Читать книгу Гендерная психология - Коллектив авторов - Страница 38

Раздел II
Гендерная социализация
Глава 7
Родительство в гендерном аспекте
Т. В. Архиреева
Вводные замечания

Оглавление

Интерес отечественных психологов к изучению феномена семьи в целом и родительства в частности возник не очень давно, лишь в последние десятилетия. При этом можно согласиться с Р. В. Овчаровой [20], которая утверждает, что родительство является базовым жизненным предназначением, важным состоянием и значительной социально–психологической функцией каждого человека. К сожалению, на данный момент пока не выработано четкого определения понятия родительства, но такие попытки существуют.

Например, Г. С. Абрамова [1] рассматривает родительство как социальные роли отца и матери, причем она считает, что освоение социальных ролей Матери и Отца – это главная жизненная задача развития человека в период взросления. И. С. Кон [15] определяет родительство как систему взаимосвязанных явлений:

а) родительские чувства, любовь, привязанность к детям;

б) специфические социальные роли и нормативные предписания культуры;

в) обусловленное тем и другим реальное поведение, отношение родителей к детям, стиль воспитания.

Т. А. Гурко [9] отмечает, что в англоязычной литературе используются два термина, обозначающие «родительство». Первый из них – parenthood – чаще используют специалисты, анализирующие институциональные характеристики родительства. Второй – parenting – употребляется для раскрытия собственно родительских ролей, включая отклонения от одобряемых в конкретной культуре моделей обращения с детьми.

Другое определение родительства дает Р. В. Овчарова. Она пишет: «Родительство – социально–психологический феномен, представляющий собой эмоционально и оценочно–окрашенную совокупность знаний, представлений и убеждений относительно себя как родителя, реализуемую во всех проявлениях поведенческой составляющей родительства» [20, с. 10]. С ее точки зрения, феномен родительства одновременно предстает в нескольких планах: прежде всего, это план индивидуально–личностных особенностей женщины или мужчины, влияющих на родительство, во–вторых, родительство по отношению к семейной системе, в–третьих, взаимосвязь родительства с родительскими семьями, в–четвертых, родительство по отношению к системе общества. Р. В. Овчарова также предлагает выделить в родительстве следующую структуру: ценностные ориентации супругов, родительские установки и ожидания, родительское отношение, родительские чувства, родительские позиции, родительскую ответственность, стиль семейного воспитания. На наш взгляд, и то и другое понимание родительства имеет под собой основания, но все же не в полной мере раскрывает суть данного феномена, совершенно неясны основания выделения в данном феномене именно перечисленных аспектов.

В отечественной психологии родительство рассматривается не только с точки зрения семейной психологии, но и с гендерных позиций. Так, К. Н. Белогай изучала гендерные различия в структуре родительского отношения. Ей удалось выявить различия в мотивационно–потребностной, поведенческой и функциональных сферах материнства и отцовства. Например, в ее исследовании обнаружилось, что главными мотивами отцовства являются мотивы самоизменения, а мотивами материнства – мотивы, связанные с развитием отношений с партнером. Кроме того, женщины значительно чаще, чем мужчины, видят в ребенке смысл своей жизни. Есть различия и в родительском поведении матерей и отцов. Мамы проводят с ребенком значительно больше времени, чем отцы. Установки на взаимодействие матерей и отцов значительно развиваются: матери в большей мере побуждают словесные проявления ребенка, а отцы в большей мере направлены на поощрение активности своих детей. Сами родители обнаруживают различия и в функциональном назначении материнства и отцовства: матери приписываются функции любви и заботы, отцу – защиты и воспитания [4].

Еще одно направление исследований гендерных аспектов родительства – изучение самоактуализации гендерной идентичности личности. Л. Н. Ожигова [22] в результате исследований убедилась, что к важнейшим смысловым составляющим, задающим направления самореализации мужчин и женщин, относятся семья и профессиональная деятельность. Тема семьи появляется в рассуждениях о самореализации и собственном предназначении и у мужчин, и у женщин. Но если у женщин семья – это пространство реализации и личностных вкладов в других, то для мужчин семья – это опора, место комфорта и отдыха, то, что нужно защищать. При этом Л. Н. Ожигова утверждает, что, реализуя себя в различных пространствах своего бытия – семье, профессии, отдыхе и творчестве, женщина и мужчина рискуют попасть в стрессовую и кризисную ситуации, так как осуществляемый ими выбор и деятельность могут не получить подтверждения окружающими, не соответствовать культурным и социальным ожиданиям. Например, работающая женщина может испытать на себе социальное давление в виде негативных оценок и стереотипов, утверждающих, что работа мешает женщине быть хорошей матерью и дети недополучают внимания и заботы от нее.

О возможности существования противоречий в гендерной идентичности личности говорит и И. С. Клецина [13]. Она утверждает, что представляется правомерным говорить по крайней мере о двух типах гендерной идентичности, присущих российским мужчинам и женщинам: первый тип может быть определен как кризисная идентичность, второй – как некризисная или согласованная идентичность. Совершенно очевидно, что одним из противоречий, порождающих кризисную гендерную идентичность, может быть противоречие между профессиональной и родительской ролью.

Итак, родительство может изучаться как с точки зрения семейной психологии, так и с точки зрения гендерной психологии. При этом эти подходы в некоторой степени противоречивы. Семейная психология подчеркивает важность родителей для развития ребенка, выявляет структуру родительства и определяет те факторы и условия, которые позволяют матери и отцу стать хорошими родителями. Гендерный подход подчеркивает не только различия в материнском и отцовском отношении к ребенку, но и проблемы в самореализации мужчин и женщин в различных сферах жизни.

Родительство – это и материнство, и отцовство. Психологические особенности материнства исследованы в большей мере, но в настоящее время заметно увеличение интереса и к исследованию отцовства. Остановимся подробнее на работах, изучающих структуру и детерминанты и той и другой формы родительства.

Структура материнской и отцовской сфер, в общем, похожа, хотя наполнение структурных компонентов, т. е. содержание родительской сферы мужчин и женщин, по мнению психологов, различаются. Схожесть структур объясняется еще и тем, что те авторы, которые характеризовали отцовство, опирались на разработанные прежде подходы к исследованию материнской сферы.

Первой, кто попыталась охарактеризовать структуру и содержание материнской сферы, была Г. Г. Филиппова [24]. Она полагает, что материнство можно рассматривать в двух планах. Во–первых, как обеспечение условий для развития ребенка, в таких исследованиях материнство рассматривается в контексте материнско–детского взаимодействия (Д. Боулби [7], Р. Ж. Мухамедрахимов [17]). Во–вторых, материнство может быть рассмотрено как часть личностной сферы женщины. В рамках этого подхода материнство изучается как стадия половозрастной и личностной идентификации, причем особое значение придается периоду беременности, а также развитию потребностно–мотивационной сферы женщины.

Г. Г. Филиппова [24] рассматривает материнство как обеспечение матерью эволюционно–ожидаемых условий для развития ребенка, являющегося представителем своего вида и одновременно членом своей культуры. На основе этого определения она выделяет две категории материнских функций – видеотипичные и конкретно–культурные. Готовность матери к осуществлению своих функций формируется в ее онтогенезе до появления ребенка. В процессе взаимодействия матери и ребенка материнские функции последовательно изменяются, чем достигается их соответствие задачам развития ребенка как представителя своего вида и члена культуры. Выполнение материнских функций и их изменение обеспечено со стороны матери наличием у нее потребностей и способов ее удовлетворения, возникновение и развитие которых имеет эволюционные, социокультурные и онтогенетические корни.

Материнство понимается Г. Г. Филипповой [24] как особая потребностно–мотивационная сфера, являющаяся частью репродуктивной потребностно–мотивационной сферы, выделяющейся в самостоятельную сферу лишь у млекопитающих. В свою очередь, структура потребностно–мотивационной сферы состоит из трех блоков: эмоционально–потребностного, включающего потребностное состояние и предмет потребности; ценностно–смыслового, включающего систему целей в их соотношении с предлагаемыми средой способами их достижения, и операционального, включающего специфические для данной сферы способы поведения и средства удовлетворения потребностей.

Первый из трех – эмоционально–потребностный блок – содержит три основные потребности: потребность в контакте с ребенком как объектом – носителем гештальта младенчества, потребность в его охране и заботе о нем, потребность в материнстве. Ведущей и генетически исходной потребностью материнской сферы является потребность во взаимодействии с объектом – носителем гештальта младенчества. Именно на ее основе строятся остальные потребности, она участвует в развитии операционального и ценностно–смыслового блоков. Объектом данной потребности является детеныш, имеющий специфически ключевые стимулы, которые вызывают адекватное с точки зрения продолжения рода поведение взрослых особей.

Потребности в заботе и охране представляют собой совокупность потребностей, обеспечивающих кормление, уход, охрану детеныша от внешней угрозы и от опасных последствий его активности. В отношении этих потребностей для матери необходим опыт выполнения всех соответствующих деятельностей, которые возникают в процессе взаимодействия с собственной матерью, наблюдением за взаимодействием других особей с детенышами, собственном подобном опыте до появления собственных детенышей.

Потребность в материнстве относится к самому сложному классу потребностей. Она подразумевает рефлексию своих состояний и стремление к их переживанию в процессе взаимодействия с собственным ребенком. В полной мере эта потребность выражена лишь у человека, у которого возможно представление о том, что такое «материнское чувство». В развитии материнского чувства участвует образ будущего ребенка, семейные и культурные модели материнства, собственный опыт.

Операциональный блок материнской сферы составляют операции ухода, кормления, общения, охраны, а также воспитательные средства, применяемые родителями. Особенностью операций ухода является, помимо их инструментальной стороны, стиль осуществления, соответствующий физическим особенностям ребенка. В большей мере таким стилем является бережный и ласковый стиль движений. Умелость таких действий матери обеспечивается ее компетентностью и уверенностью. Регуляция стиля движений, необходимых для ухода за ребенком, зависит от отношения к нему матери и испытываемых ею при этом чувств.

Ценностно–смысловой блок материнской сферы включает отношение матери к ребенку как к ценности и ценность материнства как состояния «быть матерью». Обе потребности связаны и с потребностями материнской сферы, и с культурными моделями материнства и детства.

Поскольку ценностно–смысловой блок каждой конкретной женщины в своем генезисе связан с общей структурой ценностно–смысловых ориентаций ее личности, естественно, что ценности ребенка и материнства связаны с другими ее ценностями, и эта взаимосвязь является динамичной, изменяющейся в процессе жизни матери и ее взаимодействия с ребенком.

Если посмотреть на подход к пониманию материнства Г. Г. Филипповой [24] с гендерной точки зрения, то очевидно, что она считает именно материнство главным предназначением женщины. Другие возможности самореализации для женщины рассматриваются ею как внедряющиеся ценности, которые могут помешать выполнять материнскую функцию.

Подобный подход можно также увидеть и в работе В. И. Брутмана, М. Г. Панкратовой и С. Н. Ениколопова [8], которые считают, что сформированная полоролевая идентичность женщины обязательно включает роль матери. Проведенные ими исследования девиантного материнства показали, что у женщин, отказывающихся от своих новорожденных детей, есть нарушения полоролевой идентификации [7]. Соответственно считается, что важной предпосылкой развития эффективного материнства является сформированность полоролевой идентичности женщины. Причем и Р. В. Овчарова согласна с таким выводом, она утверждает, что и беременность, и роды, и материнство – это определенные ступени развития зрелой женской идентичности [20].

Второй формой родительства является отцовство. Мы полагаем, что отцовство, так же как материнство, можно рассматривать с двух точек зрения – как обеспечение условий развития ребенка и как часть личностной сферы мужчины. Оба эти подхода взаимосвязаны. Они рассматривают один и тот же феномен с точки зрения двух его функций. Если отцовство рассматривается с первой точки зрения, то акцент делается на функцию влияния отца на развитие ребенка. Отцовство с этой позиции есть фактор воздействия на развитие ребенка. Рассмотрение отцовства со второй точки зрения позволяет выделить еще одну функцию отцовства – функцию самореализации мужчины. Родительство является сферой реализации себя не только для женщины, но и для мужчины.

Как уже говорилось, при определении структуры отцовства исследователи [8] опирались на структуру материнства, предложенную Г. Г. Филипповой. Мы продолжили эту традицию, несколько расширив структуру и уточнив содержание отцовской сферы. Отцовство мы понимаем как системное образование, имеющее свою структуру и функции. Для строения системы характерна иерархичность, многоуровневость: отдельные уровни системы обусловливают определенные аспекты ее поведения, а целостное функционирование оказывается результатом взаимодействия всех ее сторон, уровней. Т. Н. Овчинникова [21] предлагает рассматривать психологические феномены как открытые системы, т. е. находящиеся в состоянии подвижного равновесия со средой. Понимание такой системы как открытой, саморазвивающейся означает возможность появления в процессе ее развития новых образований, которые способствуют дальнейшему становлению, развитию системы под влиянием взаимодействия с окружающей средой.

Итак, с нашей точки зрения, отцовство может быть рассмотрено как открытая система, имеющая свою достаточно устойчивую структуру – компоненты, связи и уровни, а также осуществляющая взаимосвязь с окружающей средой, в результате чего возможно развитие данной системы. Теоретическая модель структуры отцовства может быть представлена в виде рис. 1.

Попытаемся выстроить структуру отцовства. В. В. Столин предлагает в структуре личности выделять три уровня характеристик – конституциональный, индивидный и собственно личностный [19]. Выделение этих уровней в структуре отцовства поможет нам упорядочить его понимание. Первый уровень отцовства – конституциональный, обусловлен биологическим строением организма. Но на данный период трудно говорить о том, что представляют собой такие предпосылки отцовства, хотя, по мнению Д. Росса, нет никаких данных о том, что мужчина физически не может выполнять функции ухода и воспитания ребенка [27].

Второй уровень родительства – индивидный. Именно в таком плане можно говорить об отцовстве как о социальной роли, представляющей идеальный план отцовства. Идеальный план отцовства, по мнению ученых, обусловлен господствующей в данной культуре моделью семейных отношений и моделью маскулинности [11, 16].

В отношении социальной роли отца есть еще один важный момент, на который хочется обратить внимание. Важно понять, как социальная роль отца связана с социальной ролью «настоящего мужчины». Так, Л. Н. Ожигова утверждает, что мужчина в своем реальном поведении не разводит профессиональную и гендерную роль и в сознании мужчин эти две роли тесно связаны [22]. Иными словами, настоящий мужчина – это, прежде всего, человек, добившийся успеха в профессиональной деятельности. При этом совершенно очевидно, что и отцовство тесно связано с гендерной идентификацией мужчины, но оно вписывается не во всякую модель маскулинности. Поведение мужчин, по словам Ш. Берн [5], основано на представлении о мужественности, которое они впитали из культуры. Существует определенная идеология мужественности – верования относительно того, каким должен быть мужчина и что он должен делать. Дж. Плек [5] обнаружил, что структура этих ролевых норм складывается из трех факторов: нормы статуса, нормы твердости, нормы антиженственности.


Рис. 1. Теоретическая модель структуры отцовства


Норма успешности/статуса имеет в своей основе гендерный стереотип, утверждающий, что социальная ценность мужчины определяется величиной его заработка и успешностью как профессионала. Точка зрения, что главная обязанность мужчины в семье – исправно приносить большую зарплату, отрицательно влияет на исполнение им родительских функций, так как, чтобы соответствовать этим ожиданиям, мужчина должен почти все свое время посвящать работе.

Норма твердости подразумевает стереотип мужественности, согласно которому мужчина должен обладать физической силой, высокой биологической активностью, должен быть знающим и компетентным, а также быть в состоянии разрешать свои эмоциональные проблемы без посторонней помощи и, более того, испытывать мало чувств.

И наконец, норма антиженственности предписывает мужчинам избегать специфических женских видов деятельности и моделей поведения.

Наличие идеологии мужественности трудно отрицать, хотя, как отмечает в своих работах И. С. Кон [14], в настоящее время обнаруживается «кризис маскулинности», причинами которого являются изменения социальных условий и отношений. В результате кризиса происходят изменения в различных сферах жизнедеятельности: разрушается традиционная система гендерного разделения труда, гендерных отношений, власти и т. д. И. С. Кон отмечает, что изменения касаются и брачно–семейных отношений: «В современном браке гораздо больше равенства, понятие отцовской власти все чаще заменяется понятием родительского авторитета, а «справедливое распределение домашних обязанностей» становится одним из важнейших признаков семейного благополучия» [14, с. 210]. И. С. Кон [14] также обнаружил, что изменения в структуре гендерных ролей преломляются в социокультурных стереотипах маскулинности. Идеальный тип настоящего мужчины, который всегда был условным, теперь окончательно утратил свою монолитность, а некоторые его компоненты, ранее считавшиеся положительными, стали проблематичными, дисфункциональными, уместными лишь в отдельных строго ограниченных условиях.

Гендерная психология

Подняться наверх