Читать книгу Зеленый луч №4 2020 - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 4

«Алупка. Скала Айвазовского» —

открытка из старых залежей.

Нашла случайно. Читаю

текст чужого письма:

«Привет из Ялты! Ну как вы там?

Домой уезжаем завтра мы».

И дата: май сорок первого —

курортный и мирный май.

Я с детства играть с картинками

любила до невозможности —

Развалины или парки

и барышни неглиже…

А эта открытка серая,

советская, не заморская,

Ничем меня не затронула.

Лежит себе – и лежит.

Совсем я её не помнила!

А что там? Скала с оградкою,

Женщина, море, небо —

такой банальный сюжет.

Обычная фотокарточка,

разве что чуть раскрашена:

Женщина – розоватая,

скалы – немного в желть.

Какая же в ней романтика

для девочки, не умеющей

Читать? И была отложена

открытка на дно коробки.

А волны катились по морю,

с собой уносили мелочи —

Да вот скала Айвазовского

стояла, как видно, прочно.

Терпение есть у Времени.

Никто не умнеет загодя.

Держу я открытку старую —

а краски густы и ярки.

И женщина довоенная

глядит в безысходно завтрашний

День. И горит как зарево:

«Сорок первый. Привет из Ялты».

Наш тихий крымский дворик опустел,

Я во дворе с хозяйскою собакой.

И никаких особо важных дел,

Да и неважных – никаких, однако.

Мы уезжаем завтра – вышел срок

Туда-сюда метаний и восторгов.

Но этот милый маленький мирок

Не отпускает от себя надолго.

Он весь в себе – надёжность и покой,

Вокруг платана древнего прилеплен.

Он состоит из всяких пустяков,

А заодно – из жизней и столетий.

Над Воронцовским вычурным дворцом

Так вознесён его зелёный купол!

Здесь ни начал не сыщешь, ни концов,

И каждый век с другими перепутан.

Здесь сладок сон, здесь утром – благодать,

И тишина так нежно гладит кожу,

А в темноте вечерняя звезда

В портал ветвей неторопливо входит.

Ряд кипарисов, словно ряд колонн,

Обозначает зыбкую границу

Прекрасных дней, а кажется – времён,

Где я живу – а кажется, что снится.

Я всё ещё ребёнок – здесь, сейчас,

И я опять наивна до прозренья.

Светлеют блики солнца на плечах,

Играют брызги тени на коленях…

И я веду неспешный разговор

С собакой, небом, каменной стеною

И прорастаю в этот старый двор,

Как тот платан, что за моей спиною.

И что же делать с детскою мечтой,

Вот так, под старость, ставшей у порога?..

Наш крымский дворик грустный и пустой.

Вот попрощаюсь снова – и в дорогу…

В Севастополе ливень, и солнце над Бахчисараем,

Или наоборот – нас морочат и солнце, и дождь.

Мы блуждаем по Крыму, дороги и неба на грани,

И блуждает погода под шорох колёс и подошв.

То смывая следы и вздувая потоки по тропам,

То слепя нам глаза, обдавая нас жаром с небес,

Субтропический климат всё время куда-то торопит,

И всё время мы мокнем – неважно, в одежде иль без.

Где-то справа с горы опускаются сизые тучи,

Где-то слева царит безупречно прозрачная синь —

Но, куда ни сверни, всё решит непредвиденный случай,

А у случая точно бессмысленно что-то просить.

Мы всё время спешим, успевая и не успевая,

Нам же нужно узнать эту землю до края, до дна.

Даже если и снег неожиданно где-то повалит,

Мы воспримем и снег как подарок, ниспосланный нам.

Мы блуждаем по Крыму, вбирая его многоликость,

Не жалея бензина, и пота, и собственных ног.

Мы включаем себя в это царство изломанных линий,

Чтобы стать его частью, пускай и на мизерный срок.

В Севастополе солнце, и ливень над Бахчисараем.

В херсонесских домах засыхает седая трава.

Розы в ханском дворце, как под мощной струёй из крана,

Продолжают упрямо дворцовые тайны скрывать.

А в Мисхоре штормит, над Русалкой взмывается пена,

А в любимой Алупке платаны тревожно шуршат.

Так прольётся ли дождь? Знают крымские боги, наверно, —

Или солнце затопит знакомый кусок ЮБШ?

Только крымские боги и знают, какою дорогой

Мы вернёмся домой, – но один нас надёжно хранит.

Мы над Крымом летим – и его нам ни мало ни много,

И какие короткие и бесконечные дни…

Меня встречали на пороге храма

Разнообразье детских голосов,

Огромный пёс обломовского нрава,

Разлёгшийся меж вёдер и лесов,

Игрушки, тряпки, мраморные плиты,

Покрытые цементною пыльцой,

И солнечный, полуденно разлитый,

Надвратный свет, стекавший на лицо.

Кругом ремонт, но – повезло, должно быть —

В тот самый час во храме – никого.

И по седым ступеням, как по нотам,

Я углублялась в музыку его.

И было так: ни голоса, ни скрипа,

Ни отдалённых шорохов извне.

Огромный мир – и маленькая пристань,

Невесть за что подаренная мне.

Как византийских фресок отраженье,

Как сочетанье тверди и земли,

В надчеловеческом изображенье

Передо мной святые проросли.

Они взмывали надо мной, как сосны,

В высоких кронах плыли облака,

А выше них, в парении бессонном

Благословляла Божия рука.

И было так: от Бога и до Бога

Круговорот творенья и Творца.

И мы несли к отцовскому порогу

Полученное нами от Отца.

Земных ремёсел грубые законы

Дарили нам прозрения свои,

И чудотворной делалась икона

От человечьей Веры и Любви.

Вот так и плыл, как свет в высоких окнах,

На всё ответ, прекрасный, как мечта…

А на полу играл и бился отблеск

От с высоты взглянувшего Христа…

Как у крымских легенд прихотливы курортные судьбы!

Самый грустный сюжет разбивается тёплой волной.

Как бы нам замереть и проникнуться самою сутью —

Только слишком пьянят это солнце и это вино!

Так на пляже в Мисхоре Русалка стоически сносит

Развесёлых пловцов, что ныряют с неё в глубину.

Оживить бы её самой тёмной безлунною ночью

И исправить чуть-чуть вековую пред нею вину.

Мы б накинули плед на безумно уставшие плечи,

Мы б обняли младенца, игрушку ему подарив.

Мы б поплакали вместе, наверно, – и стало бы легче, —

Поглядев, как Венера над нами печально горит.

Но не встретить Арзы на безлюдном предутреннем пляже,

Разве где-то вдали заиграет морская волна.

Впрочем, кто-то опять эту сказку ребёнку расскажет

И поселит Русалку в прекрасных и сумрачных снах…

Как будто в ноги тычутся щенки,

Как будто белки семечки с руки

Хватают, и как будто наяву

На вёсельной я лодочке плыву

В далёком-предалёком далеке

По мною же придуманной реке.

А лёгкое касание весла

Нежнее взмаха птичьего крыла.

И сказка наступает наконец,

И с неба улыбается отец.

Вот так гляжу на внука своего,

И больше мне не нужно ничего…

Осенний лес неизъяснимо нежен,

Как будто убаюкивает взгляд,

А сквозь него процеженное небо

Стекает вниз – хоть кружку подставляй.

Я в этом мире в общем-то чужая,

Держу блокнот, пытаясь сочинить,

Как хорошо, случайно проезжая,

Поймать покоя тоненькую нить.

Ещё чуть-чуть, и двигатель разрушит

Из тишины сплетённое панно,

И то, что так разнеживает душу,

Исчезнет, как закроется окно.

И снова трасса побежит навстречу,

Лишь успевай глядеть по сторонам.

До наноточки околосердечной

Сожмутся небо, лес и тишина…

Вот старый ключ от незакрытой двери,

Которой нет немыслимо давно.

А мне никак не хочется поверить,

Что возвращенье мне не суждено.

Куда уходят прежние пространства

Обжитых комнат, обогретых стен?

И я опять наивно и напрасно

Касаюсь этих бесполезных тем.

Но что же делать, если помнят пальцы

То бывший стол, то бывшую кровать,

Куда же деть измученную память,

Куда же сны о детстве подевать?

И вот опять иконы и портреты,

Кувшины деда, старая герань,

И на века растянутое лето —

А мне в саду крыжовник собирать…