Политика аффекта

Оглавление

Коллектив авторов. Политика аффекта

Предисловие. Разум и чувства: публичная история в музее

Контуры аффекта

Музей в дискурсе аффекта

В поисках этоса, в бегстве от пафоса: место аффекта в музее и вне его

Почувствовать права человека: аффект в музеях памяти

Квир-архив, ЛГБТ-музей и потерянные мальчики: две версии истории сексуальности

Режимы знания

«Эмоциональное мышление» и «самоговорящие вещи»: к истории аффекта в советских музеях в 1920–1930‐х годах

Наследие советских теоретических и экспозиционных методов в современных краеведческих музеях

Музей в пространстве города: как нижегородское уличное искусство работает с локальным контекстом

Артефакты и эфемеры

Конструирование памяти о забытом событии через музейные технологии: производство эмоций на выставках о Первой мировой войне в 2014 году

Грани неформальной музеефикации «реального социализма»: материализация ностальгического аффекта[542]

Эфемеры для музея: звуки и запахи, заводы и университеты

Виртуальное место памяти и реальное пространство ГУЛАГа в современной России[613]

Музей вне себя

Документальное как эстетическое

Боярский быт в «оживших картинках»: музейная инсценировка как способ освоения прошлого

Сцена в музее: возможности и границы документального театра в музейном пространстве

Послесловие. Границы аффекта как границы идентичности: кризис публичного музея

Об авторах

Отрывок из книги

«Аффект и эмоция стали предметом изучения музеологии недавно, – отмечает авторитетный International Journal of Heritage Studies, – однако в настоящее время многие аналитические исследования все более ориентируются на аффективную, эмоциональную природу культурного наследия и памяти»[96]. С чем же связано появление термина «аффект» в описании современных музейных практик и что открывает и одновременно скрывает это понятие, привнесенное в музеологию (museum studies) из постмодернистской теории аффекта?

Хотя в словаре музея аффект не обрел пока строгой дефиниции, в данном контексте его возможно понимать прежде всего как способ воссоздания прошлого на основе личных впечатлений, воспоминаний и опыта (в том числе телесного), а не общеисторического знания. По нашему убеждению, подобное употребление понятия «аффект» служит свидетельством кардинального изменения общественной модальности и назначения публичного музея вследствие постепенного элиминирования его прежнего статуса «второй реальности». Музей оказывается все менее востребован как классификатор, а самое главное – интерпретатор, создатель и промоутер научного знания, творец так называемых «больших нарративов» мировой истории и культуры. Язык музея как особая символическая смыслообразующая система, способная передавать с помощью разнообразных объектов содержательно сложные, в том числе абстрактные понятия, теряет в современной культуре приоритетную позицию. Музейная герменевтика уступает место политике аффекта[97], интеллектуальное начало – чувственному. В широком смысле речь идет о новой культурной стратегии, в которой ставка делается уже не на рациональный познавательный ресурс музея, а на силу его непосредственного сенсуального и эмоционального воздействия на личность, что неизбежно ведет к переформатированию сложившейся музейной парадигмы.

.....

Впрочем, ситуация развивается по несколько иному сценарию. Институция, которая сегодня приходит на смену музею как дидактическому учреждению, получила в музеологической литературе название постмузей (рost-museum), что ясно свидетельствует о ее связи с явлениями постмодерна[104]. Особенность нового музея как раз и состоит в том, что, следуя взглядам эпохи, в которой информационный поток неустанно обновляем, а любое знание заведомо неканонично и фрагментарно, он вынужденно отходит от своей первоначальной задачи представлять мир в миниатюре, предпочитая опираться скорее на эмоциональные и чувственные формы коммуникации, чем на понятийные.

Назовем ряд факторов, которые, на наш взгляд, способствовали сближению музеологии и теории аффекта как культурологической доктрины постмодерна. Прежде всего это упомянутый выше отказ от аппарата философского знания, «научной эпистемы» или «архива модерна» в терминах Мишеля Фуко[105], и, следовательно, необходимость заново осмыслить вопрос о роли культурного наследия и назначении музея.

.....