Читать книгу Притчи со всего света - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 4

Ярко сиял дворец бога солнца, Гелиоса, возвышаясь на своих роскошных колоннах, весь украшенный золотом и карбункулами; высокий свод его был из слоновой кости, а широкие створчатые двери, блестевшие серебром, вели в высокую солнечную залу. В эту залу вошел молодой Фаэтон, сын Гелиоса, и пожелал видеть отца. Он не мог вынести ослепительного света и потому остался стоять вдали, не подходя к нему.

Бог Гелиос, одетый в пурпур, сидел на своем смарагдовом троне.

День, Месяц, Год, Столетие и веселые Часы окружали его; за ними стояла Весна с цветами, Лето, увенчанное колосьями, Осень с корзиной винограда и Зима в снежном плаще и с инеем в волосах.

Все с интересом смотрели на юношу… «Что привело тебя сюда, в мой дворец?» – спросил Гелиос.

«О, светлый отец мой! – ответил ему Фаэтон. – Меня и мою мать Климену оскорбляют на земле и сомневаются в моем небесном происхождении. Поэтому я пришел молить тебя, чтобы ты дал мне какое-нибудь знамение, которое убедило бы весь мир в том, что я действительно твой сын».

Выслушав юношу, Гелиос обнял его и сказал: «Я никогда не отрекусь ни от тебя, ни от твоей матери, сын мой! Для того же, чтобы ты не сомневался во мне, ты можешь потребовать от меня чего хочешь – и, клянусь Стиксом, твое желание будет исполнено».

Радостно выслушал эти слова Фаэтон и вскричал: «Позволь же мне только один день поправить твоей солнечной колесницей, – вот мое самое большое желание!»

Пораженный бог солнца покачал головой.

«Горе, мой сын! – сказал он. – Ты хочешь невозможного, я никак не могу доверить тебе этого. Ты берешься нести такую службу, на которую у тебя не хватит сил, и стремишься иметь даже больше того, что разрешено самим богам. Никто, кроме меня, не может стоять у пылающей оси! Даже у меня самого кружится голова и захватывает дыхание, когда я, поднявшись выше самого неба, смотрю оттуда вниз, в глубину. Не требуй же такого опасного подарка, мой сын, перемени свое желание и потребуй чего-нибудь другого, и все, чего бы ни захотел ты от всех богов Неба и Земли, – ты получишь!»

Но юноша не хотел менять своего желания, и Гелиос, поклявшийся Стиксом, должен был исполнить клятву.

Вздохнув, взял он сына за руку и подвел к солнечной колеснице, этому мастерскому произведению Гефеста.

Колесница была вся из литого золота с серебряными спицами, под ярмом же блестели хризолиты и рубины.

Пока Фаэтон рассматривал эту божественную работу, на востоке проснулась Утренняя Заря и распахнула свои пурпуровые ворота в усыпанную розами залу… Потухли звезды, и последняя из них утренняя звезда, вместе с нарождающимся серпом луны, исчезла за краем горизонта.

С тяжелым вздохом Гелиос отдал приказ Часам, чтобы они запрягли коней. Тотчас были выведены из стойл и взнузданы горячие, вспоенные амброзией кони.

Тем временем Гелиос намазал лицо своего сына душистой мазью, которая сделала его кожу способной выносить жгучее пламя солнца. С болью в сердце надел он затем на его голову лучистую корону и сказал: «Не употребляй бича, мое дитя, управляй только уздечкой, так как кони бегут сами, и стоит большого труда остановить их во время бега. Ты ясно видишь колеи от колес? Оставайся в них и не спускайся ниже, иначе ты можешь зажечь землю, но не подымайся и слишком высоко, так как небо также может воспламениться.

Но время еще есть! Пока не прошла ночь – одумайся, мой сын, и предоставь ехать мне. Прошу тебя, дай мне поводья и оставь меня самого разносить людям свет!»

Так просил Гелиос, но юноша, казалось, не слышал его; он радостно тряхнул поводьями и с улыбкой кивнул головой встревоженному отцу.

С громким фырканьем и ржанием взвились легкокрылые кони и сквозь открытые перед ними ворота понеслись в брезжущую рассветом даль. На бесконечное пространство протянулся перед взорами мальчика мир… Скакуны быстро пролетали свой кремнистый путь, легко рассекая расстилавшийся перед ними туман.

Но вскоре они почувствовали, что колесница на этот раз легче, чем всегда, и что она прыгает и качается, как челнок, не имеющий равновесия. Как только животные почувствовали, что над ними нет больше прежнего опытного и строгого возницы, – они перестали бежать обычным путем и свернули на новую дорогу.

Фаэтон начал дрожать: он совсем не знал дороги и не умел ни править, ни укрощать коней.

Он обернулся назад: часть неба уже оставалась позади, но впереди предстояло еще громадное пространство… Когда же он взглянул вниз, на виднеющуюся в страшной глубине землю, у него закружилась голова, он побледнел и колени его задрожали. В ужасе устремившись вперед и схватив поводья, он хотел окликнуть коней, но забыл их имена…

Вдруг он, вздрогнув, выронил уздечку. Как только она, соскользнув, коснулась спин лошадей, они испугались и метнулись в сторону, в неизведанное еще воздушное пространство.

Они кидались теперь то вверх, то вниз, то достигали неподвижных светил, то срывались на отрывистую тропу вблизи земли.

Как только колесница касалась облаков, они, быстро вспыхнув, исчезали, превратившись в пар.

Все ниже и ниже спускалась колесница и, вдруг, неожиданно наткнулась на вершину горы.

В один миг земля раскалилась от жара и растрескалась, так как все сразу высохло. Степная трава пожелтела и начала дымиться, листва деревьев вспыхнула, разбрасывая вокруг себя искры. Нивы были уничтожены огнем, реки высохли, и целые города пылали… С ужасом глядел Фаэтон на пылающую землю. Пламя и летящая из него зола жгли его, и его мучения становились невыносимыми.

Бесчувственного несли его крылатые кони вперед, и ночь была перед его глазами… Но вот огонь охватил его волосы, и он, покачнувшись, упал из колесницы. Подобно падающей звезде, кружился горящий Фаэтон в воздухе, пока не упал в поток Ариадны, где сострадательные наяды погребли его.

В глубокой печали поник головою отец его, Гелиос, а мать его, Климена, вместе со своими дочерьми, плакала о нем до тех пор, пока слезы ее не превратились в янтарь, а дочери – в ольховые деревья.

Таково сказание о Фаэтоне.