Читать книгу Ода горящей свече. Антология - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 1

Похоже, о душе забыли боги,

Погрязшие в рутине вечных смет…

Но мой рабочий стол, как темпель1 строгий —

На нем свечи сошелся клином свет.

Душа слова рассеянно роняла

В полночный стих, что в воздухе парил.

Своим дыханьем пламя согревало

На белом голубую кровь чернил.

Свеча горела, не жалея воска,

Отпугивая тени за спиной,

Сошедшие ко мне с полотен Босха,

Чтобы в ночи расправиться со мной.

Свеча во мрак свое вонзала жало,

С бесстрашием приняв неравный бой.

То замирало пламя, то дрожало,

От мрака заслонив меня собой.

Подсвечник медный цвета купороса

Поддерживал ее в ночном бою.

Сто тысяч лет никто так не боролся

За душу опаленную мою.

Гори, свеча, верши ночное бденье!

Тебя поставлю во главе угла —

Примером героическим свеченья

На бранном поле моего стола.

Сгущается жара в июльском мираже

И впору падать ниц с мольбою о пощаде.

Ни дождичка, ни сна измученной душе,

И рукопись горит в пылающей тетради…

Бессонницей постель измята, как трава,

Сгоревшая дотла под жгучим взглядом солнца.

Увядшая герань. Угасшие слова.

Колодец ночи пуст. Испепелен до донца.

О ты, палящий зной, воспламени во мне

Погасшие слова, истлевшие надежды,

Чтоб вспыхнула душа в спасительном огне

И возродилась вновь – крылатою, как прежде!

Я прошла через эту – небелую – дверь, поверь,

За спиной оставляя пропасть надежд и потерь,

Имена, адреса, очертания милых лиц,

Спотыкаясь, падая навзничь и падая ниц.

Заметала следы или таяла без следа

По напраслине – жертвой – в кострах людского суда.

Боль слепила глаза, забивала горло золой,

Через черную дверь я без сил бежала долой.

За спиной выжигала тропу, ведущую в ад,

Мне вдогонку – наго́н, дру́ги-не́други – невпопад.

Я ушла от погони – как рыба в воде, живу.

Но мой взор вопрошает в небесную синеву.

Не видна в ней заветная белая дверь – не верь! —

Лишь безмолвная боль – безглагольность земных потерь.

Где этот свитер голубой

С бегущей вышитой лисицей,

Чей след затерян на границе —

В опасной близости с судьбой?

Вернись, мой белый, бедный зверь

С душой из шелковой ангоры,

Вернись, не то захлопнут скоро

Твоей судьбы входную дверь.

Постой, доверчивый зверек,

Не подходи, не приручайся,

Беги от призрачного счастья

Со всех своих прекрасных ног!

Скорее, прочь от чужака,

Его рука тебя обманет.

Беги, как в утреннем тумане

Бежит весенняя река!

Шажок, еще шажок… – Прыжок!

Прощай, лилейная ангора!

На голубых моих просторах

Не удержать тебя, дружок.

Не просила у постылого

Ни полушки, ни кремня.

Целый век искала милого,

Что искал и ждал меня.

Ветры дальние, нагорные

Били в спину и в лицо,

Налетали тучи черные,

Проливались на крыльцо.

На крыльцо, да на узорное,

На дорогу, на судьбу…

Променяла знать придворную

Я на чернь, на голытьбу.

С теми – сердце не утешила,

С теми – душу не спасла.

Не сошлись дороги здешние,

Не осилили крыла.

Застилает тропы инеем

В те нагорные места,

И все реже чьим-то именем

Бредят кроткие уста.

ваше солнце садится

в наши реки тугие

я твоя заграница

и твоя ностальгия

перелетная птица

помнит гнезда другие

ты моя заграница

и моя ностальгия

в небесах состоится

двух сердец литургия

и чем дальше граница

тем сильней ностальгия

Юна Мориц

На закате зимы, на восходе весны

Почему человеки бездонно грустны,

Опуская на грудь, на сердечную му́ку,

Как на библию, слабую левую руку?

И пока куролесит безудержный март,

Повергая природу то в сплин, то в азарт,

Наполняя водой задремавшие реки,

Предаются сезонной тоске человеки.

Предаются печали. Слезам. И стихам.

Пусть отмщение мне! – Только я не воздам.

Не взыщу за долги. Не воздам за обиды.

Между мной и природой иные флюиды.

В сердце грусть и тоска на пороге весны,

Но… Мы – дети природы. И мы прощены.

И пока есть живительный ток у природы,

Никогда человеки не выйдут из моды.

Чужие ветры прилетают по весне,

Чужие души гонят стайкой в вышине.

И вот одна – на европейском сквозняке —

С увядшей веточкой магнолии в руке.

Среди кочевий, экзотических речей

Здесь каждый каждому чужой. Никто. Ничей.

Здесь нет границ, и в тупики ведут пути,

Но ты, душа моя продрогшая, лети!

Не знать родства тебе и почвы для корней.

Чужд Вавилон. Квадрат Малевича родней.

Лети! В пути цветы магнолий подбирай,

И может быть, входной билет получишь в рай.

Синева, как синема,

На широком небосводе:

То тоской сведет с ума,

То с ума надеждой сводит.

Что – за синью? Угадай!

В благодать и в утешенье

Там сияет светлый рай?

Или ждет надежд крушенье?

Стайки зыбких облаков

Рвет и мечет дерзкий ветер:

Налетел – и был таков! —

За сюжеты не в ответе.

И прочесть нам не дано

Ни в рекламе, ни в буклете,

Чем закончится кино

Через тысячу столетий…

Может, послышалось в полночь тревожную,

Дождь на бегу прошептал за окном

Слово забытое, неосторожное? —

Призрак из прошлого в небе ночном.

Вспугнутой птицею бьется отчаянно,

Мечется, просится в сердце ко мне

Слово забытое – птица печальная,

Что не разбилась о глыбы камней…

Кружит, пугливая и непорочная,

Стонет и просится в клетку строки,

В клетку души. – Что ж, моя полуночная,

Дай, накормлю тебя, птица, с руки…

Не говори «прощай!» – Беспечно

шепни привычное «пока»…

И пусть плывут над миром вечно,

меняя облик, облака.

Все переменчиво в природе,

как с гор бегущая вода,

но там – в сакральном небосводе —

своя у каждого звезда.

На перекрестках тьмы и света —

вразлет! – мы встретимся с тобой,

как две летящие кометы,

послы планеты голубой.

И пусть вокруг темно и зыбко,

и наша встреча далека,

не говори «прощай!» – С улыбкой

шепни бессмертное «пока!».

Ольга Бешенковская

Отпечалься, свеча, до рассвета,

До побудки задир-петухов —

За упрямую душу поэта,

За смертельную дозу стихов.

Дотянись голубым полыханьем

К бездорожью путей неземных,

Где, согрет стеорина дыханьем,

Как дитя, зарождается стих.

Ясным бликом коснувшись портрета,

Освети только главного суть.

У поэта в руке сигарета

Коротка, как земной его путь.

В «Беззапретной дали»2 поднебесной

Затеряется призрачный след,

Чтобы книгою стать или песней…

Или маркой его сигарет.