Читать книгу Фарфоровый детектив - Коллектив авторов, Надежда Салтанова - Страница 7

– У вас уже есть какие-то предположения? – Фальконе-старший сидел у себя в кабинете и смотрел на меня с такой надеждой, что я решил не делиться с ним теми предположениями, которые родились у меня в голове после разговора с его сыном. В конце концов, любое предположение, способное объяснить все наблюдаемые явления, ещё не доказывает его правильность. Да и кто с уверенностью может сказать, от одной или от многих причин зависит общий порядок вещей?

– Морис, позвольте мне сравнить составы трёх пигментов, и я смогу поделиться с вами своими первыми выводами.

– Я очень сожалею, но…

– Прошу, мой друг! Мы здесь одни. Поверьте, я не собираюсь продавать в другие страны ваши секретные рецепты! Доверие между честными людьми – гораздо дороже любых денег. И я знаю цену секретам.

Фальконе медлил…

– Мне нужно сравнить только состав трёх пигментов.

– Каких?

– «Королевская синяя», «жёлтая нарцисс» и «розовая помпадур»…

– Об этом не может быть и речи, господин Дидро! – воскликнул Фальконе. – Не я хозяин этих секретов, не мне их и разглашать, рискуя расстаться с жизнью.

– Но тогда придётся рисковать жизнью вашему сыну, мой дорогой друг…

Милая Анжелика, вы знаете, что человеком движет совокупность разных мотивов. Он редко совершает поступки, вытекающие прямо из решения его воли. Возможно, я поступил аморально, но что такое мораль, когда речь идёт о судьбе любимого сына, даже если он внебрачный?

Словом, ещё не пробило полдень, как я сидел над раскрытыми книгами, изучая составы пигментов. Конечно, Фальконе следил, чтобы я не делал никаких записей, но в этом не было необходимости. Пигменты розовой и жёлтой оказались нетоксичными, а вот «королевская синяя», на основе никеля и кобальта, подтвердила мои опасения. В ней был мышьяк…

Вы знаете, что художники, пытаясь угнаться за вдохновением, могут взять кисточку в рот, чтобы все волоски её сложились в единый острый кончик. У Катрин на губах были следы зелёной краски, потому что она писала канарейку. Для получения этого оттенка она должна была смешать «жёлтую нарцисс» и «королевскую синюю», главную краску Севрской мануфактуры… Краску-убийцу… Вот только достаточно ли в этой смеси осталось мышьяка, чтобы отравить Катрин? К тому же, если мышьяк добавил муж, то он подставил бы под удар и себя, и благосостояние своей семьи… Потерять работу в королевской фарфоровой мануфактуре – значит лишиться будущего!

Кто же из всех этих людей решился перейти невидимую черту между светом и тьмой именно сейчас? У кого было мало времени?.. Напрашивался очевидный ответ.

Я встал и попросил проводить меня в комнату второй художницы мастера Томаса.

Когда я вошёл в комнату Маргариты, то обомлел. Говорят, что в случае произвольного действия работает мозг, а в случае непроизвольного – остальная часть организма. В решении убранства комнаты Марго участвовали самые разные части её тела, но только не мозг. Все стены были расписаны художницей розовыми цветами и украшены старыми бумажными веерами. Рядом с овальным зеркалом красовался портрет той, которая решала в нашем государстве все вопросы «быть или не быть» – мадам де Помпадур. Марго явно почитала главную фаворитку короля сильнее, чем могло нарисовать моё воображение. Сама художница сидела за своим столом и держала на пальце зелёного попугайчика.

– Сударыня, какие отношения вас связывали с Фальконе-младшим?

Попугайчик встрепенулся и перелетел со стола на вершину своей клетки. Когда задаёшь вопрос без экивоков, есть большая вероятность получить прямой ответ.

– Сейчас никакие. Он собирается женится… Не на мне.

– Поэтому вы и решили подвести его новую пассию под монастырь? А заодно и избавиться от главной соперницы, которой мастер Томас хотел доверить роспись новых ваз для маркизы де Помпадур?

– Эти вазы должна была расписывать я, а не Катрин…

Попугайчик снова встрепенулся и закричал:

– Катрррин-меррзавка! Катррин-мерррзавка!

Марго замахнулась веером на свою птицу, но… остановилась и повесила голову.

– Попугай прав… Я считала, что это несправедливо. Катрин пришла из фарфоровой флористики, из нас двоих настоящей художницей была я, а не она. Никто не копирует так чётко все мотивы мастера Томаса, как я… Никто не работал с ним так долго, как я!

В общем, вы понимаете, что женщину охватил самый страшный недуг, который может охватить художника. Безумие от осознания своей посредственности. Мне было жаль художницу. Зачем ей эти розы? Зачем ей Помпадур? Зачем ей сын Фальконе? Зачем ей этот хрупкий мягкий фарфор? Когда она могла бы развивать своё искусство росписи вееров, открыть свой магазин, сделать себе имя… Мир – это большая нелепость, моя милая Анжелика!

Похоже, загадка смерти Катрин разрешилась. Однако… Нет… Маргарита подбросила олеандр в курильницу, зная привычку Катрин использовать её по назначению, но вчера ночью Катрин не открывала курильницу, чтобы её зажечь. А значит не брала олеандр в руки…

В этот момент дверь в комнату открылась. Вбежал Николя, супруг покойной.

– Господин Дидро! Прошу, помогите!.. Я с самого утра не могу найти свою дочь…

Я повернулся к Марго.

– Вы проводили Мари-Анн к ней домой?

– Да, она славная девочка… Я не желала ей зла…

– Тогда куда же она подевалась?

Я велел собрать всех до единого проживающих здесь работников во внутреннем дворе, а сам взял у Фальконе-старшего связку ключей и отправился с Николя искать его дочь. Пока личный слуга Фальконе осматривал комнаты общежития работников, мы обошли выставочный зал, каждую мастерскую третьего, а потом и второго этажа, где работали скульпторы и формовщики. Наконец, мы спустились на первый этаж. Здесь находились склады с глиной, стеклом, кварцевым песком из Фонтенбло и другим сырьём, а также печи и мастерские лепников, штукатуров и гравёров. За ворота девушка выйти не могла, поэтому поиски продолжались. Так прошло ещё три часа.

Собравшиеся во дворе работники начинали роптать и говорить, что девушку унёс Белый призрак. То, что на дворе ярко светило солнце, никак не смущало эти непритязательные умы.

У меня всё больше начинал болеть живот. Казалось, что от моего внимания постоянно что-то ускользало. Казалось, что я слишком увлёкся частями, а за ними очертания общего предмета размылись.

Я решил снова подняться в мастерскую, где погибла Катрин. Труп женщины уже унесли. На полу осталась лежать только мёртвая канарейка. Какая беззащитная маленькая птичка… Я поднял её тельце и погладил пальцем крылышки… В эту минуту в голове у меня родилось одно неожиданное суждение, которое следовало подкрепить опытным путём. Я вышел в коридор. Скорее! Дымоход от камина… Я тщательно осмотрел швы между кирпичами. Вот оно! Вытащив из кармана нож нашего семейного производства, я поковырял остриём самый светлый шов. Он сразу поддался. Глина была свежей! Я подошёл обратно к двери и посмотрел на пол. Так и есть! На паркете были царапины от дверного клина! Я понёсся вниз, на первый этаж. Оставалось только молится, что Мари-Анн ещё жива!

Самая большая печь уже была заполнена формами для обжига фарфора. Проход в неё уже начали закрывать кирпичной кладкой… Я кое-как пролез туда, выкрикивая имя девочки. Внутри никого не было, но моё ухо уловило чей-то голос, похожий на стон. Меня затрясло. Где же она? Неужели я ошибся?