Читать книгу Дипломатия и дипломаты. Из истории международных отношений стран Запада и России - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 4

Л.М. Троицкая

В газете «Virginia Citizen» (г. Ирвингтон, штат Виргиния) 31 января 1908 г. была опубликована небольшая заметка с броским заголовком «Разрушило бы Великобританию. Женщина из Нью-Йорка выставила претензии английскому правительству на выплату нескольких октиллионов[79]»[80]. В ней говорилось, что жительница Нью-Йорка мисс Сесилия Дж. Евстафьева предъявила необычное требование к британскому правительству, на удовлетворение которого не хватило бы сегодня никаких богатств Индии. Объяснялось это якобы унаследованной истицей половины доли векселя к Великобритании, долг которой якобы с XIII в. вырос до 93 799 400 620–100 000 000 000 000 долл. США[81]. Другой наследницей являлась также американка, графиня ди Перуцци ди Медичи[82], сестра Джулиана Стори[83], до недавнего времени супруга Эммы Имес[84].

В заметке говорилось, что мисс Евстафьева была праправнучкой назначенного царем генеральным консулом в Америке Алексиса (Алексея) Евстафьева, «члена знатной семьи из Грузии, расположенной на юге России», который занимал «с честью» свой пост в течение 49 лет. Далее утверждалось: «Его сын женился на дочери итальянского посланника, графа ди Перуцци, и мисс Евстафьева их внучка. Таким образом, она является прямым потомком великого дома флорентийских банкиров Перуцци, который в XIII в. в годы Столетней войны[85] с Францией финансировал английскому королю Эдуарду III приобретение провинции Турень». С тех пор семья Перуцци будто бы каждые десять лет предъявляла британскому правительству счет процентов на долг, от которого оно никогда не отказывалось, но им «пренебрегало» как и очень многими другими британскими долгами. И теперь анонимный автор заявил, что на перевозку гигантской суммы якобы причитающихся истицам накопившихся процентов не хватило бы всех кораблей всех военно-морских флотов мира!

Эта газетная информация могла произвести сильное впечатление на прагматичный менталитет американского читателя невероятным размером старого долга Великобритании, его вероятной юридической сомнительностью. Кроме того, к содержащимся в ней некоторым биографическим фактам следовало относиться осторожно, поскольку они не соответствовали действительности, о чем будет сказано ниже. Но важно отметить, что упоминались российский дипломат, бывший многолетний генеральный консул России в г. Нью-Йорке А.Г. Евстафьев и некоторые члены его семьи.

Этот многогранный человек, его необычная судьба давно, особенно в последние десятилетия, привлекали внимание отечественных, американский и британских исследователей. В XIX в. в силу ряда причин о нем писали мало. Так, автор одной из первых заметок библиограф и библиофил С.Д. Полторацкий в 1858 г. назвал дипломата А.Г. Евстафьева русским писателем в Америке, заявив, что «мы не имеем биографических сведений» об этом человеке, кроме отрывочной официальной информации в адрес-календарях и месяцесловах о должностях и послужном росте. В 1847 г. Евстафьев дослужился до чина статского советника. Полторацкий кратко перечислил основные опубликованные в Англии и США труды дипломата, включая пьесы, поэму, перевод и т. д.[86] В 1903 г. несколько писем Евстафьева важному сановнику Н.С. Мордвинову и главе морского ведомства А.С. Меншикову были опубликованы в многотомном издании «Архива графов Мордвиновых»[87]. Довольно подробную статью, посвященную Евстафьеву, опубликовал в США в начале XX в. американский историк Л. Винер[88].

Однако еще в середине XX в. советский литературовед М.П. Алексеев называл его «ранним и забытым деятелем русско-американского культурного сближения»[89]. Постепенно исследователи обнаруживали новые важные, в том числе архивные[90], сведения о жизни Евстафьева, собирая их подчас по крупицам. К настоящему времени разные аспекты его дипломатической деятельности и усилий на поприще налаживания культурных и научных связей между Россией, с одной стороны, и Англией и США – другой стороны, довольно подробно рассмотрены отечественными и зарубежными исследователями[91]. Интерес к личности А.Г. Евстафьева вполне оправдан. Историк Н.Н. Болховитинов справедливо высоко оценил роль дипломата в развитии культурно-научных связей между Россией и Соединенными Штатами, ставя его в один ряд с такими выдающимися российскими дипломатами в США первой половины XIX в., как А.Я. Дашков, П.И. Полетика, Ю.А. Валенштейн и др.[92]

В действительности Алексей Григорьевич Евстафьев (1783–1857) не имел никакого отношения к Грузии, а являлся уроженцем Земли Войска Донского[93], учился в Харьковской духовной семинарии. Был церковником православной церкви при посольстве России в Лондоне (1798–1807). В 1807 г. он получил чин чиновника 14-го класса и причислен в качестве актуариуса в ведомство коллегии иностранных дел, т. е. стал профессиональным дипломатом, получил назначение в США, где сначала служил российским консулом в Бостоне (1808–1826), позднее – в течение долгих лет генеральным консулом России в Нью-Йорке.

А.Г. Евстафьев провел большую часть жизни в заокеанской республике, где скончался и был похоронен. Один из ведущих американских художников конца XVIII – первой половины XIX вв. Гилберт Чарлз Стюарт написал портреты дипломата и его супруги-англичанки Сары Сесилии (урожд. Гилл), на которой он женился еще в Лондоне[94].

Гилберт Ч. Стюарт (1755–1828)

Портрет А.Г. Евстафьева

Гилберт Ч. Стюарт (1755–1828)

Портрет С.С. Евстафьевой (урожд. Гилл)

Церковное, а затем дипломатическое служение Евстафьева начиналось и проходило в очень сложный период Наполеоновских войн, в которых участвовали крупнейшие европейские державы – Франция, Великобритания, Россия, Пруссия, Австрия. Косвенно или напрямую Соединенные Штаты тоже были вовлечены в этот водоворот, хотя молодая республика находилась на другом берегу Атлантического океана, недавно завоевала независимость, делала первые шаги в развитии собственной экономики, участии в международной торговле, установлении дипломатических отношений с рядом европейских государствами, в том числе и с Россией.

Волею обстоятельств и по собственному желанию А.Г. Евстафьев стал на рубеже XVIII–XIX вв. одним из активных защитников России, разъясняя англоязычной аудитории в Англии[95], а позднее в США ее интересы, возможности, знакомя с русской историей и литературой. В Лондоне он изучил английский язык и в 1806 г. перевел трагедию А.П. Сумарокова «Дмитрий Самозванец»[96]. Британский исследователь А.Г. Кросс установил, что Евстафьев являлся переводчиком биографии М.В. Ломоносова, которая была опубликована в 1807 г. журнале «Литературная панорама» под названием «Жизнь Ломоносова, прославленного поэта России»[97].

Находясь в Англии, помимо переводов Евстафьев опубликовал свою брошюру «А Key to the Recent Conduct of the Emperor of Russia» (London, 1807) о Тильзитском мире между Россией и Францией и присоединении первой к Континентальной блокаде, объясняя политику Российской империи. В 1807–1808 гг. в английском журнале «The Literary Panorama» под псевдонимами «Русский путешественник» и «Русский джентльмен» в форме шести писем Евстафьев подробно изложил собственный взгляд на историю Малороссии и Украины, запорожского и донского казачеств, роль Российской империи; весьма благожелательно писал о жизни и чертах характера украинцев, объяснял их неприязнь к великороссам страхом обмана со стороны последних[98].

Евстафьев был человеком не только склонным к поэзии и сочинительству, интересующимся театром, но и музыкальным. Так, в пятом письме в журнале «The Literary Panorama» он восхищался прекрасными украинскими песнями, сообщал, что собирает их, чтобы позднее послать коллекцию воображаемому другу в С.-Петербург, и даже опубликовал приложении ноты и слова (вероятно, в собственном переводе) одной такой песни[99].

После получения назначения 15 июня 1808 г. на должность консула в Бостоне и ряда злоключений, Евстафьев прибыл туда вместе с женой и дочерью Элизой (род. 1808 г.) летом 1809 г. Республиканские США и монархическая Российская империя были далеки друг от друга в прямом и переносном смысле слова, несмотря на некоторое внешнее сходство, проявлявшееся в обладании огромными территориями и богатыми природными ресурсами. Исследователь Дж. Шулим отмечал, что на рубеже XVIII–XIX вв. мнения американцев о России были очень скудными и основывались на ее значимости прежде всего сквозь призму отношений России с западноевропейскими державами, особенно с Францией и Великобританией[100]. В сложной международной обстановке того периода Соединенные Штаты и Российская империя проявили готовность налаживать взаимовыгодные двусторонние связи. У истоков официальных дипломатических отношений стояли русский император Александр I и президент США, один из отцов-основателей Т. Джефферсон.

Становление этих отношений проходили не без трудностей, вмешательства третьих сил, которые приходилось преодолевать. Важное значение приобретали такие социокультурные факторы, как расширение в России и США знаний друг о друге, используя при этом знакомство с культурой, историей, наукой и техническими достижениями, налаживание межличностных контактов и т. д. Начало дипломатической карьеры Евстафьева в США совпало с англо-американской войной 1812–1815 гг., нашествием Наполеона на Россию в 1812 г. и заграничными походами русской армии.

Уже в Америке в семье Евстафьева родились еще одна дочь Сесилия (род. 1811 г.) и сын Александр Алексис (род. 1812 г.). Побывавший в Бостоне в канун войны США с Англией П.П. Свиньин писал российскому генеральному консулу в Филадельфии Н.Я. Козлову: «Рекомендательные письма, мною привезенные из Филадельфии, и содействие г. Евстафьева, нашего консула, открыли мне вход во все лучшие домы бостонские и познакомили меня как с первыми богачами здешними, так и литераторами. <…> должен безпристрастно сказать, что <…> г. Евстафьев по своим талантам и поведению пользуется всеобщим уважением, достойным российского чиновника»[101]. Примерно такие же оценки деятельности Алексея Григорьевича, в том числе на литературном поприще, давал в начале 1812 г. и российский посланник в США А.Я. Дашков. Он сообщал канцлеру и министру иностранных дел графу Н.П. Румянцеву о том, что Евстафьев сочинил и опубликовал трагедию «с приложением к ней сборника анекдотов о Петре Великом[102]. Пусть та драма не свидетельствует о том, что г-н Евстафьев – любимец Мельпомены; пусть к выбору анекдотов можно было подойти более обдуманно, а фантазия моего соотечественника могла найти в русской истории более удачный сюжет; тем не менее очевидно, что он желал опровергнуть клевету, намереваясь оказать таким образом услугу своей родине. Потому соблаговолите, в. с-во, усмотреть в его произведении лишь проявление патриотизма и рвения»[103].

Эти патриотизм и рвение А.Г. Евстафьев в полной мере проявил в годы англо-американской войны (попытка посредничества России в примирении США и Великобритании потерпела неудачу) и Отечественной войны в России в 1812 г. В целом в период Наполеоновских войн зачастую отрывочные и противоречивые представления и сообщения американцев о русских основывались прежде всего на материалах прессы Англии и Франции. В США существовало множество газет, которые вели полемику друг с другом, а также с европейскими изданиями по разным внутри- и внешнеполитическим проблемам в зависимости от своих партийных пристрастий. Споры выливались иногда в «боевые действия», в частности в англо-американскую «газетную» («бумажную») войну[104]. Во Франции по мере ухудшения русско-французских отношений и во время нашествия на Россию резко активизировалась антироссийская пропаганда[105]. Американская пресса следила за событиями в России. Профранцузские и проправительственные издания джефферсоновских республиканцев, такие как «Eastern Argus», «Independent Chronicle» были уверены в победе Наполеона; после захвата императором французов Москвы газета «Aurora» «злорадно констатировала, что Россия разгромлена и, следовательно, Великобритания безнадежно увязнет в европейской войне. <…> Оппозиционные власти федералисты были уверены в неизбежном поражении Наполеона в России»[106].

Оплотом Партии федералистов была Новая Англия. Большая часть населения и местной элиты, в том числе и в Бостоне, не хотела войны США с Великобританией. А.Г. Евстафьев[107]активно включился в развернувшуюся полемику, публикуя в американской печати (зачастую анонимно) свои заметки, защищавшие российские позиции[108]. Подробно об этой деятельности уже много сказано в отечественной и американской историографии. 25 марта 1813 г. в Бостоне пышно отпраздновали победу «российского воинства» над Наполеоном, а участие в нем А.Г. Евстафьева вызвало резкое недовольство правительства США. Защищая консула, Н.Я. Козлов писал Н.П. Румянцеву, что виной такому отношению к представителю России были его «весьма удачные опровержения французских бюллетинов и отражал многие нелепые и оскорбительные параграфы демократической газеты “Aurora”, издаваемой в Филадельфии… Г-н Евстафьев почитается здесь федералистом, но сколь скоро нельзя доказать, чтоб он брал в здешних делах участие, то, какие бы ни были политические его мнения, не подлежат они розыску здешнего правительства, которое не только иностранного консула, но ни одного из своих подданных не имеет ни малейшего права понудить к перемене мыслей. Напротив того, мы имеем многие поводы жаловаться на наглость издателей здешних ведомостей, которые нередко наполнены клеветами насчет России и ее правительства»[109]. Козлов уверял, что нападки упомянутой филадельфийской газеты и ее редактора осуществлялись не без согласия федеральных властей, и советовал Евстафьеву быть осторожнее.

Во введении в своей книге «Memorable Predictions of the Late Events in Europe. Extracted from the Writings of Alexis Eustaphieve, Esquire», опубликованной в Бостоне в 1814 г., российский консул, учитывая уже имевшийся собственный британский и американский опыт, объяснял причину своих действий против многочисленных «бесчестных людей, как здесь в Америке, так и в Англии», постоянно участвовавших «в умалении и уничижении репутации русского человека и богатств России. Я отважился в одиночку выступить против этих современных голиафов; <…> хорошо знаю: они говорят так не столько по невежеству, сколько преднамеренно – по ложным сведениям, получаемым от чужеземных писателей, из коих самые благорасположенные к русским судят о них до известной степени несправедливо»[110].

Евстафьев был хорошо знаком с английской поэзией XVIII в., творчеством Байрона, эпическими поэмами американских «хартфордских остроумцев», такими как Дж. Трамбл, Т. Дуайт, Дж. Барло и другие[111]. Находясь в США, он продолжал знакомить публику, прежде всего американцев, по обе стороны Атлантики на родном для нее английском языке с историей России не только как публицист, но и как драматург и поэт. В Бостоне была поставлена его трагедия «Царевич Алексей», «утверждающая роль Петра I в развитии российской государственности»[112].

В 1818 г. там же была опубликована первая часть эпической поэмы А.Г. Евстафьева «Demetrius, Hero of Don» («Дмитрий, герой Дона», «Дмитрий Донской»), посвященная великому князю Владимирскому и Московскому Дмитрию Донскому (1350–1389). В этом произведении автор попытался представить исторические события, конструируя их в рамках дихотомии «Свой»/«Чужой» («Иной»). При этом в западноевропейском, в том числе англосаксонском, восприятии Россия олицетворяла собой скорее «Север», который сложно соотносился с культурными типами «Запада» и «Востока». Отечественный литературовед и культуролог Ю.М. Лотман утверждал, что этот «Север», с одной стороны, противостоял им обоим, а с другой – выступал как «Запад» для «Востока» и как «Восток» для «Запада»[113], т. е. был промежутком между «Западом» и «Востоком». Евстафьев стремился обратить внимание читателей на экзотический для американцев ориенталистский аспект истории средневекового княжества Московского, его весьма сложных отношений и борьбе с Золотой Ордой и Казанским ханством. Можно предположить, что выбор темы диктовался не только обращением к героическим страницам средневековой русской истории (в поэме реальность и художественный вымысел сильно переплетаются)[114], но и событиями Отечественной войны 1812 г., пожаром Москвы, а, возможно, и надеждой на историческую память американцев, которые в 1775–1783 гг. с оружием в руках завоевали независимость от Великобритании и во второй раз сражались с ней в 1812–1815 гг., пережили захват англичанами и пожар столицы г. Вашингтона в 1814 г., сумев все же сохранить независимость США.

Один из самых авторитетных на тот момент в США бостонский литературно-критических журнал «The North American Review», который был известен и в Европе опубликовал в целом благосклонную рецензию[115], тогда как рецензент из нью-йоркского журнала «The American Monthly Magazine, Critical Review»[116] раскритиковал поэму, просил дипломата поберечь здоровье и не сочинять вторую часть. Возможно, такая критика повлияла на Алексея Григорьевича, но так или иначе продолжение не последовало. Дамский журнал из Филадельфии «Ladies Literary Museum; or, Weekly Repository» (February 21,1818) похвалил поэму и ее автора за морализм[117].

Важно также обратить внимание на то, что на полках в некоторых американских библиотеках имелись экземпляры этого поэтического произведения А. Г. Евстафьева. Кроме того, по свидетельству отечественного исследователя А.Н. Николюкина, он «щедро дарил в России» эту свою поэму, многие ее экземпляры сохранились в Москве, С.-Петербурге, Одессе, причем некоторые имели дарственные надписи «Императорской публичной библиотеке от сочинителя», датированные 13 сентября 1817 г.[118]

Честно исполняя свои служебные обязанности, Евстафьев проявлял большой интерес к различным американским техническим достижениям и изобретениям. Так, в 1817 г. он привез в С.-Петербург весы для взвешивания драгоценных металлов, подобие безмена для взвешивания тяжелых грузов, модель машины для подъема кирпича при строительстве зданий, модель нового ткацкого станка, рекомендовал правительству России использовать новую машину для судоходства по каналам. В целом дипломат считал, что «из Америки можно доставлять самые лучшие <…> и полезнейшие изобретения, коими она во многих случаях превышает Англию», так как «там нет запрещения на вывоз машин и мастеров»[119]. А.Г. Евстафьев обращал внимание на американские достижения в области кораблестроения и был сильно раздосадован в начале 1840-х гг., что его, уже к тому времени генконсула в Нью-Йорке, отстранили от участия от постройки на городской верфи военного парохода и покупки корвета «Кенсингтон»[120].

Исследователи отметили большие заслуги Евстафьева в налаживании российско-американских контактов в сфере медицины; он «стал одним из первых энтузиастов гомеопатии», даже опубликовал специальную работу на эту тему[121].

Будучи истинным сыном Отечества, защищавшим его за границей всеми доступными средствами, А.Г. Евстафьев, тем не менее, не скрывал своих критических взглядов относительно увиденного в России. Побывав в родных местах в конце 1820-х гг., он был очень разочарован упадком Украины, когда-то житницы Российской империи, земли, где якобы текли «молочные реки с кисельными берегами». Теперь же он наблюдал на берегу реки Донец недалеко от места своего рождения жизнь военного поселения («военной колонии»), назвав ее смертельной болезнью, которая требует быстрого хирургического вмешательства со стороны «великодушного, мудрого и справедливого горячо любимого монарха». Дипломат пишет, что хорошо помнил Чугуев как пристанище благородных героев, а чугуевцы были раньше цветом донского казачества; ныне он призывает Н.С. Мордвинова помочь изменить «неестественную колониальную систему» и «уничтожить монстра»[122]. Это было искреннее желание Евстафьева способствовать изменению к лучшему положение земляков.

Н.С. Мордвинов высоко оценил природные дарования и заслуги Евстафьева, «которые он оказал России, как оправдание Тильзитского мира и пророчество его на великие успехи, произведенные в 1812 г. Александром I, прославившим его царствование, также сочинение поэм его, на английском языке, “Петр Великий” и “Дмитрий”»[123]. Н.С. Мордвинов сожалел, что Россия обладает еще недостаточными сведениями о США и что торговые сношения между двумя странами тоже могли бы развиваться активнее. Причиной этому он считал «великий недостаток в избрании людей, способных занимать места, посредством коих могли бы получать точнейшие сведения о внутренних устройствах ее (Америки. – Л.Т.) и о внешних ее связях»[124]. Исходя из этого, он считал деятельность Евстафьева положительным примером. С такой высокой оценкой работы Алексея Григорьевича согласился управляющий коллегией иностранных дел России К.В. Нессельроде, назвав его образованным, опытным, знающим чиновником министерства[125].

В качестве консула России в Бостоне А.Г. Евстафьеву пришлось не только выполнять свои служебные обязанности и использовать свои разносторонние таланты для налаживания научных и культурных контактов между Россией и США, но в 1824 г. даже отстаивать в суде свою честь и достоинство. Он обвинил редактора журнала «New England Galaxy» Дж. Т. Бакнигхэма в публикации клеветнических статей. В одной из них Евстафьев усмотрел насмешку над собой, хотя его имя не упоминалось, а говорилось о «представителе императора России» как о «грубом русском медведе»; в другой статье утверждалось, что Алексей Григорьевич якобы плохо обращается со своей дочерью[126].

Речь идет о старшей дочери дипломата Элизе, которая с детства была очень музыкальной и участвовала в музыкальных вечерах в Бостоне, восхищая своим мастерством публику. Вероятно, склонность к музыке передалась ей от отца, который сам хорошо играл на скрипке, аккомпанировал во время нескольких первых концертов бостонского музыкального Общества Генделя и Гайдна и 13 января 1816 г. стал его почетным членом[127]. Дж. Т. Бакнигхэм слышал игру Элизы, восторгался беглостью виртуозного исполнения, но полагал, что само по себе это будто бы не было проявлением таланта девочки. Он обвинял ее отца в излишней строгости в бесконечных занятиях музыкой в ущерб здоровью; лучше бы Элиза научилась играть простую мелодию «с действительным вкусом, чувством и экспрессией»[128]. Однако некоторые бостонские любители музыки даже сравнивали ее с юным Моцартом.

Вероятно, не случайно, находясь в Европе, ей довелось познакомиться с самим великим польским композитором Фредериком Шопеном. Она встретилась с ним в Париже в доме американского банкира С. Уэллеса. По словам самой Элизы, ее близкое знакомство с Шопеном состоялось уже после замужества[129]. Композитору очень понравился муж Элизы, он часто обедал в доме посла, а потом мадам Перуцци и Шопен музицировали дуэтом на двух фортепиано. Она также вспоминала, что была знакома с великим Н. Паганини и однажды супруги пригласили его послушать игру Шопена[130]. В связи с началом в ряде стран революций 1848–1849 гг. чета Перуцци вернулась в Тоскану.

Через свою среднюю дочь Сесилию (1811–1843) А.Г. Евстафьев породнился с состоятельным купеческим семейством Тарди из г. Нью-Йорка. Ее мужем стал Джон Альфонсо, сын главы семейства Джона Г. Тарди, имевшего швейцарское происхождение[131].

Сын А.Г. Евстафьева Александр Алексис, как отмечает историк В.Н. Пономарев, сначала тоже был дипломатом и в 1828 г. причислен сверх штата к генеральному консульству России в г. Нью-Йорке. После самовольного получения гражданства США его исключили «из службы» и лишили в России всех прав состояния[132]. В 1832 г. А.А. Евстафьев переехал в г. Буффало (штат Нью-Йорк), затем некоторое время работал в городах Детройт и Нью-Йорк, занимаясь банковской и брокерской деятельностью. В 1848 г. он вернулся в Буффало и стал работать в сфере страхового бизнеса, особенно в области страхования судов. Нельзя не отметить, что в середине 186о-х гг. на Великих озерах в районе Чикаго один из буксиров водоизмещением 23 тонны, построенных компанией братьев Джона, Уильяма и Дэвида Дональдсон, был назван «А.А. Евстафьев» (позднее переименованный в «МакКормик»)[133].

Его первой женой была уроженка Лондона, переехавшая в США в 14-летнем возрасте, Эмили Уилсон (1819–1872). В этом браке родились два сына и четыре дочери. Второй женой А.А. Евстафьева стала американка Сара У. Карпентер (1836–1892); в 1877 г. у супругов родился сын. Долгие годы А.А. Евстафьев являлся прихожанином Епископальной церкви.

В заключение следует отметить, что деятельность российского дипломата А.Г. Евстафьева в Англии, и особенно в США, в первой половине XIX в. была многогранной. Работая в годы Наполеоновских войн и позднее, он приложил много усилий в развитие разнообразных межгосударственных культурных и научных связей, защиту интересов России и добивался несомненных успехов. Несмотря на возникавшие подчас трудности, А. Г. Евстафьев снискал уважение не только со стороны властей, но и самых разных людей по обе стороны Атлантики. Обстоятельства сложились так, что большую часть жизни дипломат провел за границей, но старался по мере сил познакомить британцев и американцев с историей России и современным состоянием дел, разрушал сложившиеся стереотипы, помнил о своей малой родине. Можно также предположить, что благодаря своей дочери, графине Перуцци, семья А.Г. Евстафьева была связана с Италией, а вторая дочь и сын уже практически стали американцами. В целом думается, что следует продолжать изучать деятельность этого замечательного человека и его потомков, по возможности расширяя поиск новых архивных документов и вводя их в научный оборот.