Читать книгу Революции светские, религиозные, научные. Динамика гуманитарного дискурса - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 3

Аннотация. Статья посвящена памяти крупного российского этнолога, археолога и историка первобытного общества, доктора исторических наук, профессора кафедры этнологии исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова Геннадия Евгеньевича Маркова. В ней содержатся основные вехи научной и педагогической деятельности ученого, отражены генеральные направления его исследовательской активности. Научная биография вписана в широкий и динамично развивающийся общественно-политический, интеллектуальный и культурно-ценностный контекст.

Ключевые слова: Г. Е. Марков, этнология, археология, номадология (кочевниковедение), история немецкой этнологии и народоведения, история первобытного общества.

3 апреля 2018 г. не стало видного российского ученого, Заслуженного деятеля науки РФ, Заслуженного профессора Московского университета, ветерана Великой Отечественной войны, доктора исторических наук, профессора кафедры этнологии исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова Геннадия Евгеньевича Маркова.

Научные труды Г. Е. Маркова составили ему высокую репутацию в России и в мировом научном сообществе. Известный археолог и этнолог, автор более двухсот научных публикаций, он стал одним из основоположников нового научного направления в этнологии – номадологии (кочевниковедения) и выступил автором оригинальной теории социально-экономических отношений в кочевых обществах. Его исследования по этнографии зарубежной Азии, истории первобытного общества, а также в области историографии этнологии завоевали широкое признание. Авторитетный участник международных и отечественных дискуссий по вопросам теории и методологии этнологии, крупный организатор науки, внесший значительный вклад в формирование системы подготовки профессиональных этнологов, яркий лектор и педагог, способствовавший становлению и творческому росту нескольких поколений ученых – все это, без сомнения, ставит Г. Е. Маркова в ряд ведущих фигур отечественной этнологической науки второй половины XX – начала XXI столетий.

Значительная роль Г. Е. Маркова в формировании современного облика этнологии, а также конфигурации профессионального этнологического образования заставляет с особым тщанием всматриваться в биографию ученого, пытаясь обнаружить в индивидуальных мотивах и действиях проявление более широких закономерностей, влияние интеллектуального и духовного климата эпохи. Судьба профессора Маркова испещрена знаками времени: неоднозначные 1930-е, грозовые военные годы, хрущевская «оттепель», стабильность поздней советской эпохи, превратившаяся в брежневский «застой», крушение СССР, кардинальные трансформации 1990-х годов с их амбивалентными последствиями отразились на человеческой и научной биографии ученого точно так же, как они «перепахали» судьбы миллионов его соотечественников. Однако, несмотря на динамично меняющийся контекст, константы личностного самоопределения Г. Е. Маркова составляли основательность и последовательность в науке, здоровый скепсис в отношении сиюминутной моды и интеллектуальной конъюнктуры и честное выполнение профессионального долга.

Детство Г. Е. Маркова прошло в противоречивой атмосфере 30-х годов XX века; он рос и формировался в семье потомственных русских интеллигентов. Дед Геннадия Евгеньевича со стороны матери Н. Н. Чернецов был известным архитектором, одним из разработчиков плана ГОЭЛРО; дед по отцовской линии – художником и инженером, а отец участвовал в сооружении танкового цеха Сталинградского тракторного завода Влияние дяди, известного этнолога и археолога Валерия Николаевича Чернецова, рано сформировало круг интересов Г. Е. Маркова, который еще подростком всерьез заинтересовался историей, археологией и этнографией Азии.

Юношеские планы и замыслы могли остаться нереализованными: грянула Великая Отечественная война, и с первых же ее дней 18-летний Геннадий Марков оказался на передовой, где с перерывами на лечение в госпиталях, воевал до победного мая 1945. За участие в боевых действиях Марков был награжден четырьмя орденами и многими медалями. Однако с окончанием войны служба в рядах армии не закончилась. Блестящее знание немецкого языка и значительный боевой опыт способствовали тому, что молодой офицер продолжил службу в Австрии.

Примечательно, что Марков очень скупо делился воспоминаниями о Великой Отечественной и личном боевом опыте, не смакуя подробностей, не романтизируя и не демонизируя постфактум те, одновременно, героические и трагические годы. Важным, переломным фактом собственной биографии он считал отказ от блестящей перспективы, которая открывалась перед ним на службе в силовых ведомствах и сознательный выбор в пользу науки и академической карьеры. Вот, что об этом говорил сам Геннадий Евгеньевич: «Меня моя военная специальность как-то не увлекала; меня, правда, собирались посылать в Москву, в соответствующую академию, а я не хотел. Я хотел учиться, заниматься этнографией, и я начал писать заявления, написал в общей сложности 15 заявлений. В конечном счете, меня отпустили и дали бумажку. Когда потом в Москве разные начальники смотрели на эту бумажку, они глазам своим не верили – там было написано “уволен по личной просьбе”» (Интервью с Г. Е. Марковым // Проблемно-тематическое пространство и теоретические границы современной этнологии. М., 2013. С. 24). Так проявилась конституирующая черта личности Маркова – склонность следовать собственным путем в жизни и в науке, а также независимость выводов и оценок.

Профессиональное становление, творческий и педагогический рост, вся жизнь Г. Е. Маркова оказались связаны с Московским университетом, традиционно занимавшим ключевую позицию в системе профессионального этнологического образования и важное место в этнологических исследованиях. В этом смысле университет выступал и выступает в качестве одного из структурообразующих факторов отечественной этнологической науки. Отличительная черта университетов – неразрывная связь преподавания с исследовательской работой – наложила отпечаток на научную биографию профессора Маркова, в деятельности которого благоприятно сочетались талант лектора и педагога, а также незаурядный потенциал яркого и оригинального исследователя. Проявились и организаторские способности: он внес значительный вклад в формирование системы подготовки профессиональных этнологов, способствовал становлению и творческому росту нескольких поколений ученых.

В 1946 г. Г. Е. Марков поступил на заочное отделение исторического факультета МГУ, а после увольнения из армии перевелся на второй курс очного отделения. После третьего курса студент выбрал для специализации кафедру этнографии. Этот шаг был вполне осознанным: еще до увольнения из армии фронтовик Марков твердо решил изучать этнологию народов Азии.

Востоковедные исследования в раннюю и среднюю советские эпохи составляли интеллектуальную моду. Здесь не обошлось без политико-идеологической подпитки. Императив модернизации Советского Союза, в том числе модернизации («вовлечения в социалистическое строительство») ранее «отсталых народов» стимулировал интерес к зарубежной и отечественной Азии. Но дело не только в социально-экономических и геополитических императивах. Восток представлял собой блестящее и практически неисчерпаемое профессиональное этнографическое и археологическое «поле». Страсть к «полю», глубинное понимание и прочтение «поля» были и остаются базовым элементом профессионального становления и профессиональной самоидентификации этнолога.

Геннадий Евгеньевич учился основам профессии у таких корифеев отечественной этнографии, как С. А. Токарев, С. П. Толстов, Н. Н. Чебоксаров. Ключевую роль Марков отводил влиянию С. П. Толстова: «Я считаю своим учителем Сергея Павловича Толстова, ну а вторым был Николай Николаевич Чебоксаров, хотя он, в общем-то, меня не учил. Толстов же был блестящим лектором, человеком с большими научными фантазиями, которые во многом так фантазиями и остались. Но он меня, конечно, увлек Средней Азией. Поэтому я с его легкой руки, но против его желания, занялся этим регионом. А он не терпел конкуренции» (Интервью… С. 25).

После окончания 3-го курса Марков участвовал в работе Хорезмской археолого-этнографической экспедиции под руководством профессора С. П. Толстова. Первый полевой сезон начинающего этнографа на всю жизнь связал его научную судьбу с историей и этнологией народов Центральной Азии, и в особенности туркмен. Свои исследования этнографический отряд экспедиции проводил в Дарганатинском и Куня-Ургенчском районах Чарджоусской области. Здесь существенно расширились представления молодого ученого о туркменской этнографии и истории северных туркменов-йомудов.

Экспедиционный отчет, представленный Марковым по окончании первого полевого сезона, был настолько профессионален, что С. П. Толстов и на следующий год привлек талантливого студента к археологическим раскопкам, а в 1949 г. назначил его руководителем этнографического отряда Хорезмской экспедиции, развернувшего исследования на правобережье Аму-Дарьи, в Туртукульском и Бирунийском районах, среди туркмен-ата и арбачи. Именно тогда, в далеком 1949 г. у Г. Е. Маркова появились преданные соратники среди туркмен, с которыми его связала многолетняя дружба.

А затем было еще более 30 полевых сезонов в Средней Азии (главным образом в Туркмении), участие в экспедициях в Западной и Восточной Сибири, на Украине и на Алтае. Полевая работа составила весомую часть жизни ученого: «Я всю сознательную жизнь после армии провел в экспедициях, куда я выезжал каждый год». Он считал поле неотъемлемой частью научной деятельности, а эмпирический материал обязательным фундаментом теоретических обобщений: «…литература дает субъективное мнение того человека, который пишет. А я хочу сам увидеть, сам услышать, сопоставить, провести сравнительные исследования и только тогда поверить в то, что я увидел и услышал» (Интервью… С. 26).

Г. Е. Марков стал единственным за всю историю кафедры этнографии обладателем стипендии имени Н. Н. Миклухо-Маклая, которая была ему присвоена за успехи в учебе и студенческой научной работе. После окончания в 1951 г. университета поступил в аспирантуру. Тема кандидатской диссертации Маркова логически вытекала из всех предшествовавших его исследований и была посвящена истории и этнографии северных туркмен. В аспирантуре Геннадий Евгеньевич опубликовал свою первую научную работу, которая вскоре была издана в Англии (The Turkmen population of the Khoresm oasis // Asian Review. № 184. Vol. 1. October 1954. P. 22–39) – факт по тем временам весьма редкий. Диссертация, защищенная Марковым в 1954 г., базировалась на уникальном историческом и этнологическом материале; позже она легла в основу монографии «Очерк истории формирования северных туркмен» (М., 1961).

В студенческие годы в орбиту научных интересов Маркова вошло изучение гагаузов: в 1950 г. он первым в советской науке провел полевые исследования среди гагаузов юга Молдавской ССР и Измаильской области Украинской ССР. Результаты этих исследований были обобщены в статье «Материалы по этнографии гагаузов» (1953), где ученый на основе анализа некоторых черт хозяйства и быта пришел к выводу о кочевом прошлом этого народа.

По окончании аспирантуры Г. Е. Марков был оставлен на кафедре этнографии исторического факультета МГУ в качестве младшего, затем – старшего преподавателя, а позднее получил звание доцента. Молодой ученый не замкнулся в узких рамках этнографии северных туркмен, непрерывно расширяя сферу научных интересов. В течение нескольких лет он принимал участие в археологических раскопках в Западной Сибири под руководством В. Н. Чернецова, а позднее проводил самостоятельные археологические разведки по Иртышу в районе знаменитого городища Искер – столицы хана Кучума, собирал этнографический материал по сибирским татарам, организовал экспедицию в Горный Алтай для сбора этнографических материалов среди алтайцев и казахов.

Основное направление экспедиционной активности молодого ученого осталось неизменным: начиная с 1956 г. на протяжении многих лет в тесном сотрудничестве с институтом истории им. Ш. Батырова Туркменской АН и Туркменским государственным университетом работала комплексная Туркменская археолого-этнографическая экспедиция Г. Е. Маркова. С этого времени в полевых исследованиях ученого наметился крен в сторону археологии. Как и почему это произошло? Вот объяснение Геннадия Евгеньевича: «Дело в том, что я тогда (во второй половине 1950-х гг. – Н. А, Т. С., Д. Ф.) заинтересовался историей материальной культуры и собирался писать докторскую диссертацию по кочевничеству, то есть, по хозяйству. Для этого надо было пощупать и посмотреть, что было к этому истоком. Поэтому я и начал заниматься археологией каменного века» (Интервью… С. 25).

Первая же поездка, предпринятая в 1956 г. с целью сбора этнографического материала в Западной Туркмении и разведки археологических комплексов Прибалхашья, принесла открытие крупного археологического памятника ранненеолитической эпохи – Оюклы (V тыс. до н. э.). Постепенно зона археолого-этнографических изысканий экспедиции Г. Е. Маркова охватила почти всю территорию Туркмении.

Многолетняя плодотворная работа по изучению кочевого и полукочевого населения Средней Азии и других регионов мира имела своим результатом крупный научный прорыв в области исторической этнологии – обоснование особого номадного (кочевого) способа производства. В 1967 г. Г. Е. Марков защитил докторскую диссертацию на тему «Кочевники Азии», а в 1976 г. увидела свет одноименная фундаментальная монография, имевшая широкий резонанс как в СССР, так и за рубежом.

В этой книге на основе детального анализа экономики и социальной структуры наиболее известных кочевых в прошлом народов (арабов, казахов, монголов, туркмен и др.) была подвергнута ревизии точка зрения о существовании у кочевников феодальных или патриархально-феодальных отношений, имевшая статус научной догмы. Марков убедительно доказывал, что кочевники никогда не были феодально-зависимым населением; ему удалось показать, что сама по себе «феодальная концепция» на деле служила целям исторического оправдания и идеологического обеспечения советской политики, проводившейся в отношении кочевых народов Средней Азии.

Новаторским, неординарным и научно смелым для 1970-х годов был взгляд Маркова на проблему включения туркменских племен в состав Российской империи: в монографии «Кочевники Азии» он впервые в отечественной науке выступил с публичным опровержением официозной партийно-советской точки зрения о, якобы, «добровольном присоединении» туркмен к России.

Логическим продолжением изучения экономики традиционных обществ оказался интерес ученого к истории хозяйства и материальной культуры народов мира. На протяжении многих лет профессор Г. Е. Марков читал одноименный лекционный курс; на базе последнего он подготовил и опубликовал учебное пособие «История хозяйства и материальной культуры (в первобытном и раннеклассовом обществе)» (М., 1979).

Со временем ученый значительно расширил сферу научных исследований в связи с давнишним интересом к немецкой науке о народах – этнологии и народоведению. Историографический разворот стал проекцией прежних научных штудий Маркова: «…я много занимался историей первобытного общества, читал общие курсы, смотрел много литературы, в частности немецкой. И я увидел, что русская этнография много заимствовала из немецких подходов, и поэтому я захотел углубиться в немецкую науку, прежде всего этнологию» (Интервью… С. 27). Нельзя сбрасывать со счетов и изменение социополитического и культурного контекста в начале 1990-х годов, расширившего степень интеллектуальной свободы, в результате чего оказалось возможным изучение ранее табуированных тем и сюжетов.

Результатом многолетней работы стала публикация трех монографий: «Очерки истории науки о народах. Немецкая этнология» (М., 1993), «Очерки истории науки о народах. Немецкое народоведение» (М., 1993) и «Немецкая этнология» (М., 2004), а также ряда научных статей. По существу, это был первый не только в отечественной, но и в мировой этнографии квалифицированный очерк становления и развития одной из сильнейших этнологических школ мира – германской.

На протяжении многих лет Г. Е. Марков читал лекционный курс по «Истории первобытного общества». Теоретические наработки и концептуальные подходы в этой сфере профессор обобщил в учебном пособии «Первобытное общество» (М., 2009). Вскоре после этого были переизданы в дополненном и расширенном виде монографии «Кочевники Азии. Структура хозяйства и общественной организации» (М., 2010) и «История хозяйства и материальной культуры» (М., 2010).

Колоссальный научный потенциал профессора Маркова сочетался с талантом организатора науки. С 1973 по 1986 год он возглавлял кафедру этнографии исторического факультета МГУ, профессором которой состоял практически до последних дней жизни. В 70–80-е годы продолжалась работа по дальнейшему совершенствованию подготовки специалистов-этнографов в Московском университете. Этнографическое образование опиралось на принципы, заложенные С. П. Толстовым, Н. Н. Чебоксаровым, С. А. Токаревым и восходящие еще к «анучинской» школе. Марков с присущей ему сдержанностью и скромностью считал своим главным достижением на посту заведующего как раз тот факт, что ему удалось «сохранить учебный план, созданный в свое время С. П. Толстовым и Н. Н. Чебоксаровым», а также «взять на кафедру некоторых ее выпускников» (Интервью… С. 29–30).

Вместе с тем, под влиянием Г. Е. Маркова, в процесс преподавания были внедрены некоторые новые идеи. Отчетливо оформились первичный цикл обучения (подготовка по общим теоретическим вопросам этнографии и первобытного общества) и вторичный, рассчитанный на углубленное изучение региональной этнографии.

Несомненным достижением кафедры стало увеличение числа научных направлений, составляющих содержание учебного процесса. Были подготовлены новые учебные курсы: по исторической социологии, общим проблемам этнографии. Коллектив кафедры в сотрудничестве с Институтом этнографии АН СССР оказался в состоянии обеспечить специализацию студентов практически по всем основным проблемам теоретической и эмпирической этнографии и истории первобытного общества, а также приемлемые (с поправкой на финансирование) масштабы полевой экспедиционной практики. Продолжалась работа над учебно-методической литературой. В 1982 г. увидел свет новый учебник «Этнография» под редакцией Ю. В. Бромлея и Г. Е. Маркова.

Значительную долю педагогической нагрузки на кафедре этнографии традиционно нес профессор Марков. В разные годы он читал как общие курсы, предназначенные для всех студентов-историков («История первобытного общества», «Этнография», «Основы этнологии»), так и специальные, рассчитанные на тех, кто углубленно изучает этнографию («Историография этнографии и этнологии», «История религии», «История хозяйства и материальной культуры», «Этнография народов Западной, Южной, Юго-Восточной, Восточной и Центральной Азии» и др.).

С середины 1960-х гг. Г. Е. Марков систематически читал лекционные курсы в европейских странах (ФРГ, Западном Берлине, ГДР, Австрии, Швейцарии, Югославии), что способствовало значительному повышению авторитета отечественной науки и росту интереса к ней за рубежом. В конце 1970-х гг. Геннадий Евгеньевич в течение года исполнял обязанности директора Института этнологии Свободного университета Западного Берлина, где организовал ряд семинаров по российской тематике, привлекших пристальное внимание западных ученых. Никаких проблем (идейно-политических, концептуальных) в ходе научных контактов с западными коллегами, по его собственному признанию, Марков не испытывал: «На Западе никаких проблем у меня не было. Дело в том, что я никогда не занимался агитацией, а излагал свою точку зрения, которая, впрочем, нисколько не противоречила существующим у нас позициям. Кроме того, отсутствовал языковой барьер, поскольку у меня немецкие корни и немецкий язык для меня родной» (Интервью… С. 28).

Признанием бесспорных научных заслуг Г. Е. Маркова явилось его избрание иностранным членом-корреспондентом авторитетного Лондонского института исследований заморских стран; в течение ряда лет он был постоянным членом руководства действующего под эгидой ЮНЕСКО Конгресса антропологических и этнологических наук.

Г. Е. Марков состоял членом нескольких диссертационных Советов, а приглашение его в качестве официального оппонента было почетно и ответственно для соискателя ученой степени, как кандидатской, так и докторской.

Трудно подсчитать, сколько курсовых и дипломных сочинений, кандидатских и докторских диссертаций было защищено под руководством профессора Маркова. Наряду с армией студентов, он дал путевку в большую науку почти четырем десяткам отечественных и зарубежных аспирантов, многие из которых стали теперь известными учеными. Учеников Маркова можно встретить буквально по всему миру: в России, в странах СНГ, в ряде европейских государств.

Хотя Г. Е. Марков, демонстрировал высокий профессионализм на разных поприщах, как преподаватель и наставник, организатор науки и коммуникатор, он, прежде всего, был человеком науки. Достоинство его научного стиля заключалось в его неизменной современности и абсолютной адекватности динамично меняющемуся контексту. Будучи открыт новым веяниям и тенденциям, он вместе с тем не участвовал в «играх вокруг этноса» (примордиалистско-конструктивистских спорах), полагая их «лишенными смысла» (Интервью… С. 31), и был страшно далек от конъюнктурного разоблачения «советского тоталитаризма», «косности и догматизма» советской науки (хотя прекрасно знал им цену).

Профессор Марков, до последних дней сохранял абсолютную ясность ума и поразительную работоспособность. Он продолжал думать, анализировать, писать, и не мог иначе, потому что наука составляла его экзистенциальный стержень.

Жизненный и творческий путь Геннадия Евгеньевича Маркова – это пример честного и плодотворного служения науке и образец гражданского патриотизма, своеобразная система соотнесения для новых поколений ученых.