Оглавление
Коллектив авторов. Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах
Введение, или Для чего понадобилась мобилизация Средневековья?
Глава I. Медиевализм до медиевализма. Историческое воображение и этнический дискурс в средневековой Центрально-Восточной Европе
Этнический дискурс Средневековья как пролог к медиевализму
Славянские этногенетические легенды: единство в многообразии
«Соперники Рима»: прославленные предки в историческом воображении классического Средневековья
«Другой Рим»: антикизация прошлого в историческом воображении
Историзация славянской общности: легенда о Чехе, Лехе и Русе
Историческое воображение Средневековья и путь к медиевализму
Глава II. Протомедиевализм. Историческое воображение и идентичность во второй половине XV – середине XVIII века
Протонациональный дискурс и образы прошлого в раннее Новое время
Библейские первопредки в этногенетических мифах: генезис и эволюция образов
Этимологический метод в мифотворчестве и историзация мифов (на примере легенды о Чехе, Лехе и Русе)
Историзация коллективной идентичности: протонациональные идеологии Центрально-Восточной Европы
Южные славяне: иллиризм
Южные славяне: готицизм
Речь Посполитая: сарматизм
Великое княжество Литовское: римский миф[357]
Украина: хазарский миф
Историческое воображение в дворянских генеалогиях
Историческое воображение раннего Нового времени и путь к медиевализму
Глава III. В поисках своего прошлого. От Просвещения к романтическому национализму (вторая половина XVIII – первая половина XIX века)
Изменения национально-государственного облика Центрально-Восточной Европы и Балкан в Новое время
Становление национализма в Центрально-Восточной Европе и медиевализм. Просвещение и открытие Средневековья
Чех, лех и рус: закат легенды
Славянская филология: открытие славянских древностей
Фольклор и история. Славянский миф И. Г. Гердера
Миф, созидающий нацию: средневековье в оптике романтического национализма
«Сыны свободы»: медиевальные образы славянской архаики
«Между немцами и татарами»: медиевальные образы национальной борьбы
Польский медиевализм: от сарматизма к мессианизму
«Мы погибли, но можем спастись в Средневековье!»: храм Сивиллы как место сохранения польской истории
Сербский национализм и косовский миф
Болгарский медиевализм. Древние болгары Юрия Венелина
Итоги эпохи романтического национализма
Глава IV. На пути к модерну. Переосмысление прошлого в пользу будущего (Середина XIX – начало ХХ века)
Освобожденные народы, новые страны
Медиевальные образы в южнославянских странах на рубеже XIX и ХХ веков
Научить настоящему прошлому: балканские школьные учебники о национальных средневековых корнях
Медиевализм в Венгрии Нового времени
В тени Австро-Венгерской империи: хорватский медиевализм
Медиевальные поиски западных славян второй половины XIX – начала XX века. Польша
Чехия и Словакия
Медиевализм в славянских странах в годы Первой мировой войны
Глава V. От национальных государств к новым национальным государствам. Медиевализм в зарубежных славянских странах в короткий ХХ век
Медиевализм в западнославянских национальных государствах между мировыми войнами
Польша
Литва
Чехословакия
Медиевализм на Балканах между двумя мировыми войнами
Медиевализм в славянских странах в годы Второй мировой войны
Старые и новые формы медиевализма в 1950–1980-х годах
Глава VI. Зачем нам сегодня Средневековье? Проявления медиевализма в современных славянских и Балканских странах
Новый облик и функции медиевализма на РУБЕЖЕ XX и XXI веков
Видеоигры на тему славянского Средневековья
Славянское фэнтези и детская литература
Современные музеи: поиск новых форм в презентации национального
Современная кинематография славянских стран и медиевализм
Тема средневековья в школьном образовании Балканских и славянских стран в начале XXI века
Традиционный медиевализм, новый медиевализм: трансформации медиевального дискурса в современных Польше и Литве
Глава VII. Медиевализм как инструмент обретения исторического наследства
Идея славянского единства и медиевализм[1099]
Чужое Средневековье: почему Немецкий орден не популярен в современной Прибалтике?
Конструирование исторических мемориалов: обретение могил средневековых правителей
Моделирование средневековых реликвий власти как форма стихийного медиевализма
Дувно – легендарная столица первого короля Хорватии
«Наши предки – великие гунны!»: споры о происхождении болгарского народа на Балканах в Новое и Новейшее время
«Македонское царство»: спор о праве на средневековую историю между Республикой Северная Македония и Болгарией[1218]
Косовский миф: между Сербией и Албанией[1261]
Русинский медиевализм в контексте национального строительства
Заключение
Список иллюстраций
Отрывок из книги
«Темные века закончились», «Стыдящиеся монахи», «Овсянка для священника – столь хороша, что невозможно оторваться!», «Давайте назовем их русскими – князь Владимир основал новую нацию», «Специально от крестоносцев», «Франция играет грязно (1204 г.)», «Это война! Три года спустя (1340 г.)», «Новости испанской инквизиции». Таковы заголовки газеты «The Medieval Messenger», на которой стоит дата 13 октября 1349 г.[1] На самом деле она издана в Лондоне в 1996-м. Ее создатели хотели показать, как могла бы быть преподнесена древняя история современными газетчиками, как «новости Средневековья» звучали бы под пером журналистов ХХ в.
Феномен обращения к Средневековью для описания и истолкования современности получил название «медиевализм». Он проявляется в высокой и массовой культурах, литературном и художественном творчестве, политическом и национальном дискурсах, а также во всех сферах жизни, использующих символику, вплоть до коммерческой рекламы и компьютерных игр[2]. Данное явление интеллектуальной деятельности, творчества, культуры хорошо изучено прежде всего на примере Великобритании[3], в несколько меньшей степени – Франции[4], Германии[5], Скандинавских стран[6], Италии[7], США (страны, не имеющей своего Средневековья, но обретающей его именно через медиевализм)[8] и других регионов[9].
.....
Отождествление гуннов с венграми впервые встречается во франкской анналистике еще в IX в. Такое отождествление следует рассматривать в контексте характерной для раннего Средневековья традиции именовать гуннами кочевые народы, в разные периоды занимавшие территорию Карпатской котловины, то есть те земли, которые некогда составляли ядро Гуннской державы. Так, гуннами в западноевропейских источниках неоднократно именовались авары, занимавшие в VI–IX вв. территорию будущего Венгерского королевства. Аналогию этому явлению можно обнаружить и в византийской историографии, где венгров, в соответствии с собственной классификацией кочевых народов Евразии, последовательно именовали турками. Хотя все подобные отождествления напрямую вытекали из особенностей этнического дискурса Франкского государства и Византии, не стоит недооценивать и то объективное обстоятельство, что ранняя венгерская полития, представлявшая собой гетерогенную племенную конфедерацию во главе с кланом Арпада, по определению не могла иметь стабильного именования. Основные идентичности, имевшие значение для данной конфедерации, отражены в названиях «оногуры», «саварты» и «мадьяры». Славянское название венгров «угры» происходит от имени оногуров, как именовалось мощное тюркское этнополитическое объединение, существовавшее в V–VIII вв. в Приазовье и, очевидно, сыгравшее большую роль в генезисе раннего венгерского этнополитического организма – Леведии. Упоминаемое Константином Багрянородным самоназвание венгров Леведии «непобедимые саварты», вероятно, отражает претензии венгерской гентильной элиты на родство с не менее могущественными савирами, чья полития размещалась на севере Дагестана. Название «мадьяры», являвшееся самоназванием, по крайней мере, части племен венгерской конфедерации, уводит в древнейшую историю финно-угров Западной Сибири и Южного Урала[125].
Этнокультурная пестрота ранней венгерской этнополитической общности (являющаяся, конечно, не исключением, а правилом для раннесредневековых этнополитических организмов) делает весьма сложным выяснение обстоятельств генезиса венгерского племенного союза. Так, наряду с традиционным мнением, согласно которому венгры заняли Карпатскую котловину в 895-896 гг., в науке присутствует и мнение о так называемом двойном обретении родины. Автор данной теории Дьюла Ласло связывает приход мадьяр с «поздними аварами» (оногурами), пришедшими в Карпатскую котловину в 670-х гг., тогда как народ Алмоша и Арпада интерпретирован им в основном как тюркские воинские контингенты, пришедшие в Карпатскую котловину с территории Хазарского каганата и со временем ассимилированные там мадьярамионогурами[126].
.....
