Читать книгу Переосмысление роли религиозного фактора в глобальных - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 3

К переосмыслению роли религиозного фактора в глобальных политических процессах приводит формирующаяся социально-экономическая среда гетто европейских городов, возрастание ее роли в формировании феномена исламизма постиндустриального времени и громкие события, произошедшие в октябре 2020 года, которые вновь заставили международную общественность вспомнить о проблеме исламского экстремизма в Европе. Первым стало убийство парижского учителя Самюэля Пати, который, выполняя требования школьной программы, демонстрировал в классе карикатуры на пророка Мухаммада. Вторым – террористическая атака в Ницце. В ответ французское правительство приняло Закон об укреплении республиканских принципов, усиливший государственный надзор над школьным образованием, работой религиозных учреждений и миграционными процессами[5].

Пока еще не вполне понятно, какие последствия будут иметь резкие и для многих долгожданные действия французских властей. Однако вряд ли проблему распространения в Европе (и во Франции, в частности) радикальных религиозных идеологий удастся решить лишь силовыми способами. Как показывает практика, меры оперативного воздействия имеют весьма ограниченный ресурс, тем более когда речь идет о сложном феномене, имеющем с некоторого времени глобальный политический характер. После американского вторжения в Ирак и миграционного кризиса второй декады XXI века на Западе начала складываться новая форма радикального ислама, которую с определенной долей условности можно назвать исламизмом постиндустриального времени (радикальный ислам эпохи постмодерна).

Характеризующими новое явление чертами являются следующие:

– приверженность адептов доктрине священной войны (газавата) и уверенность в «спасение мира» через построение глобального халифата;

– безразличие к отличиям между конфессиями и направлениями ислама (главное – быть на пути джихада);

– образ жизни носителей, далекий от религиозных стандартов, сочетающийся с презрением ко всему христианскому и западному;

– особая манера поведения (jihadi cool, jihobbyist), заключающаяся в потреблении специфического культурного и информационного продукта, создаваемого специально для «модерн-джихадистов»[6].

Данный феномен появился из синтеза криминальной культуры, очень распространенной в зонах компактного проживания мусульманских общин Европы, так называемых гетто, и радикальных религиозных настроений. Как первое, так и второе является порождением социально-политической среды западных государств, в которой остается крайне мало места для реальной адаптации мигрантов (речь здесь идет о моментах сугубо экономических – трудоустройство, стабильная работа, регулярная профессиональная коммуникация с европейцами, перспективы получения хорошего образования и т. д.).

В рамках данного текста мы постараемся исследовать социально-экономическую среду гетто, чтобы четче понять, какие именно причины привели к появлению здесь такого специфического феномена, как новое издание радикальной исламской идеологии.

О мусульманских анклавах как о реальной проблеме заговорили в самом начале 2000-х годов. Первые статьи и книги стали появляться намного позже громких терактов (взрывы в Мадриде – март 2004 года и Лондоне – июль 2005 года) и характеризовались некоторой размытостью подходов и неточностью базовых формулировок. Например, исследование Тревиса Морриса «Темные идеи: как неонацисты и джихадисты создают новый терроризм», выдержанное в духе «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха, проводит однозначную параллель между фашизмом и радикальным исламом¹. В каждой из глав книги сравниваются по две биографии, а также работы и идеи представителей исламизма и неонацизма. Замысел автора не оставляет сомнений – убедить читателей в абсолютной тождественности двух на самом деле совершенного различных идеологий.

Сборник статей под названием «Мы любим смерть так, как вы любите жизнь: моджахеды городских окраин Великобритании» хотя и констатирует усиление радикальных настроений в среде мусульманской молодежи Европы, но не касается глубоко социально-экономической природы этой радикализации[7]^[8]и т. д. Однако почти все без исключения исследователи обращают внимание на то, что очаг напряженности находится в зонах компактного проживания мусульманских общин, в так называемых гетто.

Сразу оговоримся, что использование термина «гетто», равно как и другого введенного в оборот американским исследователем Даниэлем Пайпсом no-go-zones, носит здесь определенную долю условности. Ни один ни другой не приняты повсеместно ни международным научным сообществом, ни официальными органами власти. Иногда гетто напрямую называют гетто, иногда используют более толерантные формулировки, например Zones Urban Sensible в Дании[9] или habitation a loyer modere во Франции. Таким образом, обозначаются не только «этнические» кварталы, но и просто зоны дешевого социального жилья, где концентрируются мусульманские мигранты, переселенцы из стран Восточной Европы и с Балканского полуострова.

В тексте данной работы термин «гетто» будет употребляться как слово, обозначающее районы европейских агломераций, являющиеся сосредоточением мигрантов – выходцев из стран Ближнего и Среднего Востока, а также Африки. Гетто представляют интерес как специфические территории, в которых формируется культура исламизма постиндустриального общества. Происходит это предположительно потому, что экономически и идеологически эти районы постепенно обособились от основной части европейских городов. Здесь процветают теневые виды бизнеса, активно распространяются радикальные идеи, а жители (в первую очередь молодежь) являются носителями поведенческих стереотипов, плохо сочетаемых с традиционными европейскими ценностями. Однако обо всем по порядку.