Читать книгу Южное солнце-2. Миры отстранённости - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 1
1. Прелюдия поэзии
ОглавлениеАнатолий Аврутин
«Узколицая тень всё металась по стареньким сходням…»
Узколицая тень всё металась по стареньким сходням,
И мерцал виновато давно догоревший костер…
А поближе к полуночи вышел отец мой в исподнем,
К безразличному небу худые ладони простер.
И чего он хотел?… Лишь ступней необутой примятый,
Побуревший листочек все рвался лететь в никуда.
И ржавела трава… И клубился туман возле хаты…
Да в озябшем колодце звезду поглотила вода.
Затаилась луна… И ползла из косматого мрака
Золоченая нежить, чтоб снова ползти в никуда…
Вдалеке завывала простуженным басом собака
Да надрывно гудели о чем-то своем провода.
Так отцова рука упиралась в ночные просторы,
Словно отодвигая подальше грядущую жуть,
Что от станции тихо отъехал грохочущий «скорый»,
Чтоб во тьме растворяясь, молитвенных слов не спугнуть…
И отец в небесах…
И нет счета все новым потерям.
И увядший букетик похож на взъерошенный ил…
Но о чем он молился в ночи, если в Бога не верил?…
Он тогда промолчал… Ну а я ничего не спросил…
Минск, Беларусь
Елена Ананьева
«Прилетали из других планет…»
Прилетали из других планет,
заразившись солнцем и любовью,
открывали удивленья свет,
краскою расцвечены ладони.
Дети внепланет-материков,
вне особняков,
снобизма сплавов,
открывали душ заветный том —
дети перестроечной державы.
Разносило ветром кто-куда,
под Христовы страждущих хоругви,
в белопенных Евиных садах
не делили пополам заслуги.
Кто в Медузы, кто в планктон попал;
разделяло на квадраты, на значки,
тоном, доставая из заначки,
порции терпения души.
Умирая от завистников тоски,
сорвав с полки старые заветы,
разбросав на линию огня, новой жизни
жадные приметы…
И светило солнце, жарив сказ,
покрывало цветом кож пространство,
что ветшало или новым, становясь,
смешивая миксы – антураж планеты.
Дрожь на дрожь, не в такт,
вбивая новые константы,
символы энергий на воде,
на крестах, распятых всех пророков,
даже головами вниз – в неглиже…
Аббатиссы становились в стан,
разбросав, под звук анданте,
липкое драже, маняще Данте,
забывая принципы в себе.
Уносило вдаль, идею замоля,
закрывали лица до глазницы, а оттуда,
жаром опаля, черные, сверкая,
мчались кобылицы.
Франкфурт/Штайнбах, Германия
Натали Биссо
Ты теперь парижанка…
Ну, что за печали душой овладели?
Ты молод и свеж, и тот бес не в ребро.
Когда под шарманку романсы нам пели,
Слова вились золотом и серебром.
Не хватит вина заглушить страсть напитком,
Оставьте попытку упрёка в словах,
Пусть кажутся вам эти лозунги пыткой,
Вы пьёте вино на родных берегах.
Роман с продолжением длится уж вечно…
Полковник! В какой вы попали капкан?
Ах, время! Оно… Оно так быстротечно,
В нём стрелки на судьбах танцуют канкан.
Мангейм, Германия
Светлана Леонтьева
«Девы, девы, когда-то вы расшивали льны…»
Девы, девы, когда-то вы расшивали льны!
Ткали тонкую пряжу, где нить золотая, овечья!
А нынче, нынче, что вы нацелуете для страны?
Что вы натанцуете в клубе, да на поперечине?
На шубу из норки, куницы, лисы и шиншилл?
На эти меха серебристые, тонкие, шкуры медвежьи?
Что мальчик воскликнет вослед, он ещё не решил.
Он глупый. Он маленький. Он безнадёжно безгрешен.
Он ангела кормит конфетой, испачкал лицо.
Его поцелую. Сгребу я в охапку!
О, люди!
Стирается грань между истиной и пошлецом.
А, впрочем, кто судьи?
Кто камень возьмёт? Кто топор? А кто злое словцо?
Потеряно время Софокла, Гомера, Шекспира!
Читают Донцову.
И каждый ловец из ловцов
кому жемчугов. Кому просто в хрущёвке квартира!
Кому просто выжить. От пенсии лишь шелуха,
скорлупка да крохи, да злое шипенье эфира.
Кому натанцовывать в клубе на тачку, меха
лоснящимся, потным, развратным, пузатым от жира
властителям мира сего!
А глазёнки зверят
оленя и котика, что лишь вчера народился,
их пуговки-очи, они с того света глядят,
они не дослушали сказку про гуся и Нильса!
Налейте мне кофе вон в том придорожном кафе!
Там тени девиц длинноногих, как пеплы витают!
Повесьте на дыме! На войнах! На лживой графе!
Казните на плахе! Я больше не буду святая.
Мой стих народится, как двойня, крича и вопя,
Стив Джобсонов в мире, тиранов и шизофрении!
…Но что же он скажет тот мальчик небесный, дитя,
когда подрастёт, про лихие года, костяные?
Что нам навязали сей мир, словно бунт и войну?
Что нам на полоски нарезали высшие цели?
Что мы, как Титаник пошли от удара ко дну.
О, как оправдаться мне после,
за что уцелели?
Нижний-Новгород, Россия
Элла Мазько, Галина Соколова
«Пицунда! Миг короткого счастья, когда я была влюблена, когда он был влюблён. И когда сама Вселенная замерла на миг и прикрыла веки, чтобы не мешать нам любить друг друга. И мы бродили по закоулкам, пропахшим самшитом и древней хвоей, путали стёжки и неясные тропки и вместо взметнувшихся цивилизованных корпусов выходили то к речке Бзыбь с её бесчисленными птицами и рыбами, то к Питиунтскому храму, разрушенному ещё в VI веке персами и возрождённому, чтобы именно нам двоим дать в те дни послушать в своих стенах божественный орган… Или находили себя возле сквозистого озера Инкит. В древности оно смыкалось с Чёрным морем и служило внутренней гаванью античного города Питиунта. Вглядываясь в его светлые воды, мы, будто воочию, наблюдали ту давнюю жизнь. И внимали азартным голосам купцов и звону монет, ударявшихся о глиняные бока сосудов. И долго ещё, весь месяц нашего отпуска, везде, куда заносили нас сакральные пути той реликтовой рощи, мы целовались, клялись друг другу никогда не расставаться и были счастливы ликованьем молниеносной своей юности. И везде нам улыбались волны, повитые золотой канителью. И дельфины игриво кувыркались при виде наших сомкнутых в объятьях рук.
Как давно это было. Как это было совсем недавно… Пицунда, Пицунда!
…Я с плеском повисла в ласковой пряной воде, словно джинн в бутылочной дымке. Вокруг – долгожданное море. И никакое оно не чёрное, а бутылочно-зелёное, мерцающее хризолитовыми звёздами…»
Одесса, Украина – Сиэтл, США
