Читать книгу Советский тыл 1941–1945: повседневная жизнь в годы войны - Коллектив авторов - Страница 8

Советские власти пытались снизить негативное влияние неудовлетворительного питания на детей за счет разных лечебных мер, но на практике их возможности были сильно ограничены. Они не могли снабдить учреждения количеством продуктов, достаточным для нормального рациона всех детей, а потому им приходилось перераспределять ресурсы для поддержания прежде всего наиболее нуждающихся и/или находящихся в группе риска детей. Двумя самыми действенными средствами в той обстановке были создание сети специальных столовых для сильно истощенных детей и проведение летних оздоровительных кампаний, во время которых детей на короткий период вывозили за город и кормили более калорийной едой. Все эти меры были нацелены в основном на детей от трех лет и старше, хотя часть продовольствия покрывала также нужды грудных и маленьких детей, которые и являются объектом настоящего исследования[104].

Столовые были открыты согласно постановлению СНК СССР от 27 октября 1942 г. Соответствующие инструкции были переданы в Наркомздравы РСФСР и других союзных республик[105]. В это время волна младенческой и детской смертности все росла, хотя и не достигла еще своего пика, по крайней мере в пределах РСФСР. Потому нужно было незамедлительно действовать.

Столовые должны были обслуживать детей в возрасте от 3 до 13 лет, ослабленных и/или часто болевших, полностью не выздоровевших от тяжелых болезней, страдавших длительными хроническими заболеваниями (малярией, ревматизмом, туберкулезом 1-й и 2-й стадий) или выказывавших признаки сильного недоедания (полуголодания и/или авитаминоза). Первоначально столовые были рассчитаны на обслуживание 150 тыс. детей, но в первой половине 1943 г. их мощности были увеличены для обслуживания 180 тыс. детей, 5 тыс. из которых находились в незадолго до того освобожденном Ставропольском крае. Не считая г. Ставрополя, 97,7 % детей было в РСФСР, а остальная часть – в Узбекистане и Казахстане[106]. Позже была организована специальная сеть столовых для детей, чьи родители были на фронте. К началу 1944 г. чуть более 331 тыс. детей получали питание в таких столовых, четверть из которых – специальное усиленное питание ввиду недоедания[107].

Эти столовые были в большей степени терапевтическими заведениями и не были предназначены для всех детей или той их части, которая особенно нуждалась в усиленном питании на протяжении всей войны. Детские поликлиники (или городские поликлиники в случае отсутствия на местах отдельных детских медучреждений) должны были направлять в такие столовые детей по мере медицинской необходимости, а курс питания был рассчитан только на период от 1–1,5 до 2 месяцев[108].

Несмотря на все усилия и добрые намерения, даже в лучшем случае лишь малая часть детей могла получить реальную пользу от данной программы. Несмотря на то что эти столовые были на особом положении, у них были серьезнейшие проблемы с получением нужного продовольствия в достаточном количестве. Как и все, они сталкивались с той же нехваткой продуктов. Например, в начале 1944 г. глава горздрава Челябинска и главный педиатр города оформили коллективную жалобу в адрес Наркомторга РСФСР на то, что ни одну из специальных столовых города (за исключением столовых, находившихся в ведомстве Военторга) не снабжали необходимыми продуктами, вследствие чего приходилось заменять их некачественными и низкокалорийными аналогами. Ситуация усугублялась тем, что официальные размеры пайков на хлеб и муку были сильно сокращены. Особенно страдали от всего этого дети, больные туберкулезом, так как для их столовых хлеб не выдавали вообще[109]. Необходимо помнить, что в ноябре 1943 г. из-за низкого урожая власти вынуждены были уменьшить нормы отпуска продуктов для всего населения. Вероятно, и специальные столовые не избежали этого.

Хотя эти столовые были рассчитаны на детей старшего возраста, они косвенно влияли и на ситуацию с питанием для детей младших возрастных групп. Как было отмечено ранее, постановление СНК СССР от 27 октября 1942 г. предусматривало обязательное снабжение молоком всех детей в возрасте до трех лет. Однако почти сразу после того, как такое решение было принято, местные власти, наоборот, стали отмечать почти полное прекращение поставок молока, о необходимости которых шла речь в постановлении. Данное обстоятельство органы здравоохранения Свердловска склонны были объяснять самим фактом принятия указанного постановления[110]. Вероятно, для обеспечения детских столовых местные поставщики вынуждены были отдавать им и без того скудные объемы имевшегося в их распоряжении молока, вынуждая тем самым молочные кухни, ясли и другие ответственные за питание детей учреждения справляться с дефицитом самим. Если это правда, а без достоверных свидетельств это лишь догадка, то данная ситуация отражает всю сложность положения с продовольствием в стране в целом: его просто не хватало на всех.

Оздоровительные кампании были еще одной попыткой хотя бы временно улучшить питание детей, а также вывезти их из городов с их повышенной антисанитарией, особенно в жаркие месяцы, когда риск заболевания диареей был наиболее высоким. В позднесталинский период они были главным инструментом поддержания здоровья детей. Каждый крупный город, часто под эгидой местных промышленных предприятий, организовывал такие кампании. После войны они обрели поистине массовый характер. Целью каждой такой кампании было хоть на несколько недель отправить всех детей от дошкольного до старшего подросткового возраста за город, чтобы те могли побыть на свежем воздухе и получить здоровое питание, причем акцент делали именно на последнем. Масштабы этих мероприятий, учитывая тяжелое состояние экономики страны того времени, были выдающимися во многих отношениях. Кампания 1947 г. охватила: около 30 тыс. детей Челябинска; 53 тыс. детей в Горьком, 37,6 тыс. в городах Горьковской области; 26 тыс. детей в Ярославле; 39 тыс. в Куйбышеве; как минимум 36 тыс. в Свердловске. Обычно дети оставались за городом три недели, в течение которых их обеспечивали высококалорийной диетой для увеличения веса (дети ясельного и дошкольного возраста иногда оставались в городе в детских лагерях на базе местных школ). Необходимо отметить, что эти кампании не носили характера чрезвычайных. Они были ежегодными и проводились на регулярной основе. На них рассчитывали многие города и области вплоть до начала и даже середины 1950-х гг. В целом практику проведения этих мероприятий можно признать успешной: почти все дети хоть чуть-чуть, но прибавляли в весе, а многие – по 1,5–2 кг. Прирост веса зависел, конечно, от возраста ребенка, но в хороший год даже для совсем маленьких детей было вполне обычным набрать килограмм и больше. По крайней мере данные кампании показали, что для этих задач государство находило продукты питания, которых в других случаях могло не хватать или же они вовсе отсутствовали. Это продолжалось даже во время голода 1947 г., хотя некоторые районы не могли справиться с дефицитом послевоенного года, что было почти исключением. Особенно удивительно это было для послевоенного времени[111]. Впечатляет тот факт, что городам удавалось мобилизовать ресурсы для вывоза десятков тысяч детей за город на бо́льшую часть летнего периода. Перевозка большого количества детей была непростым делом; не меньшие трудности возникали и при поддержании соответствующей гигиены в целях предотвращения вспышек инфекций, в особенности желудочно-кишечных, которые еще представляли большую опасность в 1947 г. Для властей главной проблемой было обеспечение детей достаточным количеством продуктов не только на три летних месяца, но и на протяжении всего года.

Летние кампании имели успех, особенно в послевоенное время. У нас очень мало информации о них, применительно к военному периоду. Кажется, их начало в городах приходится на 1943–1944 гг. Например, кампания 1944 г. в Горьком помогла более 28 тыс. детей школьного возраста и 6775 детей из городских детских садов, что составило около трети всех детей данных возрастных групп. Места в детских лагерях распределяли в первую очередь среди детей, у которых хотя бы один родитель был на фронте. Кампании 1944 г. в Куйбышеве и Саратове также были крупномасштабными, хотя в Саратове она охватила лишь 17 % всех подходивших по критериям отбора детей (что составляло меньше половины от числа детей, охваченных подобной кампанией в Горьком). Во всех этих лагерях лишь некоторые, наиболее ослабленные, дети не набрали веса. Правда, мы не знаем, сохранялся ли и как долго вес у детей после их возвращения домой. Неизвестно также, насколько эти показатели сопоставимы с показателями в других городах[112].

В конечном счете, единственной «лечебной мерой», которая могла иметь зримый и продолжительный эффект, было общее увеличение поставок продовольствия. Для населения тыла в целом первые несколько месяцев 1944 г. были очень тяжелыми, в особенности на Урале. Более того, по мере освобождения Красной армией новых территорий, все большее число людей нуждалось в продуктах питания, и, следовательно, нагрузка на имевшиеся в Советском Союзе запасы продовольствия росла. Однако, как только Красная армия перешла границу СССР и начала продвижение по Восточной и Западной Европе, она могла сама обеспечивать себя продовольствием на местах, тем самым снижая зависимость от поставок провианта с собственных складов. К этому времени продукты, получаемые по ленд-лизу из США и в меньшей степени из Великобритании и Канады, уже шли на помощь не только армии, но и гражданскому населению[113]. Но конкретные данные, на основании которых можно было бы точно судить, как это повлияло на питание детей, редки. Например, нам известно, что к концу 1944 г. в Горьком в яслях наконец смогли лечить маленьких детей от недоедания тяжелой и средней степени. В детских больницах Кемеровской области также отмечалось улучшение положения с питанием. Этот процесс был, разумеется, неравномерным. Некоторые города добивались более заметных успехов, чем другие. Но в целом больницы и ясли фиксировали все меньшее число детей с острым недоеданием и все чаще могли вернуть таких детей к нормальному или почти нормальному весу[114].

Окончание войны не привело к решению проблемы недоедания как у взрослых, так и у детей. С середины 1944 г. до конца 1946 г. снабжение продуктами улучшилось, но необходимо помнить, что урожай зерновых в 1945 г. составил лишь половину от объемов урожая 1940 г. – года крайних трудностей и нужды. А неурожай 1946 г. обрек страну на голод, но это был последний голодный год в советской истории. Большинство смертей во время голода 1946–1947 гг. было отмечено в его эпицентре – в Молдавии и Южной Украине, но сильное недоедание и связанная с ним смертность выросли и на всей территории РСФСР. Резко подскочила смертность от туберкулеза среди взрослых трудоспособного возраста. Люди опять стали умирать от истощения. Уровень младенческой смертности в городах РСФСР увеличился с 90 случаев смертей на 1000 новорожденных в 1945 г. до 91 в 1946 г., а затем до 152 в 1947 г. Коэффициент младенческой смертности в таких городах, как Горький, Иваново, Ярославль и практически повсеместно на Урале, был значительно выше, чем средний городской по стране. Он не достиг страшных показателей 1942 г., но все равно в разных городах один из пяти или шести новорожденных не доживал до своего первого дня рождения. Для любой семьи это было трагедией, особенно если учесть, что многие из них к тому времени уже могли потерять ребенка, не говоря уже о близких, сражавшихся на фронтах. Негативные последствия голода ощущались вплоть до второй половины 1948 г., после чего показатели взрослой и младенческой смертности постепенно вернулись на прежний уровень. Условия жизни стали постепенно улучшаться, хотя – и это необходимо отметить – советский рацион питания вплоть до 1950-х гг. оставался недостаточным. Следующий резкий спад младенческой смертности и сокращение серьезных различий в этом показателе между регионами произошли только в середине 1950-х гг. – после появления антибиотиков[115]. Но ничто не может опровергнуть того факта, что в ужасных условиях войны цена, заплаченная жизнями советских детей, могла быть еще выше той, какой она была в реальности.