Читать книгу Ода горящей свече. Антология - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 9
Алексей Глуховский
Оглавление/ Баден-Баден /
Алексей Глуховский родился в Москве 22 апреля 1955 года. Окончил факультет журналистики МГУ. Работал на радио. С 2001 года живет в Германии, в Баден-Бадене. Стихи пишет с юности, много лет занимался художественным переводом с немецкого, французского, сербского языков. Поэтические переводы печатались в сборниках издательства «Художественная литература», в «Литературной газете» и др. Автор сборника стихотворных переводов «Слова» (Москва 2013), а также поэтических книг «Лирика» (Нью-Йорк, 2015), «Вид из окна» (Москва, 2017), «Знаки времени» (Москва, 2018), «Дорога домой» (Москва, 2020). Лауреат Всемирного поэтического фестиваля «Эмигрантская лира – 2018» в Льеже (Бельгия). Лауреат международной поэтической премии «Образ» за 2018 год.
«На дворе то ли дождь…»
На дворе то ли дождь,
то ли снег —
словно жизнь, затянулось ненастье.
За стеной – то ли плач,
то ли смех,
то ли радость, а то ли несчастье.
На душе то озноб,
то покой,
то заботы,
то отдохновенье.
Все сильней
недовольство собой,
все острее моменты прозренья.
Водосточная воет труба,
исполняя печальное соло.
Подарила мне Слово
судьба —
мне б управиться только со словом.
Вещность
Все то, к чему сегодня
прикасаюсь,
в чем нет души, что холодно, как лед,
и в зеркале безмолвно отражаясь,
застыло —
все меня переживет.
Дверная ручка,
гладкая на ощупь,
дубовый шкаф,
приставленный к стене,
и раритетов
высохшие мощи —
все будут жить,
не помня обо мне.
В предметах закодирована вечность,
ее секрет неведом
никому.
Нетленности
подверженная вещность,
необъяснима
сердцу и уму.
Предметы перейдут
в другие руки,
почувствуют другой пытливый взгляд.
И после нас
новейшие науки
бессмертия загадку объяснят.
Утренний кофе на террасе
С утра проснулся —
слава Богу!
О двух ногах, о двух
руках…
Ночная схлынула тревога
и под кровать забился
страх.
И снова радуешься звукам,
и можешь солнцу подмигнуть,
и прокричать ему:
«А ну-ка,
сыграй со мной
во что-нибудь»!
Выходишь прочь,
почти раздетый,
стоишь, как пугало,
в саду,
слепой от утреннего света,
со вкусом яблока
во рту.
И чутко слушаешь,
как птицы
высокий пробуют регистр,
и вдруг захочешь
с ними слиться,
вступая в звонкий
пересвист.
Пьешь на террасе
горький кофе,
следя за солнечным лучом,
и про себя
бормочешь строфы
стихов без смысла —
ни о чем.
«Мы общаться когда-то умели…»
Мы общаться когда-то умели —
по делам или
по пустякам,
а теперь посылаем емейлы,
прямиком уходящие
в спам.
Мы дружили друг
с другом вживую,
выпивали, читали стихи.
Не расходуя жизнь вхолостую,
проживали
наперегонки.
Пополняли амурные
списки,
всем подряд признаваясь в любви,
отправляли далеким
и близким
откровенные письма свои.
Мы давно уже стали другими,
точно влили чужую
в нас кровь.
Писем больше
не пишем любимым,
в эсэмэски вмещая любовь.
Словно сделались
вдруг равнодушней,
на слова и на чувства скупей.
Успеваем чуть больше,
разрушив
что-то важное в жизни своей.
«Ах, как легко порой дается стих…»
Ах, как легко порой дается стих,
разбросанный
по плоскости бумаги…
И кажется, что тайну
ты постиг
иль от нее – всего
лишь в полушаге.
Слова и рифмы
на своих местах,
послушные,
как голуби ручные.
Летят, кружат
и селятся в стихах,
и разгоняют образы ночные.
Время
(после прочтения «Письмовника» М. Шишкина)
Со временем
такая вот петрушка —
чем ближе край,
тем прошлое видней.
В часах настенных кликает кукушка,
ведя отсчет
чужих годов и дней.
По чьей-то воле сдвинутые стрелки
изменят устоявшийся уклад.
Со временем невыгодная сделка
перенесет нас на века назад.
Из всех живых существ на этом свете
лишь человек
сознаньем наделен.
Он знает все про неизбежность смерти,
про смену
и взаимосвязь
времен.
Про то, что
к непременной катастрофе
жизнь каждого
однажды приведет.
И время нам не врач,
а сладкий морфий —
болезни не излечит,
но уймет.
А мы, как предки,
будем письменами
вести не уставая дневники,
чтоб сохранить,
нетленное с годами,
записанное нами
от руки.
Марку Шагалу
За окнами
почти что рассвело.
В домах, мерцая, догорают свечи.
Откуда-то туману нанесло —
над крышами, над церковью,
над речкой.
Земное притяженье —
ерунда.
Любовь не подвергается расчету.
Влюбленные, покинув города,
пускаются в безумные полеты.
Бесшумно набирая высоту
над лесом, над рекою, над полями,
в своих сердцах лелеют красоту.
И чувства распускаются
крылами.
С Превером
Птичьей стаей
в оперенье рыжем,
в воздухе, пропитанном дождем,
осень закружилась над Парижем
в танго нескончаемом своем.
Облетают годы, словно листья,
под ногами стелятся ковром.
По-французски «грустный» будет «triste».
Мы грустим с Превером под дождем.
Наблюдаем медленную Сену
и в леса одетый
Нотр-Дам.
Ливень на воде
взбивает пену
и с рекой уходит
в океан.
Мне поэт читает стих давнишний.
Мы стоим, подняв
воротники…
Между нами дождь,
как третий лишний,
тонет в ряби пасмурной реки.