Читать книгу Все закончится на нас - Колин Гувер - Страница 3

Люси, та самая соседка по квартире, которая любила громко петь, металась по гостиной, собирая ключи, обувь, солнечные очки. Я сидела на диване со старыми обувными коробками, набитыми вещами из тех времен, когда я жила дома. Я схватила их, когда приезжала домой на похороны отца на этой неделе.

– Ты сегодня работаешь? – спросила Люси.

– Не-а. У меня отпуск до понедельника из-за траура.

Она прекратила бегать.

– До понедельника? – Она фыркнула. – Везучая – сучка.

– Да, Люси. Мне так повезло, что мой отец умер. – Я произнесла это с сарказмом, но поморщилась, поняв, что сарказма было не слишком много.

– Ты поняла, о чем я, – пробормотала она, схватила сумочку, балансируя на одной ноге и пытаясь надеть туфлю на другую. – Я сегодня ночевать не приду. Останусь у Алекса. – За ней захлопнулась дверь.

На первый взгляд у нас с ней было немало общего, но если не считать одинакового размера одежды, одного возраста и имен из четырех букв, начинающихся на «Л» и заканчивающихся на «И», то больше не было ничего, что могло бы сделать нас чем-то большим, чем просто соседки по квартире. Меня это вполне устраивало. Если не считать беспрерывного пения Люси, ее вполне можно было выносить. Она была чистюлей и дома бывала нечасто. Для соседки по квартире это самые главные качества.

Я снимала крышку с одной из обувных коробок, когда мой телефон зазвонил. Я потянулась, схватила его и увидела, что это звонила мать. Я уткнулась лицом в подушку, изобразила рыдания и поднесла телефон к уху.

– Алло?

После трех секунд молчания я услышала ее голос:

– Здравствуй, Лили.

Я вздохнула и выпрямилась на диване.

– Привет, мам. – Я была искренне удивлена тем, что она разговаривает со мной. После похорон прошел всего день. Я ожидала услышать ее только через 364 дня.

– Как ты? – спросила я.

Она театрально вздохнула.

– Отлично, – сказала она. – Твои тетя и дядя вернулись в Небраску сегодня утром. Это будет моя первая ночь в одиночестве после…

– С тобой все будет в порядке, мама. – Я старалась говорить уверенно.

Она слишком долго молчала, потом произнесла:

– Лили, я просто хочу, чтобы ты знала, что тебе незачем переживать из-за того, что случилось вчера.

Я молчала. Я не переживала. Ни капельки.

– Каждый может сорваться. Мне не следовало давить на тебя, зная, что тебе и без этого тяжело. Лучше бы речь произнес твой дядя.

Я закрыла глаза. Начинается. Она просто закрывала глаза на то, что не хотела видеть. Брала на себя вину, причем чужую. Разумеется, она убедила себя, что на похоронах я просто не смогла говорить, поэтому молчала. Конечно же, она это сделала. Я едва не сказала ей, что это не было ошибкой. Я могла говорить, просто мне нечего было сказать хорошего о ничем не примечательном мужчине, которого она выбрала мне в отцы.

Но я все же чувствовала себя виноватой из-за того, что сделала. И уж тем более мне не стоило этого делать в присутствии матери. Поэтому я просто приняла то, что она делала, и смирилась с этим.

– Спасибо, мам. Прости, что я не справилась.

– Все в порядке, Лили. Мне пора идти, меня ждут в страховой компании. Мне назначили встречу по поводу страховок твоего отца. Позвони мне завтра, – ладно?

– Позвоню, – пообещала я. – Я люблю тебя, мама.

Я закончила разговор, отшвырнула телефон в другой конец дивана, открыла крышку на коробке, стоявшей у меня на коленях, и вытащила содержимое. Сверху лежало маленькое полое деревянное сердце. Я пробежалась по нему пальцами и вспомнила ночь, когда мне его подарили. Как только стали всплывать воспоминания, я отложила сердце в сторону. Ностальгия – забавная штука.

Я вынула из коробки старые письма и газетные вырезки. Под ними я нашла то, что, как я надеялась, лежало в одной из этих коробок. И надеялась, что этого там не окажется.

Мои дневники для Эллен.

Я погладила их. В этой коробке лежало три, но всего их было восемь или девять. Сделав в них последнюю запись, я их больше никогда не перечитывала.

Я отказывалась признавать, что вела дневник, когда была моложе, потому что это было клише. Вместо этого я убедила себя, что это было круто, так как с технической точки зрения мои записи не были дневником. Каждую из них я адресовала Эллен Дедженерес, потому что я начала смотреть ее шоу с первого выпуска в 2003 году, когда я была совсем еще девочкой. Я смотрела его каждый день после школы и была убеждена, что я бы Эллен понравилась, если бы она со мной познакомилась. До шестнадцатилетия я регулярно писала ей письма, но писала их так, как делала бы записи в дневнике. Разумеется, я понимала, что Эллен Дедженерес меньше всего на свете были нужны записи в дневнике какой-то случайной девчонки. К счастью, я ни разу не отправила ей ни одно из «писем». Но мне все равно нравилось адресовать записи ей, поэтому я продолжала это делать до тех пор, пока совсем не перестала вести дневник.

Я открыла еще одну обувную коробку и обнаружила другие дневники. Я перебирала их, пока не нашла тот, который вела в пятнадцать лет. Я начала его перелистывать в поисках того дня, когда я познакомилась с Атласом. До того, как он вошел в мою жизнь, мне особо не о чем было писать, но я каким-то образом сумела заполнить шесть дневников, прежде чем он появился.

Я поклялась, что никогда не буду перечитывать эти записи, но после смерти отца я много думала о моем детстве. Возможно, если я прочитаю эти записи, я каким-то образом найду силы для прощения. Хотя я понимала, что рискую только усилить свое неприятие.

Я улеглась на диван и принялась читать.

Дорогая Эллен!

Прежде чем я напишу тебе о том, что случилось сегодня, я расскажу тебе о новой серии, которую я придумала для твоего шоу. Она называется «Эллен дома».

Думаю, многие люди хотели бы увидеть тебя вне работы. Я всегда гадаю, какая ты дома, когда там только ты и Порша, и вокруг нет камер. Возможно, продюсеры могут дать ей камеру, чтобы она иногда снимала тебя за обычными занятиями: когда ты смотришь ТВ, готовишь или занимаешься садом. Она могла бы снимать тебя несколько секунд без твоего ведома, а потом бы воскликнула: «Эллен дома!» и напугать тебя. И это было бы честно, потому что ты любишь розыгрыши.

О’кей, я тебе это сказала (я все собиралась сделать это, но забывала), а теперь расскажу о своем вчерашнем дне. Он был интересным. Пожалуй, это был самый интересный день в моей жизни, если не считать того дня, когда Эбигейл Айвори дала пощечину мистеру Карсону за то, что он смотрел на ее декольте.

Ты помнишь, как некоторое время назад я писала тебе о нашей соседке миссис Берлсон? Она умерла во время сильной снежной бури. Мой отец сказал, что она столько задолжала по налогам, что ее дочь не смогла вступить во владение домом. Думаю, ее это вполне устроило, так как дом все равно начал разваливаться. Вероятно, он бы стал для нее обузой.

Дом пустовал после смерти миссис Берлсон, то есть уже два года. Я знала, что дом пуст, потому что окно моей спальни выходит на него, и, насколько я видела, никто не входил в него и не выходил за все это время.

До прошлой ночи.

Я сидела в постели, тасовала карты. Звучит странно, но я это делаю. Я даже не умею играть в карты. Но когда мои родители начинают ссориться, я тасую карты и успокаиваюсь, сосредотачиваясь на этом.

Короче говоря, на улице было темно, поэтому я сразу заметила свет. Он был неяркий, но шел из старого дома. Это было больше всего похоже на свет свечи, поэтому я вышла на заднее крыльцо и нашла папин бинокль. Я попробовала рассмотреть, что там происходит, но ничего не увидела. Было слишком темно. Через некоторое время свет погас.

Этим утром, пока я собиралась в школу, я увидела, как что-то движется в том доме. Я пригнулась у окна спальни и увидела, как кто-то выходит из задней двери. Это был парень с рюкзаком. Он огляделся по сторонам, как будто хотел убедиться, что его никто не заметил, а потом прошел между нашим домом и соседским и вышел на автобусную остановку.

Я никогда его раньше не видела. Он впервые ехал на моем школьном автобусе. Он сел сзади, я села в середине, поэтому я с ним не разговаривала. Но когда он вышел из автобуса у школы, я увидела, что он направился именно туда. Получается, он там учится.

Понятия не имею, почему он спал в том доме. Вероятно, там нет электричества и водопровод не работает. Я подумала, что он заключил пари, но сегодня он вышел из автобуса на той же остановке, что и я. Он прошел по улице с таким видом, будто направлялся куда-то еще. Но я сразу побежала в свою комнату и стала смотреть в окно. И точно, через несколько минут я увидела, как он проскальзывает в пустой дом.

Не знаю, должна ли я сказать об этом матери. Ненавижу совать нос в чужие дела, потому что это меня не касается. Но если этому парню некуда идти, мне кажется, что моя мать сможет ему помочь, потому что она работает в школе.

Не знаю. Я, наверное, подожду пару дней, прежде чем рассказать о нем, и посмотрю, вернется ли он к себе домой. Возможно, ему просто было нужно отдохнуть от родителей. Мне и самой иногда этого хочется.

Вот и все. Я напишу тебе о том, что будет завтра.

– Лили

Дорогая Эллен!

Когда я смотрела твое шоу, я промотала вперед все твои танцы. Раньше я смотрела с самого начала, когда ты танцевала среди зрителей. Но теперь мне стало немного скучно и хочется послушать то, что ты скажешь. Надеюсь, ты на меня не сердишься за это.

О’кей, я выяснила, кто этот парень, и да, он по-прежнему живет в заброшенном доме. Прошло уже два дня, а я все еще ничего никому не рассказала.

Его зовут Атлас Корриган, он учится в старших классах, но больше я ничего не узнала. Я спросила Кэти, сидевшую рядом со мной в автобусе, кто он такой. Она округлила глаза и назвала мне его имя. Но потом добавила: «Я больше ничего о нем не знаю, но от него воняет». И она сморщила нос, как будто ей неприятно. Мне захотелось накричать на нее, сказать, что он в этом не виноват, что в его доме не работает водопровод. Но вместо этого я просто оглянулась на него. Должно быть, я смотрела слишком долго, потому что он заметил мой взгляд.

Вернувшись домой, я вышла на задний двор, чтобы поработать немного в саду. Редис уже можно было вытаскивать, вот этим я и занялась. В моем саду только редис и остался. Холодает, поэтому я почти ничего не могу сейчас посадить. Наверное, я могла бы подождать еще несколько дней, но я была в саду, потому что мне было любопытно.

Вытаскивая редис, я заметила, что не хватает несколько штук. Все выглядело так, словно их просто выкопали. Я точно помню, что я их не вытаскивала, а мои родители никогда ничего не делают в моем саду.

И тогда я подумала об Атласе. Скорее всего, это сделал он. Я подумала, что если он не может принять душ, то у него и еды, вероятно, нет.

Я вернулась в дом, сделала парочку сэндвичей, вытащила из холодильника две банки с содовой и взяла пакет чипсов. Я сложила все в пакет для ланча, отнесла все к заброшенному дому и оставила на заднем крыльце у самой двери. Я не была уверена, что Атлас меня видел, поэтому я громко постучала и сразу убежала. Я сразу вернулась к себе в спальню. К тому моменту, когда я оказалась у окна, чтобы увидеть, как он выходит, пакет уже исчез.

В этот момент я поняла, что он за мной наблюдает. И я вроде как нервничаю теперь, когда он знает, что я знаю о том, что он живет в доме. Представить не могу, что ему скажу, если завтра он со мной заговорит.

– Лили

Дорогая Эллен!

Сегодня я видела твое интервью с кандидатом в президенты Бараком Обамой. Ты нервничала? Ведь это было интервью с человеком, который, возможно, будет управлять страной. Я мало знаю о политике, но не думаю, что мне было бы весело под таким давлением.

Боже. Столько всего случилось с нами обеими. Ты только что брала интервью у того, кто может стать нашим следующим президентом, а я кормлю бездомного парня.

Этим утром, когда я пришла на остановку автобуса, Атлас уже был там. Сначала мы были только вдвоем. Не стану врать, мне было неловко. Я видела, что автобус выезжает из-за угла, и мне хотелось, чтобы он ехал немного быстрее. В ту секунду, когда автобус остановился, Атлас подошел ко мне на шаг ближе и, не поднимая глаз, сказал: «Спасибо».

Двери автобуса открылись, и он пропустил меня вперед. Я не ответила ему «пожалуйста», потому что была в шоке от своей реакции. От его голоса у меня побежали мурашки, Эллен.

А с тобой такое бывало от мужского голоса?

Ой, прости. У тебя бежали мурашки от голоса де-вушки?

По дороге в школу он не сел рядом со мной, но по дороге домой он вошел в автобус последним. Свободных мест не оставалось, но по тому, как он осматривал сидящих в автобусе, я поняла, что он ищет не свободное место, а меня.

Когда наши глаза встретились, я очень быстро перевела взгляд на свои колени. Ненавижу себя за то, что не чувствую себя уверенно с мальчиками. Может быть, это придет с возрастом, когда мне наконец исполнится шестнадцать.

Атлас сел рядом со мной и бросил рюкзак на пол между своими ногами. И тут я заметила то, о чем говорила Кэти. От него действительно пахло, но я его за это не осудила.

Сначала он молчал, но теребил дыру на своих джинсах. Это была не та прореха, которые делают на джинсах, чтобы они были стильными. Я поняла, что это настоящая дырка, потому что у него старые джинсы. Они явно были ему маловаты, потому что не закрывали лодыжки. Но он был достаточно тощим, чтобы во всех остальных местах они сидели на нем нормально.

– Ты кому-нибудь сказала? – спросил он меня.

Я посмотрела на него, когда он заговорил, и он посмотрел мне прямо в глаза, как будто волновался. Я впервые по-настоящему рассмотрела его. У него были темно-каштановые волосы, но я подумала, что, возможно, если бы он их вымыл, они бы не были такими темными. Глаза у него были яркими, в отличие от всего остального. Настоящие голубые глаза, как у сибирских хаски. Мне не следовало бы сравнивать его глаза с собачьими, но это первое, что пришло мне в голову, когда я их увидела.

Я покачала головой и снова отвернулась к окну. Я подумала, что он может встать и найти другое место, так как он выяснил, что я ничего никому не сказала. Но он этого не сделал. Автобус остановился несколько раз, и то, что он продолжал сидеть рядом со мной, придало мне немного смелости. И я шепотом спросила:

– Почему ты не живешь дома с родителями?

Он смотрел на меня несколько секунд, как будто пытался решить, доверять мне или нет. Потом ответил:

– Потому что они этого не хотят.

После этого он встал. Я подумала, что разозлила его, но потом поняла, что автобус подъезжает к нашей остановке. Я схватила свои вещи и вышла следом за ним из автобуса. Он не пытался скрыть, куда направляется, как делал раньше. Обычно он проходил чуть дальше по улице и обходил квартал, чтобы я не видела, как он проходит через наш задний двор. Но в этот раз он пошел вместе со мной к моему дому.

Когда мы подошли к тому месту, где я обычно сворачивала к дому, а он проходил дальше, мы оба остановились. Он поддел носком кусок грязи и посмотрел через мое плечо на наш дом.

– В котором часу твои родители возвращаются домой?

– Около пяти, – ответила я. На часах было 3.45.

Он кивнул. У него был такой вид, как будто он собирался что-то сказать, но он ничего не сказал. Он просто кивнул еще раз и направился к тому дому без воды и электричества.

Эллен, я понимаю, что поступила глупо, поэтому тебе незачем мне это говорить. Я окликнула его, а когда он остановился и обернулся, сказала:

– Если ты поторопишься, то успеешь принять душ до их прихода.

Сердце у меня билось очень быстро, потому что я понимала, какие у меня будут неприятности, если родители вернутся домой и обнаружат бездомного парня в нашем душе. Мне бы, наверное, лучше было бы умереть. Но я просто не могла смотреть, как он уходил к своему дому, и не предложить ему хоть что-то.

Он снова посмотрел на землю, и я ощутила его неловкость у себя в животе. Он даже не кивнул. Он просто вошел в дом следом за мной и так и не сказал ни слова.

Все то время, пока он был в душе, я паниковала. Я все время выглядывала в окно и проверяла, не подъехала ли машина кого-то из родителей, хотя я прекрасно знала, что до их возвращения еще целый час. Я нервничала из-за того, что кто-то из соседей мог заметить, как Атлас входит в наш дом. Но они не настолько хорошо меня знали, чтобы счесть приход гостя чем-то необычным.

Я дала Атласу сменную одежду. Я понимала, что к моменту возвращения родителей ему нужно не только уйти из нашего дома, но и оказаться как можно дальше от него. Я уверена, что мой отец наверняка узнает собственные вещи на каком-то случайном подростке, живущем по соседству.

Я смотрела то в окно, то на часы и одновременно набивала свой старый рюкзак нужными вещами. Я уложила еду, которая могла храниться без холодильника, пару папиных футболок, джинсы, которые, вероятно, окажутся ему на пару размеров велики, и смену носков.

Я как раз застегивала рюкзак, когда Атлас появился в коридоре.

Я была права. Даже мокрыми его волосы были светлее, чем раньше. И от этого его глаза стали еще более голубыми.

Он, должно быть, побрился, пока был в душе, потому что теперь выглядел моложе. Я сглотнула и перевела взгляд на рюкзак, потому что была в шоке от того, как изменился этот парень. Я испугалась, что он прочтет мои мысли.

Я снова выглянула в окно и протянула ему рюкзак.

– Тебе лучше выйти через заднюю дверь, чтобы тебя никто не увидел.

Он взял рюкзак у меня из рук и с минуту смотрел мне в лицо.

– Как тебя зовут? – спросил он, вешая рюкзак на – плечо.

– Лили.

Он улыбнулся. Я впервые видела его улыбку, и мне в голову пришла глупейшая мысль. Я гадала, как у парня с такой потрясающей улыбкой могли быть такие дерьмовые родители. Я мгновенно возненавидела себя за такую мысль, потому что родители, разумеется, должны любить своих детей, какими бы симпатичными или страшненькими, тощими или толстыми, умными или глупыми они ни были. Но иногда невозможно контролировать свои мысли. Ты просто должен отмахнуться от них в следующий раз.

Он протянул мне руку и сказал:

– А я Атлас.

– Я знаю, – ответила я, не пожимая его руки. Не знаю, почему я не пожала ему руку. Это не потому, что я боялась до него дотронуться. То есть мне все-таки было страшно к нему прикоснуться. Но не потому, что я считала себя лучше него. Он просто заставлял меня нервничать.

Он опустил руку, кивнул и сказал:

– Думаю, мне лучше уйти.

Я отошла в сторону, чтобы он мог пройти мимо меня. Он дернул головой в сторону коридора, без слов спрашивая, как пройти к задней двери. Я кивнула и пошла следом за ним мимо кухни. Когда он почти подошел к задней двери, я заметила, что он на мгновение остановился, когда увидел мою спальню.

Мне вдруг стало неловко от того, что он видит мою комнату. Никто никогда раньше ее не видел, поэтому мне и в голову не приходило придать ей более взрослый вид. У меня с двенадцати лет оставались розовые шторы и такого же цвета покрывало на кровати. Впервые мне захотелось сорвать со стены постер с изображением Адама Броди [4].

Атласу было как будто все равно, как украшена моя комната. Он смотрел только на мое окно, то самое, выходившее на задний двор. Потом он повернулся ко мне. Перед тем как выйти из дома, он сказал:

– Спасибо тебе, Лили, что не отнеслась ко мне с пренебрежением.

И он ушел.

Разумеется, я слышала слово «пренебрежение», но было странным услышать его от парня-подростка. И еще более странным было то, что все в Атласе было противоречивым. Как мог оказаться бездомным этот скромный парень с хорошими манерами, который использует такие слова, как «пренебрежение»? Как вообще подросток мог оказаться бездомным?

Мне нужно это выяснить, Эллен.

Я намерена разузнать, что с ним случилось. Подожди, и ты увидишь.

– Лили

* * *

Я собралась прочесть следующую запись, но тут зазвонил мой телефон. Я добралась по дивану до трубки и ни капельки не удивилась, увидев, что это опять звонила мать. Теперь, когда мой отец умер и она осталась одна, мама, вероятно, станет звонить мне в два раза чаще, чем раньше.

– Алло?

– Что ты думаешь о моем переезде в Бостон? – выпалила она.

Я прижала к себе подушку и уткнулась в нее лицом, чтобы подавить стон.

– Гм. Вау, – сумела выдавить я. – Ты серьезно?

Она помолчала немного, потом ответила:

– Это всего лишь идея. Мы сможем обсудить это завтра. Я почти доехала до страховой компании.

– О’кей. Пока.

Мне сразу захотелось уехать из Массачусетса. Она не могла сюда переехать. Мама никого здесь не знала. Она стала бы ожидать от меня, чтобы я развлекала ее каждый день. Не поймите меня неправильно, я люблю мать, но я переехала в Бостон, чтобы жить самостоятельно. Если бы она жила в одном городе со мной, я бы чувствовала себя менее независимой.

У моего отца диагностировали рак три года назад, когда я еще училась в колледже. Если бы Райл Кинкейд оказался в этот момент рядом со мной, я бы сказала ему голую правду о том, что у меня немного отлегло от сердца, когда мой отец слишком ослабел, чтобы причинить физическую боль моей матери. Это полностью изменило динамику их отношений, и я перестала чувствовать себя обязанной оставаться в Плеторе, чтобы оберегать мать.

Но теперь отец умер, и мне больше никогда не придется тревожиться о матери. Поэтому я собиралась расправить крылья, если можно так выразиться.

И вот мама собралась переехать в Бостон…

Это ощущалось так, словно мне вдруг крылья подрезали.

Где то уличное кресло из полимера для судостроения, когда оно мне было так необходимо?

Новость стала для меня стрессом, и я понятия не имела, что я стану делать, если мать все же переедет в Бостон. У меня не было ни сада, ни двора, ни патио, ни сорняков.

Мне нужно найти другую отдушину.

Я решила заняться уборкой. Сложила все обувные коробки со старыми журналами и записями в платяной шкаф в спальне. Потом навела порядок в шкафу. Разобрала украшения, обувь, одежду…

Она не может переехать в Бостон.