке. И, что еще более важно, владельцу фургона была назначена компенсация. Типичные будни сотрудника правопорядка.

Когда полицейская машина увезла подозреваемых, Барри велел Вольфу вновь вернуться к нам, перепрыгнув через стену, что тот и сделал с присущим ему послушанием. В качестве поощрения он десять минут играл во фрисби на стоянке. Я не мог сдержать улыбку, наблюдая чудесное перевоплощение – в мгновение ока из злобного зверя этот пес превратился в игривую дворнягу с невинными глазами. Как только мы закончили играть, я похлопал по холке этого невероятного пса, ведь он бы хорошим мальчиком и отлично выполнил свою работу – помог нам схватить тех идиотов.

«Мы бы ни за что не справились без тебя, приятель, – сказал я улыбаясь. – Ни за что».

Работать с несравненным Вульфом было и честью, и привилегией. В моих глазах он был не просто полицейской собакой: он был бесценной неотъемлемой частью команды, он работал наравне с нами, а не просто следовал нашим указаниям.

∗ ∗ ∗

В мае 1993 года меня перевели в департамент уголовного розыска Суррея – это было настоящим поводом для гордости. Долгие годы я мечтал стать детективом, меня всегда завораживала работа следственного отдела, и я был счастлив сменить полицейскую форму на элегантный синий костюм.

Мне было поручено возглавить управление по борьбе с преступностью в Гилфорде, которое занималось в основном контролем оборота наркотиков. В середине 90-х годов произошло увеличение трафика наркотиков, многие города и деревни в Суррее заполонили вещества класса «А», такие как героин, кокаин и экстази. К сожалению, в округе также наблюдался резкий рост потребления тяжелых наркотиков, которые дилеры смешивали или «разбавляли» с целью увеличения прибыли. Мы с коллегами часто перехватывали партии, в которые были подмешаны дешевые добавки: от стирального порошка и пищевой соды до кирпичной пыли и кукурузного крахмала. Эта крайне опасная практика подвергала риску сотни жизней. Очищение улиц от этих подлых торгашей стало моим личным крестовым походом.

Каждый новый член моей команды должен был пройти недельное дежурство в местном наркологическом центре. Я хотел, чтобы они своими глазами увидели, как наркомания калечит жизни людей и как другие отделы упорно работают над ее искоренением. Я также хотел, чтобы мои офицеры знали, насколько важна их роль в подразделении по борьбе с наркотиками.

«Речь идет не только о том, чтобы поймать и наказать преступников, – подчеркивал я во время своих регулярных мотивационных выступлений. – Нужно добиться поддержки местных жителей для реальных, ощутимых перемен».

Мне очень повезло иметь в распоряжении великолепную команду детективов и специально обученных розыскных собак, способных обнаруживать наркотики. Большинство из них были служебными кокер-спаниелями, словно созданными природой для этой роли. Помимо интеллекта, покладистого характера и ловкости, этим удивительным собакам присуща феноменальная скорость работы и выносливость при поиске. К тому же они обладают обонянием в 10 000–100 000 раз острее, чем у человека, что позволяет им идти по следу и обнаружить запах, который человек бы даже не уловил.

Кроме того, благодаря их навыкам, они зачастую справляются быстрее и эффективнее с прочесыванием пространств или пересеченной местности, чем обычный полицейский. Я пришел к выводу, что сверхчувствительный нос кокер-спаниеля был одним из лучших инструментов в нашем отделе, если не главным козырем современной полиции.

Собаки, которых обучали находить наркотики, проходили интенсивную подготовку в полицейском управлении Суррея, чтобы получить сертификат о пригодности к работе. Собак обучали распознавать запахи веществ. После каждой удачной находки в качестве награды им позволяли порезвиться с любимыми игрушками.

В перерывах между задержаниями мне нравилось болтать за чашкой чая с кинологами. Они с удовольствием рассказывали о приключениях и подвигах своих собак. Они явно обожали своих подопечных, между ними устанавливалась тесная эмоциональная взаимосвязь, несмотря на то, что формально животные принадлежали отделу. И совсем не секрет, что большинство кинологов всю свою профессиональную жизнь проводят в вольерном комплексе.

∗ ∗ ∗

Я всегда испытывал большую симпатию к кокер-спаниелям – мне нравился их характер, преданность и жизнерадостность, так что работать с ними в отделе по борьбе с преступностью было сплошное удовольствие. Я регулярно задействовал их в рейдах по изъятию наркотиков и с трепетом наблюдал, как они зачастую втискивались в самое крошечное и труднодоступное место, чтобы найти закладку. В отличие от собак «общего назначения», эти собаки-ищейки не были обучены проявлять агрессию, но благодаря свойственным им энергии и энтузиазму они идеально подходили для выполнения такого рода задач.

Я понял, что некоторые собаки по своим способностям опережают других, поэтому я обращался к определенному дрессировщику, когда мне становилось известно, что его будет сопровождать нужная мне ищейка. В частности, в фокусе моего внимания оказалась талантливая Рэйнбоу – темно-каштановый кокер-спаниель с янтарными глазами, которая, приветствуя нас, по обыкновению забавно перекатывалась по полу. Она работала в тандеме с Джоном, у них были самые высокие показатели в полиции Суррея. Я помню, как однажды с открытым ртом наблюдал, как эта удивительная собака отыскала под матрасом тайник с амфетамином, завернутым в несколько слоев фольги и сверху облитым соусом чили, чтобы сбить с толку любой нос. Преступник полагал, что он обведет полицейских вокруг пальца, но он явно недооценил мастерство Рэйнбоу.

У Джона и Рэйнбоу было полное взаимопонимание, будто на уровне мыслей. Всякий раз, когда мне приходилось координировать важный антинаркотический рейд, я обращался за помощью к этому опытному дуэту и был очень расстроен, если по какой-либо причине они не могли поехать.

«Извините, сержант Бутчер, но сегодня их назначили на другое дело», – сказал инспектор, отчего у меня сжалось сердце.

Именно это я услышал в августе 1994 года, когда получил наводку, что заядлый преступник по имени Даррен занимался торговлей наркотиков класса «А». Он не так давно вышел из тюрьмы по УДО и явно не боялся вернуться обратно. Мы подозревали, что он также «разбавлял» свой товар, поскольку в этом районе участились случаи передозировки.

«У него в день больше клиентов, чем в букмекерской конторе в день скачек», – прокомментировал один из наблюдателей, следивший за его квартирой, за это время превратившейся в проходной двор.

Казалось, будто один человек поднял целую волну преступности, и я был полон решимости вернуть Даррена обратно в камеру. Условно-досрочное освобождение означало, что за любой повторный проступок его, недолго думая, отправят обратно в тюрьму.

Он жил в захудалом райончике. Мы тщательно продумали сценарий обыска квартиры, назначив его на раннее утро, и, естественно, я попросил помощи у Джона и Рэйнбоу. Однако незадолго до моего утреннего совещания с поисковой группой мне сообщили, что Джон задействован в другой операции. За ним была закреплена и другая собака-детектор огнестрельного оружия – спрингер-спаниель по кличке Спарки, и их уже записали в участники спецоперации в Уокинге. Сказать, что я пал духом – значило не сказать ничего. Я по-прежнему продолжал готовиться к рейду, но мне пришлось взять на замену собаку и кинолога, которые, по моему мнению, уступали Джону и Рэйнбоу.

«ПОЛИЦИЯ, НИ С МЕСТА!» – спецотряд ворвался в квартиру Даррена. Увидев едва открывшего глаза подозреваемого, я про себя отметил: «Не сильно он изменился с тех пор, как я видел его в последний раз». Это было на скамье подсудимых в Гилдфордском Королевском суде. Тощий и долговязый, с бледным рябым лицом и бесцветными волосами, хромой на одну ногу, он был одет в белую футболку и серые спортивные штаны – то, в чем он ходил не снимая.

«Доброе утро, Даррен, – сказал я. Он посмотрел на меня с презрением. – Рад видеть вас снова. Мы осмотримся здесь, если не возражаете».

После того как он дрожащими руками взял у меня ордер на обыск, я отдал поисковой группе команду приступать. В квартире было сыро и грязно, обои отставали, ковры стерлись, мебели практически не было. Если ее обитатель и загребал деньги с продажи наркотиков, как мы подозревали, он точно тратил их не на ИКЕА.

Несмотря на то, что мы вместе с собакой перевернули все вверх дном, к середине дня мы все еще не нашли тайника с тяжелыми наркотиками. Мы обнаружили только маленький пакетик с марихуаной («Для личного употребления», – клялся Даррен) и кучу типичной атрибутики наркоторговца: весы, фольга и сигаретная бумага. Все это приравнивалось к мелкому правонарушению – не то обвинение, которое я хотел ему предъявить, но, с другой стороны, это давало мне возможность арестовать подозреваемого, что дало бы время на доскональный обыск квартиры.

Даррен оставался невозмутим. «Да говорю же вам, мистер Бутчер, ничего здесь нет, – неторопливо повторял он, проводя рукой по грязным волосам. – Я встал на праведный путь, я даже собираюсь найти работу. Вы зря тратите время».

Когда часы пробили полдень, я был еще более разочарован. На поисковые операции уходило много времени и ресурсов, и у бескомпромиссного начальника возникнут ко мне вопросы. Однако, основываясь на полученной информации, я по-прежнему был убежден, что в помещении находились сильнодействующие наркотики. Нужно было лишь найти их.

Я неохотно начал сворачивать операцию: распустил бóльшую часть поисковой команды, включая собаку-ищейку, как вдруг мне по рации передали сообщение, что кто-то хочет встретиться со мной на парковке.

На месте, к моему удивлению, я увидел Джона, облокотившегося на капот своей патрульной машины, и Рэйнбоу, покорно сидевшую у его ног.

– Работа со Спарки закончилась раньше срока, сержант, так что мы решили заглянуть к вам на тот случай, если поиски не принесли результатов, – сказал он. Вам все еще нужна наша помощь?

– Да, черт возьми! – ухмыльнулся я, приглашая их подняться за мной.

Я должен сказать, что видел кухни и получше, чем у Даррена. Каждый сантиметр в этом длинном и узком пространстве был покрыт грязью от пола до потолка, она был завалена пустыми мусорными контейнерами и немытыми кастрюлями. Подоконник был оплетен паутиной, а за грязным стеклом бились мухи в ожидании свежего воздуха и свободы.

Интуиция подсказывала мне возобновить поиски именно здесь, и я дал полную свободу действий Джону и Рэйнбоу. Последняя нетерпеливо тянула поводок, полностью сознавая, что у нее есть работа, которую нужно выполнить. Вслед за ними офицер привел в комнату Даррена в наручниках: присутствие подозреваемого при обыске – стандартная процедура.

«Хорошо, начнем здесь», – сказал я Джону. Он посмотрел на собаку и дал команду: «Рэйнбоу, искать!» Из-за его акцента «Рэйнбоу» прозвучало как «Рэмбо», что, как мне казалось, вполне подходило для этого крепкого и бесстрашного спаниеля.

Джон методично открывал каждую дверцу и ящик шкафа. Блестящий черный нос Рэйнбоу обнюхивал каждый уголок. С ее умом и проворством ей не нужны были ежесекундные указания. Джон просто наблюдал за ней, фиксируя изменения позы и интерпретируя язык тела. Я настораживался каждый раз, когда она начинала кругами вертеться, как будто почуяв что-то, но было понятно, что она еще не нашла «сокровище».

Этот прилежный маленький спаниель, казалось, сильно волновал Даррена, он становился все более нервным.

«Ненавижу чертовых собак, – пробормотал он, свирепо глядя на Рэйнбоу, шумно фыркавшую у холодильника и вокруг его потрепанных кроссовок – У меня на них аллергия. Смотрите, я начинаю покрываться сыпью!»

Не обращая внимания на подозреваемого, театрально задравшего штаны повыше – его методы отвлечения были слишком наивными для меня, – я дал знак Джону слегка изменить тактику и поднять нашу ищейку повыше.

Услышав команду, она ловко вскочила на меламиновую столешницу и начала лавировать между горами грязной посуды, словно преодолевая полосу препятствий. Я заметил, что Даррен не сводит с нее глаз. Он ухмыльнулся, когда Рэйнбоу, поскользнувшись на грязи, чуть не упала, но, когда ее внезапно потянуло к плите, улыбка с его лица исчезла.

Встав на задние лапы, она пронзительно взвизгнула и отчаянно начала скрести по вытяжке из нержавейки над плитой. Затем намеренно коснулась ее мордой и пристально посмотрела в глаза Джону, который, в свою очередь, перевел взгляд на меня. Рэйнбоу словно показывала нам: «Тепло!» – как ее научили на тренировках. Это было сигналом к тому, чтобы мы продолжили поиски в этом направлении.

Джон ослабил винты вытяжки и осторожно снял ее со стены, обнажив при этом прямоугольник из темно-синих плиток.

– Что, черт возьми, вы делаете?! – крикнул Даррен, уже покрывшийся липким потом. – У вас нет права разбирать мою вытяжку!

– Она тебе какое-то время не понадобится, – ответил я. – Будешь питаться в тюремной столовой, если повезет.

Услышав это, Даррен ударил ногой по мусорному ведру и разошелся вереницей ругательств в нашу сторону, но в этот момент его схватил офицер.

К сожалению, на плитках не было ни трещин, ни дырочек, которые могли бы указать на то, как их можно поддеть. Но внезапно проскочивший через кухонное окно солнечный луч осветил круглый отпечаток на одной из верхних плиток. Он был похож на следы от наклейки или пластиковой присоски. Я огляделся и заметил потертое кухонное полотенце, свисавшее с крючка на круглой присоске на холодильнике. Оно выглядело совершенно неуместно на этой грязной кухне с десятками немытых тарелок.

«Дьявол в деталях, – такой совет дал мне бывалый детектив из Йоркшира Эндрю, который рассказал мне о многих тонкостях своей работы, когда я только поступил в отдел уголовного розыска. – Ты должен быть внимательным, парень. Это все, что тебе нужно, чтобы держать плохих парней за решеткой, где им и место».

Я снял присоску, прошел через кухню и затаив дыхание прислонил ее к плитке. Попался!

«Идеально подходит! – подметил Джон. – Ты словно принц из сказки с туфелькой Золушки в руках!»

Разместив присоску, я легонько дернул за нее, тем самым убрав плитку со стены. Надев пару силиконовых перчаток, я просунул руку в отверстие и нащупал что-то металлическое и продолговатое. Я осторожно достал предмет, им оказалась ржавая коробка от боеприпасов. Я поставил ее на стол.

Даррен пробормотал что-то себе под нос, а резвая Рэйнбоу, покрутившись вокруг хвоста, села и посмотрела на Даррена.

Внутри ящика – аллилуйя! – лежали скрученные в рулон банкноты вместе с четырьмя полиэтиленовыми мешочками с белым порошком. Я достал из кармана пиджака криминалистический комплект для осмотра места происшествия, вынул из пакета немного вещества, а затем опустил в пробирку. Через несколько секунд жидкость в ней приобрела темно-оранжевый оттенок – явный признак того, что это был героин. И, как будто этого было недостаточно, под пачкой денег я нашел записную книжку в кольцевом переплете, пролистав которую, обнаружил сотни контактов.

Даррена немедленно арестовали за хранение наркотиков класса «А» с целью их продажи, и к концу недели он снова оказался в тюрьме. Когда его вывели из квартиры, он нелепо попытался ударить меня, крича, что он никогда раньше не видел эту металлическую коробку и что мы, чертовы копы, подставили его. А что касается этой чертовой любопытной собачонки…

«Я уверен, что ты не видел эту коробку раньше, Даррен, – сказал я, подняв брови, – но тебе придется объяснить, как твои отпечатки пальцев попали на записную книжку».

Учитывая все обстоятельства, результаты рейда были крайне хорошими: район теперь был освобожден от опасной угрозы, и мы, вероятно, предотвратили сотни передозировок, возможно, даже несколько смертельных случаев. Данный обыск также подчеркнул важность наличия в отделе первоклассных собак-ищеек. Бывало, сотрудники наркоконтроля часами обыскивали дом, иногда даже сутками, и все равно не находили никаких наркотиков благодаря изворотливости владельцев. Но от чуткого носа профессионально обученной собаки их не утаить, а носов лучше, чем у Рэйнбоу, не так уж и много.

Теперь, когда Даррена увели, Джон воспользовался случаем, чтобы как следует отблагодарить свою собаку – игрой на лестничной клетке с любимой игрушкой. Я с улыбкой наблюдал, как он, бросая в стену старый пожеванный теннисный мячик, заставлял Рэйнбоу подпрыгивать, как акробата, прежде чем поймать его зубами.

«Так держать, девочка!» – улыбнулся он. Она шумно бегала по лестнице вверх-вниз.

Стоя здесь и наблюдая за очаровательной игрой человека и собаки, я поддался грусти. Рэйнбоу очень напоминала мне Тину, черно-белую дворнягу, которую я взял из «Королевского общества по борьбе с жестоким обращением с животными» в Саутгемптоне несколько лет назад. До того, как ее спасли, над ней издевались – ее нашли прикованной цепью к гниющему ящику. В результате у нее появилось много проблем поведения. Однако как только я окружил ее любовью, заботой и вниманием, я словно вырастил прекрасного питомца, азартного товарища и замечательного компаньона. Когда я служил патрульным, Тина иногда сопровождала меня в ночную смену, тихонько сидя на заднем сиденье, когда мы выслеживали преступника или совершали операцию «в штатском». Я был убит горем, когда в 1990 году у нее случился сердечный приступ, и сейчас, при виде Рэйнбоу, того, как она резвится на лестнице, на меня нахлынули все эти воспоминания.

Полчаса спустя уставший кокер-спаниель свернулся калачиком на диване в гостиной Даррена, втиснувшись между мной и Джоном. Пока мы ждали, когда приедет полицейский фотограф – необходимая формальность после рейда, – мы мило болтали об ищейках, с которыми он взаимодействовал на протяжении долгих лет. Мне нравилось слушать рассказы кинологов: они были счастливы вернуться в прошлое и с гордостью делились эпизодами и интересными историями. Я всегда стремился перенять их знания и опыт – одна мысль об этом приводила меня в восторг. Они охотно отвечали на все мои вопросы, будь то «Какая собака лучше всего подходит для поисков?» или «Сколько лет может служить собака?».

Но в тот день у меня к Джону был другой вопрос.

– Надеюсь, что не задену тебя этим вопросом, но ты служишь гораздо дольше меня. Как так вышло, что ты все еще констебль? Почему ты никогда не подавал заявление на повышение?

Его ответ был по существу и от чистого сердца:

– Все довольно просто, – ответил он. – Если бы меня повысили, то перевели бы в другой отдел и мне пришлось бы бросить своих собак. Не могу себе этого представить.

Джон посмотрел на спящую собаку, и я заметил, что у него слегка дрогнула губа.

– Я обожаю этих животных, сержант, будь то Рэйнбоу, Спарки или все те, кто был до этого. Они преданные, любящие – это лучшие товарищи. Как могу я их бросить?

∗ ∗ ∗

Через несколько лет меня повысили до инспектора сыскной полиции и перевели в отдел по расследованию особо тяжких преступлений, который занимался расследованием убийств и делами, связанными с организованной преступностью. К сожалению, эта должность также означала, что я должен был посещать бесконечную череду стратегически важных совещаний, учебных курсов и семинаров, которые отвлекали меня от оперативной деятельности. После долгих раздумий и осознания того, что мой энтузиазм к работе угас, весной 2003 года я решил уйти в отставку. Я служил в Королевском флоте 11 лет, а в полиции – 14 (в общей сложности 25 лет службы Королеве) и чувствовал, что настало время перемен.

Другой причиной было мое желание открыть собственное детективное агентство. Работая в полиции Суррея, я консультировал такие крупные корпорации, как «British Petroleum» и «British Airways» по делу о внутренних махинациях, и, когда «BP» пригласила меня работать на них в качестве частного консультанта, у меня наконец появилась мотивация «уйти на вольные хлеба» и основать собственный бизнес. Поступая таким образом, я бы пошел по пути, который действительно интересовал меня, и я бы посвятил гораздо больше времени тому, что любил больше всего: расследованию и раскрытию преступлений.

Однако перед отставкой мне очень хотелось раскрыть одно последнее дело с Джоном и Рэйнбоу. Пара негодяев украла прожекторы с территории Гилдфордского собора, и несколько недель спустя я получил наводку, что их пристроили в качестве ламп для обогрева на ближайшей ферме по выращиванию каннабиса. Естественно, я снял трубку и позвонил Джону. «У меня есть отличная работа для тебя и Рэйнбоу, – сказал я. – Встретимся на Риджмонт-роуд в 6 утра».

Нашей отважной маленькой ищейке потребовалось всего 30 минут, чтобы найти эту «наркоплантацию», она была по-хитрому скрыта на чердаке заброшенного здания, и в течение следующего часа мы нашли и конфисковали 200 кустов конопли и отправили их в полицейский участок Гилфорда.

Поскольку утро было ясное и солнечное и я понимал, что, возможно, это последний раз, когда вижу свой любимый дуэт, я предложил прогуляться на вершину Кафедрального холма. Взобравшись наверх, мы с Джоном присели на ветхую скамейку, чтобы полюбоваться движением и крышами Гилфорда, а Рэйнбоу носилась по траве, гоняясь за пчелами и бабочками.

– Мне очень жаль, что ты уходишь, шеф, – сказал Джон, опустив глаза. – Думаю, мы хорошо потрудились, очищая этот город от наркотиков.

– Лучшая ищейка в Суррее сильно этому поспособствовала, Джон, – ответил я. – Только подумай о том, сколько наркотиков она нашла и сколько жизней спасла.

– Тонны наркотиков, – ответил Джон, не выпуская Рэйнбоу из виду. – Но если ее ужалит какая-нибудь пчелка, от нее будет мало толку на этой неделе, не так ли?

Он вытащил из кармана истертый теннисный мячик и швырнул его вниз по склону, чтобы Рэйнбоу бросила травлю пчел и отправилась в погоню за своей любимой игрушкой.

Внезапно рация Джона ожила – моего коллегу вызвали в Фарнхэм. Произошло ограбление на заправке, в ходе которого было применено огнестрельное оружие. Хотя подозреваемый и был задержан, оружие так и не нашли. Вторая ищейка Джона, Спарки, была нужна на месте происшествия.

Услышав знакомое шипение помех, Рэйнбоу, тяжело дыша, устремилась к нам и уселась прямо перед Джоном в предвкушении следующего задания.

– Извини, девочка, эта работенка не для тебя, – улыбнулся он, засовывая рацию обратно в карман, прежде чем снова пристегнуть Рэйнбоу к поводку. – Думаю, мне пора, шеф, – сказал Джон, пожимая мне руку. – Может, еще увидимся.

– Не сомневаюсь, – ответил я, ласково потрепав собаку за ушами. – Продолжай в том же духе!

Он моментально спустился вниз к машине, Рэйнбоу следом за ним. Через несколько секунд он уже мчался по Чейз-роуд, ворвавшись в пучину красно-голубых огней и воющих сирен.

Хотя я и сгорал от нетерпения начать карьеру частного сыщика, я знал, что мне будет очень не хватать этого энергичного дуэта. Думая об этом, я даже не подозревал, что скоро и у меня будет свой четвероногий коллега.