Читать книгу Таунхаус РИФМОГРАДа 4 - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 3

Тик-так, день-ночь,

И год сползает прочь.

Часы текут, как мягкий ломтик сыра.

Не превозмочь?

Тогда прошу – отсрочь,

Камнями подопри непрочность мира.

Недоскажи…

Пусть будут миражи,

На ветках голых вырастет пространство,

Пусть мураши

Истерзанной души

Исчезнут. Воцарится постоянство.

Червем не смей

Зарыться в чреве дней,

Не поддавайся страху и напастям,

Встречай скорей

У собственных дверей

Простое человеческое счастье.

Тик-так, ночь-день,

И вроде дребедень,

Весь ребус на ладони, все узнали,

Но снова тень

Скользит на мир людей,

И щурится Дали из вечной дали.

Ты так и не покинул чудный мир

Непонятого гордого Кавказа,

Где чашу страсти жадно пригубил,

Где вновь алмаз рассыпался на стразы,

Где шевельнулся робкий червь надежд,

Но быстро выполз из плода наружу.

И снова Космос синевой одежд

Послал тебе змеиной шкуры стужу.

– Ответь мне, одинокий сторож зла,

Бессмертья груз тебе давно наскучил,

Давно мирские не ведешь дела,

Как узник приковался к горной круче,

Так может быть еще, в последний раз,

Попробовать и вымолить прощенье?

Поймет Отец, проси, услышит глас

Того, кто осознал предназначенье.

– Зачем просить? А главное, о чем?

Я обречен взирать с тоскою вечной,

Как смертные секут любовь бичом,

Как гильотиной режут человечность,

Как лгут в безверье, пряча за елей

Всю низменность и ярый жар наживы.

И буду с этой стороны дверей

Их искушать, покуда чувства живы.

– Не жаль людей? Они же так слабы,

Как хрупкие тростинки у дороги.

– Они давно послушные рабы,

Их прокляли и демоны, и Боги.

– А если ты не прав? Не может быть,

Что мастихин силен одною сажей?

– Не мне судить. И не тебе судить.

Запомни только – я всегда на страже.

Да сколько можно терпеть поганых?

Что – мало жгли, уводя в полон?

Стонать под гнетом татарских ханов

Устала Русь. И под плеск знамен

К реке приводит на злую сечу

Великий Дмитрий несметную рать.

Рассвет над полем, даль бесконечна,

А в центре двое, их миг – решать.

Слетелись вихрем, и кони дыбом,

Хруст… в крошку зубы об удила,

Пугая ржаньем, тревожа криком,

Смерть дань печальную собрала.

Ковали копья для них на славу,

Но Пересвету, гласит молва,

Бог православный дал сил по праву,

И ворог выбит, слетел с седла.

Мы свято верим, что русский воин

Домчит и мертвым к своим полкам.

Гордись, Россия! Твои герои

Живут в молитвах, звучат в стихах.

На Куликовом мы в прах повергли

Врагов, вернувши стране покой.

Читал молитвы смиренный Сергий,

Благословляя на правый бой.

Как часто в споре о Кандинском: «Нет!

Он мозг выносит перехлестом линий!

Кто право дал ему изгнать предмет?

Вот и потомки разве ж оценили?»

Что мне ответить, если не знаток

Всех «измов», опрокинувших основы?

Я знаю, будет твердь пронзать исток,

Его и нарекают словом «новый».

И будут чудаки, что слышат цвет

И зримо видят чувственные звуки.

Они через столетье шлют привет,

Надеясь приобщить к своей «науке».

Ворвутся с непонятным чертежом

И оглушат предчувствием удачи,

Чтоб россыпь пятен – ярким витражом.

А по-другому как? Нельзя иначе!

Чтоб каждому звучал любви аккорд,

Чтоб в небо – желтый выплеск исполинский.

Да кто же на слова переведет,

О чем писал неистовый Кандинский?!

Человек слишком мал, он песчинка горы.

Человек слишком слаб и не спорит с горою.

Он готов разводить созерцанья костры,

На пурпурной скале наслаждаясь мечтою.

Человек очень хочет постичь Красоту,

Проложить через сердце дорогу к Природе,

Тайну Мира открыть, заглянув за гряду,

Где страна из легенд, но ее не находят.

А в стране той Добро как единый закон

Обручилось со Знанием. Все без ошибки.

Там малиновым кругом плывет перезвон,

И закатное небо не прячет улыбки.

Там священны слова, сокровенны они,

Их усвоишь – и будешь творить без острастки,

Попадешь в ту страну – и все ночи, и дни

Проживешь в справедливой и радостной сказке.

Там она, точно, там! В синей нише озер,

За гигантскими белыми шапками снега!

Мир узнал в нем певца восхитительных гор,

Он сумел разбудить тайной Шамбалы небо.

Из Рима – в Третий Рим. Вновь по воде

Спешил Христос, как будто по твердыне.

Штормит – и не на шутку. Быть беде?!

Нет, небу принимать мольбы отныне!

Он к грешникам России начал путь

Под изумленным взором фарисеев,

Учеников, познавших «зерен» суть

В просторах безземельных иудеев.

Он шел открыть невидящим глаза,

Помочь глухим услышать Божье слово,

Он нес Завет, чтоб истину сказать,

Чтоб крепли веры праведной основы.

Наград не ждали: ни картины раб,

Ни им стране дарованный Мессия.

Того, кто был в своем величье слаб,

Понять стремится грешная Россия.

Ни атлету, что гирям слуга,

Ни веселому клоуну рыжему

Не подвластны планеты бока,

И на шаре лишь девочку вижу я.

Ей одной открывать тайный код

Завертев этот шар по послушности.

Разверни, petite fille[1], на восход,

Защити от закатов бездушности.

Я приму даже цирка мираж,

Если будет в программе верчение,

Мне по сердцу девчонки типаж.

Почему? Не имеет значения.

Хорошо, что она здесь своя,

И атлету понятна, и лошади.

Рукоплещут циркачке не зря

Переулки Парижа и площади.

Топот, топот, топот копыт…

Скачет полем, вихрем летит,

Пыль – прочь с волн дорог,

Мнем днем слоеный пирог.

Кони, люди как монолит,

Красно-белым бег отлит,

Не растащить – сплошь нить,

Так легче с плеча рубить.

Где грань? Революции свет

Хлещет, плещет. Ищи ответ

В рамках сеченья еще на треть

Небу синему пламенеть.

Просто? Непросто! Не апостолы,

Их двенадцать? Так создали.

Вроде похожи, а вроде – не те.

Линии – символом на холсте.

Столько загадок, как узнать,

Где остановит время рать?

Прямо, грубо, в лоб: «Кто ты?»

Топот, топот, в ответ – топот.

Василий Малиновский (директор лицея):

– Экзамен длится час уж третий,

Словесность – непростой предмет,

Зал лицеистов многих встретил.

Вон отрок Пушкин. Спору нет,

Сумел внести он оживленье,

Проснулись сонные мужи,

По нраву им стихотворенье.

Талант свой, Пушкин, покажи!

Александр Пушкин (лицеист).

Переборов свое смятенье,

Притягивая взоры всех,

Читает страстно, с упоеньем,

Вверх руку правую воздев:

– Воображаю день счастливый,

Когда средь вас возник лицей,

И слышу наших игр я снова шум игривый,

И вижу вновь семью друзей.

Две дамы высшего света (справа в зале. Шепотом):

– Росточком невелик и кучеряв.

– А бойкий! По всему видать – неглупый,

Не прогадал лицей, его приняв!

– Мне со спины не видно, белозубый?

– Струной спина, не грех позвать на бал.

– Смотри, смотри, старик Державин встал.

Гавриил Державин (поэт. Привстав со стула):

– Ужель я вижу пред собою

Того, кто ценит «крупный слог»?

России послан он судьбою,

И мне не страшно, видит Бог,

Благословить его сердечно

На путь, что выбрал сей пиит, –

Смахнул слезу. – Да, слово вечно!

Ишь, как толков! Как глаз горит!

Илья Репин (художник. За кадром. Рассматривая полотно):

– Ну, вот и все, осталось подписать…

Не скрою, захватил меня сюжет,

Лицей свой малый холст изволит взять,

Но пусть увидит свет большой портрет.

Картины две уходят в мир по праву,

Уверен, что дано им долго жить.

Найдутся рамы в золоте – оправой…

И чаю, Верочка! Пора уже испить!