Читать книгу Великие люди джаза. Том 1 - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 7

Татьяна Балакирская

Имя Патрисии Барбер в джазовых кругах уже давно стало, как принято писать в модных журналах, «культовым». Впрочем, начало творческой деятельности чикагской вокалистки, пианистки, поэтессы и композитора не изобиловало восторженными отзывами критиков. Начинала Патрисия, можно сказать, «гадким утёнком» – барышня-интеллектуалка с психологическим образованием и срывающимся, дрожащим голоском отказывалась следовать джазовому конформизму, музыкой особо не зарабатывала – сочиняла, играла и пела собственную странную музыку, получая «тумаки» от музыковедов. Шло время, выходили альбомы («Split», 1989), в том числе и на мэйджор-лейблах («А Distortion of Love», Verve, 1992). Правда, после опыта общения с Verve стремящаяся к независимости в творчестве Патрисия уже не горела желанием связываться с мэйджорами: «Cafe Blue» (1994) и «Modern Cool» (1998) изданы на крохотном лейбле Premonition (который тем не менее вскоре выкупила Blue Note — но с этой компанией у Патрисии до сих пор хорошие отношения).

Постепенно к Барбер приходило признание слушателей и рецензентов, её музыка обретала репутацию изысканной, непростой, наполненной множеством коннотаций, могущей иметь несколько прочтений, гипертекстуальной; не абсолютно авангардной, но близкой к тому, чтобы быть таковой. Последние же три альбома Патрисии Барбер – «Verse» (2002), «А Fortnight In Paris» (2004) и новенький «Mythologies» (2006) – с полным правом могут быть названы шедевральными. Они выполнены в едином узнаваемом стиле, записаны с одной и той же командой музыкантов; явственно демонстрируют, что Патрисия Барбер сейчас находится в пике своей креативности, что она окончательно нашла свою нишу в искусстве, умело её обустроила и не собирается её никому сдавать в аренду и уж тем более передавать.

Несмотря на то, что Барбер начала регулярно издаваться и активно концертировать в начале 90-х и не застала то время, когда большинству прогрессивных западных музыкантов путь в Россию был закрыт, за 15 с лишним лет она ни разу не посетила нас с концертом. Первый (и пока единственный) её приезд состоялся в декабре 2006 года (8 декабря в Петербурге и 9-го в Москве). Московский концерт прошел без помпы, без излишней (да вообще какой бы то ни было) претенциозности. Не висели по столице «бигбор-ды», не было перетяжек поперёк улиц, билеты на концерт не разыгрывались по радио, и даже в Интернете информацию о её приезде можно было встретить далеко не везде. Традиционная афиша Московского международного Дома музыки да пара онлайновых билетных касс – вот и вся реклама. Даже авторы «Джаз. Ру» спохватились не раньше чем за неделю до события. Повторюсь: скромно, почти незаметно прошёл исторический первый приезд Патрисии Барбер в Москву, и даже зал для неё был приготовлен не большой Светлановский (где в этот вечер играли блюз на губной гармонике), а Камерный. Впрочем, для Патрисии это характерно: «Надо довольствоваться тем, чтобы много значить для малого количества людей. Иногда мне жалко, что мои альбомы не продаются миллионными тиражами, но… иначе невозможно быть первопроходцем, стоять на переднем краю».

Иными словами, в Камерный зал ММДМ пришли главным образом неслучайные люди. Те, кто доверяют не слоганам афиш «королева джаза Патрисия Барбер» (что, собственно, и было написано в рекламе концерта), а собственному музыкальному вкусу. Впрочем, были среди аудитории и те, кому имя Патрисии ни о чём не говорило – «пришли на джаз». И ведь, знаете, они этот джаз получили: соответствие афишному лозунгу, во всяком случае в первом отделении концерта, имело место быть.

С некоторым опозданием – но мы к этой неотъемлемой составляющей любого концерта уже привыкли, – на сцену выходит квартет: сама Барбер, барабанщик Эрик Монтцка, гитарист Нил Элджер и басист Майкл Арнопол. Патрисия одета в чёрное – небрежную футболку, поверх которой развевается блузон, и брюки; волосы забраны наверх; на лице поблёскивают очки, в ушах – массивные серьги-кольца. На то, какой среднестатистический россиянин представляет себе джазовую певицу, Патрисия совсем не походит. На концертного менеджера, вышедшего поставить бутылки с водой возле комбиков, или на билетного администратора – вполне. На практикующего психолога – абсолютно.

Но вот наш психолог садится за рояль, снимает обувь и носки, ставит босые ступни на педали инструмента, опускает руки на клавиатуру и внезапно… превращается из психолога в пациента.

Иной раз, бывает, сидишь в темноте, слушаешь, как Патрисия вшёптывает прямо в твоё ухо поток своего сознания, как осторожно она вжимает пальцы в клавиши, и думаешь: какая же она на сцене, эта женщина? Как она делает ЭТО на глазах посторонних людей? Наверное, она закрывает глаза.

Замыкается.

Боится сделать лишнее движение, чтобы ни один случайный звук не родился под крышкой рояля.

Да, закрывает глаза. Но лишних движений не то чтобы не боится, а пытается сделать как можно больше: вся извивается, широко открывает рот, как от немой боли или высшего наслаждения, приподнимает босые ноги, изгибает ступни, бьет ими по полу, сжимает пальцы, боком наклоняется к клавиатуре. «Кит Джарретт в юбке» – подумала я и осеклась: если Патрисия откровенно признаёт, что хочет быть похожей на Джаррета (и Брэда Мелдау, если уж на то пошло), то точно так же откровенно она отвергает юбки и все социально-сексуальные роли, ассоциируемые с этим предметом одежды.

Да, замыкается: общение с залом сокращено до минимума, музыканты поддерживают строгий визуальный контакт, их взгляды редко бывают направлены в зал: всё больше внутрь себя и друг на друга.

Тем временем начало концерта состоит из свинговых стандартов. В первой, инструментальной, вещи музыканты своеобразно «представились» слушателям: каждый исполнил по «демонстрационному» соло, наглядно показав, кто на что способен. Лишний раз подтвердилось, что между Нилом Элджером и Патрисией существует особое взаимопонимание, существуют общие представления о стилистике произведений и фактуре звука. Так же, как Патрисия, Нил по многу раз повторяет особенно удачные, найденные в собственном импровизационном потоке фразы; так же напористо он ищет нестандартные решения, любит зарыться головой в диссонансы, играет с настроениями. Вообще, говоря по чести, в том, что последние три альбома Барбер олицетворяют зрелость, целостность, самодостаточность и имеют высокую музыкальную ценность – немалая заслуга Элджера. В некоторые же моменты концерта – так и вовсе кажется, что присутствие Нила является залогом успеха той или иной композиции…

Преуменьшать роль ритм-секции в создании эксклюзивного саунда «от Барбер» тоже не стоит. Эрик Монтцка сидит за ударной установкой, расположенной боком к зрительному залу, так что легко просматриваются все его телодвижения и изменения в лице; Майкл Арнопол то и дело меняет электроконтрабас на бас-гитару, равно свободно себя чувствуя и с первым, и со второй. Эрик и Майкл, эти братья-близнецы (музыканты действительно очень похожи друг на друга формой черепа, причёсками, бородками и очками; их отличает разве что одежда, цвет волос, инструменты – и то, что у Майкла цветная татуировка на всю руку), потрясающе тонко чувствуют своих коллег, «умеют играть тихо и громко», виртуозно владеют инструментами; наконец, обладают восхитительным чувством меры и вкусом.

Во время прослушивания же второй вещи концертной программы, стандарта «’S Wonderful», вспоминать о виртуозности, техническом совершенстве или композиционном новаторстве музыкантов не приходится. Произведение звучит в традиционной аранжировке, без намёка на эксперименты, даже без гармонических выпадов в ту или иную сторону. Таких вещей, спокойно-стандартных, в этот вечер прозвучало несколько; и всякий раз приходилось недоумевать, с чего это вдруг Патрисии вздумалось включать их в программу. Есть же прекрасный новый альбом «Mythologies», созданный на основе «Метаморфоз» Овидия (в 2003-м под написание цикла произведений по мотивам этого сборника Патрисия получила стипендию Гуггенхайма). Есть масса собственных, пусть и старых, оригинальных пьес… Зачем? Ведь не за исполнение стандартов мы любим Барбер, и не благодаря ему она известна, и, прямо скажем, не так она в нём и хороша, как в исполнении авторских вещей. Вокальный скэт даётся Патрисии тяжело; во фразировке она то и дело обращается к уже повторенным решениям… Как оказалось позже – все дело было в стереотипах (ах, Патрисия! Как же психологическое образование? Зачем нам все эти стереотипы?) Барбер не знала, как обстоят дела с джазом в России, и даже поначалу думала о том, чтобы привезти программу музыки Каунта Бэйси. Впрочем, может, это была шутка. Да только после первого отделения, в антракте, автор статьи всерьёз задумалась: а концертная ли артистка Патрисия Барбер? Может быть, её и вправду следует слушать только в студийной записи, самостоятельно прорисовывая образ, придавая ему желаемую форму, сотворяя из неё кумира?..

Однако впоследствии некоторые из сомнений развеялись. Новые произведения мы всё-таки услышали, и даже в версиях, несколько отличных от студийных. Вступление к «The Moon», записанной и на «Verse», и на «Mythologies» — вообще благодатная почва для всяческих вариаций. Патрисия дёргает струны рояля и «заводит шарманку», Нил щиплет медиатором верх грифа, Эрик проводит щётками по нижней стороне рабочего барабана, Майкл стучит пальцами по струнам – и когда-то медитативная «The Moon» взрывается злейшим драм-н-бейсом. Патрисия яростно лупит аккорды, Нил из череды секвенций выныривает в нетривиальные интервальные последовательности и включает «вау-фактор». Вся эта мясорубка очень напоминает беснования музыкально одарённых подростков в репетиционной комнате…

После перерыва на slow swing следует ещё одна пьеса с нового альбома, «Hunger», – только сейчас, на концерте, приходит в голову, что эта вещь сродни «I Can Eat Your Words» с диска «Verse» своими гастрономическими метафорами, сочно звучащими словоформами и приглушённым речитативом.

Второе отделение уже в значительно большей степени состояло из нового материала и отражало актуальное творческое состояние музыкантов куда более адекватно. Однако недоумение не исчезло: изменилась лишь его причина. Патрисия, несмотря на кажущийся сценический энтузиазм, выглядит немного уставшей. Она с удовольствием передаёт бразды правления своим мужчинам, с видимым удовлетворением просто сидит за роялем, положив голову на руки и вытянув ноги, наблюдая за «мужскими играми». Один раз даже покинула сцену посреди произведения. А парни и рады: то и дело срываются на джаз-рок и брейкбит – особенно Монтцка, – позволяют себе длительные (и презамечательные, нечего уж тут!) соло. В который раз восхищаюсь: как прекрасен, как изобретателен Нил в импровизации – ведёт, распутывает невидимую ниточку, а там – новый узелок, а в него вплетена нитка совсем из другого клубка, и распутывается она иначе – отличная по фактуре, толщине, закрученности; и нагнетает напряжение Майкл, и в совсем немыслимые места выстреливает Эрик синкопами, и все сильнее затягивает звуковая воронка, и вдруг растворяется в никуда…

Одной из самых ярких пьес этого вечера (и, соответственно, нового альбома Барбер) стал «Icarus». Это песня из разряда тех, которые нельзя анализировать. Им надо просто отдаться, ввериться, как доверяешь ветру, когда уже вцепился в поручни планера или стропы парашюта: и этот ветер, и слепящие лучи света, и страх полёта, и шалое понимание того, что ты решился довериться небу – всё есть в этой песне.

Как есть пронизывающий холод и запах хвои в «Norwegian Wood». В этой вещи – кавер-версии на хит от The Beatles, записанный Барбер в альбоме «А Fortnight In Paris» — текст, вопреки сложившейся у Патрисии традиции, – не главное. Слова звучат только в экспозиции, пропеваются быстро-быстро, словно музыкантам не терпится показать игрой, как они видят свой Норвежский Лес.

Едва отняв руки от струн, клавиш и барабанных палочек, музыканты встают, несколько минут раскланиваются и удаляются за кулисы. Публика ММ ДМ, впрочем, редко когда отпускает артистов без биса – пришлось и квартету Патрисии Барбер уступить. В заключение прозвучала фанковая «White World», в которой Эрик Монтцка сполна отплатил бэндлидеру за все медленные свинги, прозвучавшие в этот вечер.

Зрители расходятся довольные. «I once had a girl, Or should I say She once had me…»