Читать книгу Поэты и революция - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 11

Храмов и святынь не пожалев,

Взвихрив гарь в просторище великом,

Каиновы дети, ошалев,

Будут упиваться русским лихом.

Путь, мостя костьми до зимних руд,

Чтоб добыть для домен адских пищу,

Даже с нищих подать соберут,

Выживших сочтут и перепишут.

По юдолям дьявольских утех

Ложь, как лошадь, проведут хромую,

Мучеников царственных и тех

Злом ошеломят и ошельмуют.

Может быть, весь этот бесприют

Принесла, упав, звезда Галлея?

И мальчишке ноги перебьют,

Праведной души не одолея.

Даже в безысходстве выход есть!

В святотатстве жительствовать тошно.

И взошли священники на Крест

Первыми, как пастырям и должно.

Те года, – потомок, не робей, —

Лишь в душе аукнутся-вернутся,

Памятку оставят по себе —

Мёртвые в гробах перевернутся.

Господь ещё, должно быть, с нами

Среди кровавых смут и торга,

Когда поправших божье знамя

Земля и мёртвыми отторгла.

Звезда над площадью – как выстрел,

И там, где стяг из крови соткан,

Не погребён, лежит антихрист

В избушке каменной без окон.

Лишь за то, что мы крещёные,

По законам божьим жили,

Нам удавочки кручёные

Заготовят в псовом мыле.

Казнь страшна не пыткой вычурной,

Не топорной смертью близкой,

Жалко, батюшка нас вычеркнет

Из своих заздравных списков.

Снеговой водой обмытые,

На полу лежим бетонном.

Притомились наши мытари,

В уголочке курят томно.

Мы уходим в небо.

– Вот они! —

Закричат псари вдогонку.

И по следу псы да вороны —

Наш эскорт до алой кромки.

Я не плачу, мне не плачется —

Запою у края тверди.

Исполать тебе, палачество,

За моё презренье к смерти.

Мы лежим в земле.

Жнивьё

По краям погоста.

Помню: словно вороньё,

На селе матросы.

До утра рядил ревком,

Утром за обозы

Нас поставили рядком —

Битых, божьих, босых.

Треск от выстрела, другой…

Вразнобой, не скупо.

Покачнулся голубой

Церкви нашей купол.

Полон алою слюной

Рот, и привкус солон…

Прокатилось шестерней

Времечко по сёлам.

В России снова Бог распят,

Лесину выбрали сырую.

То гегемон, то супостат,

Сменив друг друга, озоруют.

Другими стать не сможем мы.

Сад вымерз, поле одичало.

«Не зарекайся от сумы» —

Вполне реально зазвучало.

Когда входил я в нищий круг,

Снежок над папертью кружился…

Уже мой самый близкий друг

В могиле ранней пообжился.

Это ж надо так влюбиться,

Разорвать безвестья клети,

Чтоб в таком краю родиться

И в такое лихолетье!

Даже родинка в предплечьи —

След стрелы на теле предка.

Говорят, что время лечит,

Остаётся всё же метка.

Мы другой судьбы не чаем,

Хоть беду, как зверя, чуем.

Этот выбор не случаен

И отчаянностью чуден!

Мы, как в «яблочко», попали

В век, где бед, что звёзд и чисел.

Самый светлый здесь в опале,

Самый честный – беззащитен.

В Райском саде, где тревожит

Тишину лишь птица Сирин,

Затоскует Матерь Божья:

Как там сын её в России?

Начинался с первых стачек,

Где печатник рядом с прачкой,

Век наш лагерный, барачный,

С беломорской тяжкой тачкой.

Список жертв, что будет спущен

Пятилетним грозным планом,

Намечался в громе пушек,

На заре аэропланов.

Пролетали пролетарии

Над полями, в дымке таяли.

И крестилися крестьяне,

Птиц не зная окаянней.

– Хлеб припрятали, кажись,

А казна с прорехою!