Читать книгу Журнал СовременникЪ № 9 - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 8

– Станция «Щёлковская». Конечная. Поезд дальше не идёт, просьба освободить вагоны, – убедительно произнёс женский радиоголос, пассажиры начали вываливать на перрон, не прекращая своих важных дел: листания лент в телефонах, рассылки месседжей, самоутверждения в разного рода чатах.

Я тоже вывалилась из последнего вагона, почапала по лестнице вверх и за выходом притормозила – дождалась, когда Вишня мимо меня прошла. И Снулый за ней. Как и вчера. Как и позавчера. Я сзади пристроилась через пару человек. Вообще-то я всегда за Вишней иду, нам по дороге. Топаем по 9-й Парковой, только она направо вскоре сворачивает, а я дальше иду до своего «Импульс-банка». Вот только раньше между нами Снулый не вклинивался.

Так, стоп. По порядку надо. От печки плясать. А то ерунда получается.

Обращали внимание, как люди себя в вагонах метро ведут? Все в свои смартфоны утыкаются. Ну, кое-кто – в книги. Книга – тоже гаджет: прямая доставка информации в мозг через глаза, без кабеля и блютуса, без USB и других разъёмов, без подзарядки и техобслуживания. И модель не устаревает. Те, у кого телефон разрядился и книжки нет, просто выключаются, колышутся бессмысленными водорослями. Взгляд вовнутрь, вокруг ничего не замечают.

Только не я. Обожаю на людей смотреть, сортировать их, делить на кучки, самых интересных в копилочку складывать. Не читаю в метро, не могу, чтобы буквы перед глазами туда-сюда елозили. Поэтому обычно в уши втыкаю книжку или музычку. И пялюсь себе по сторонам. Я на работу – а это первая моя работа после института – уже пятый месяц езжу по этому маршруту: на Молодёге сажусь, на Щелчке вылезаю. На всё про всё мне от дома до офисного кресла – час, поэтому в 08:08 утра я уже спускаюсь под землю. И топаю к последнему вагону.

Представляете, каждый день в одно и то же время я иду мимо желтоватых колонн «Молодёжной». И не я одна. Тут постоянных посетителей хватает. Я уже многих запомнила. Когда подхожу к павильону, там на улице всегда стоит тётка. Она по понедельникам и средам стоит, подругу ждёт. Тётка высокая, сухая, чуть сутулая, лицо узкое, с седыми кудельками по краям, – Афганская борзая. Она очень пунктуальная. Как я. Я в восемь ноль пять прохожу, она всегда на месте. А вот подруга её, мелкая толстушка, является, когда ей заблагорассудится, то раньше, то позже. Она летом, когда жара была, в смешных платьях ходила – куски льняного холста, серого, замахрившегося с краев, друг на друга нашиты – мама говорила, раньше так посылки зашивали. Ей бы ещё надпись синими чернилами через пузо: «Куда: Караганда».

Ещё парень один частенько одновременно со мной в павильон заходит. Блондинистый такой, симпатичный. Этот всегда к полицейским, что у турникетов дежурят, подходит, здоровается или хотя бы издали рукой махнёт. Или сам из ментовки, или соседи с одного двора.

Борзая с Посылкой, Мент и ещё некоторые встречаются мне частенько, но не каждый день, и куда они в метро деваются, не знаю, растворяются в плотной массе, набивающейся в вагоны, и исчезают. Но есть у меня и попутчики. Этих я особо выделяю. Они, как я, любители последнего вагона. Их я объединяю в особый клуб. Они всегда здесь. Каждое утро. Конечно, я могу кого-то пропустить: уехал на предыдущем поезде или прибежит на следующий. Но всё равно это Клуб последнего вагона. В клубе, кроме меня, трое.

Зритель – толстый очкарик лет тридцати, он всегда пялится в смартфон, там у него кино или какие-нибудь видосы, в ушах чёрные блютусовские фасолины. Он ничего и никого не видит, кроме бегущей под носом картинки.

Чтица – тётка самая незамысловатая, как кассирша из «Пятёрочки», с потёртым коричневым шоппером под мышкой. Вот она сядет, если повезёт, или прижмёт зад к полусиденьям-поджопникам, если вагон новый, или просто в угол у дверей забьётся и сразу книжку вытащит. Подержит её закрытой так, чтоб рядом стоящие могли название разглядеть, откроет по закладочке и начнёт читать с таким важным видом, будто она раввин в синагоге и перед ней не иначе как Тора. Книги у нее и правда всегда замысловатые – что-нибудь вроде «Искусства пофигизма» или «Тайн твоей кожи» – самообразовывается, не иначе.

И Вишня. Эта – девчонка совсем, или в колледж едет, или студентка-первокурсница. Она тоненькая, а куртка у неё пузырём, дутая, бордовая, и зелёный рюкзачок листиком на спине. Глаза карие, круглые, волосы чуть ниже уха, прямые, крашеные в бордово-краснодеревый цвет, чёлка до бровей. Вишня и есть. Она всегда в своём смартфоне, двумя большими пальцами экран массажирует, листанёт пару раз

и опять быстро-быстро стучит, чатится. И жвачка во рту, нет-нет, пузырь и надует, розовый.

Это только для меня они одноклубники. Уверена, друг друга они даже не замечают. Не все же такие любопытные, как я.

Зритель на Курке вываливается. Чтица – на Семёновской. И только Вишня катит вместе со мной до упора.

А позавчера в мой клуб ещё один добавился. Такой, знаете, мужичок самый никакущий, неприметный. Серый плащец, серый кепарик. Сам замедленный, тухловатый. Глаза почти бесцветные, блёклые, ресницы светлые, их и не видно. Взгляд неподвижный, как пруд. Снулый. Только вдруг раз – глазки из-под козырёчка зыркнули, будто рыбья спинка серебром просверкнула. И опять неподвижность заболоченная. Не скажу, что сразу на него внимание обратила, что подозрительным показался. Просто мы все, кто последний вагон ждёт, на перроне и между колоннами сгрудились, а этот у противоположного ряда тусуется. Будто ему в другую сторону. А как наш поезд подошёл, он сразу за мной и заскочил. Просто-таки задвинул меня внутрь. Поэтому и запомнила.

Потом я от него отвлеклась и снова заметила только после финальной приговорочки: «Станция «Щёлковская». Конечная. Поезд дальше не идёт», – и так далее. Топаю себе, никого не трогаю, мимо меня Вишня просквозила, а за ней и Снулый. Но и тогда я не взволновалась. Лишь когда девчонка в свою сторону свернула, а Снулый, чуть поотстав, тоже, я и подумала: «Уж не следит ли он за ней?» Но в детектив мне играть некогда, меня работа ждёт.

На следующий день всё повторилось: Вишня, от смартфона не отрываясь, впереди меня топает, этот серый за ней.

И сегодня. Ну вот что мне делать? Вот сейчас Вишня свернёт к себе, не знаю куда, а мне прямо надо. Мне опаздывать нельзя, у меня только-только испытательный срок закончился. Моя начальница, видно, долгом чести почитает меня пасти, даже с обеда не моги на пять минут позже явиться, сразу козью морду корчит, так смотрит, будто я на панель шлюшничать бегала. А уж с утра припоздниться – немыслимо, разврат и падение нравов.

Но когда эти двое направо свернули, ноги меня сами за ними понесли. Прошли мы метров сто пятьдесят, и тут вдруг Снулый во двор шмыгнул. Вишня прямо топает, а он исчез, скрылся. Что же получается? Фигню на постном масле развела? Не было никакого преследования, просто попутчики? Я колом встала. Чёрт, зря время потеряла, теперь точно опоздаю.

Не зря.

Опять же вдруг (а как ещё?) навстречу Вишне выбегает из-за угла Снулый. Резво так несётся, прям тоже на работу опаздывает. И на всём скаку плечом девушку толкает. А она ж его и не видит, она ж в интернете витает, идёт как слепой по навигатору. От толчка Вишня телефон выронила и сама заваливаться начала. Но этот её подхватил, не дал упасть. Подхватил, на ноги поставил, телефон, отлетевший на пару метров, подобрал, в руки ей сунул – улыбается, ладони к груди прижимает, извиняется. И дальше бежать, некогда, мол, простите засранца. Так мимо меня и прорысил.

Стою, башкой верчу: вон Вишня телефоном по ладошке стучит, он у неё, похоже, того, от падения схлопнулся, вон Снулый – он далеко-то не убежал, за деревом остановился, а как девчонка дальше пошла, он опять за ней. Хорошенькое дельце?! Он зачем на неё наскочил? Чтобы телефон ей испортить? А откуда он знал, что тот сдохнет? Ладно, все пошли, и я пойду следом.

Короче, Вишня в колледж шла. Там ещё раз свернуть, теперь уж влево, и колледж – желтоватое, цвета итальянского травертина, здание, туда молодняк подтягивается к калитке. Ну и эта туда же. А Снулый мимо и по 5-й Парковой пошёл. И тут прямо к его ногам подъезжает фургончик небольшой, на борту «Сменные ковры» написано. Я свой айфон, как револьвер из кобуры, выхватила. Зачем? Селфиться! Самое время. У нас идиоток, готовых у каждого столба фоткаться, хватает. На них никто внимания не обращает. Привыкли. Вот и я туда же – рожицы счастливые корчу, в экранчик улыбаюсь, ручкой машу или козу показываю, с места на место перехожу. А у самой видео включено – я этих, которые с фургоном, снимаю так, чтоб номер влез.

Снулый в пассажирское окно сует знаете что? Розовенький Вишнин телефончик. И ещё какую-то карточку, типа банковской. А принимает это хозяйство другой мужик. Вот он забрал всё у Снулого, и тот сразу прочь двинул в сторону метро. А мужик вылез из фургончика – телефончика у него в руках уже не было, а карточка была, он её в карман куртки – и пошёл к воротам колледжа.

Я заметалась, куда мне теперь: за Снулым бежать, посмотреть, в какие дали его черти уносят, или за Пуделем? Тот, что за Вишней в колледж потопал, он на пуделя похож – ножки тоненькие, курточка замшевая песочного цвета и такие же песочные кудряшки на макушке, а виски коротко выстрижены – вылитый пудель.

Ладно, Пудель девчонку среди людей не сожрёт, а Снулый потеряется – за ним пойду. Только надо имидж сменить, наверняка они идиотку в розовом плащике заметили. Плащ снять и в сумку, хорошо, что я с собой холщовую торбочку таскаю: не люблю пакеты в магазинах собирать – за экологию борюсь. Плащ в торбу, в пиджачке не замёрзну, волосы, в строгий офисный пучок скрученные, распустить, и платочек фирменный банковский с шеи долой. Готова! Побежали! И думать на ходу: Снулый на Вишню налетел – телефон у нее выбил – поднял – отдал – тот не работает. Значит, он ей другой отдал, такой же, в таком же чехле, но мёртвый. И карточка… Это, наверно, для прохода. По ней Пудель пройдёт вместе с толпой, никто внимания не обратит – начало учебного года, может, это новый преподаватель. Там Пудель к Вишне пристанет, будет ей что-то петь, а она не сможет позвонить, проверить информацию. Ой, не за Снулым надо бежать, а в полицию. А что я им скажу? Видос свой покажу? Так на нём криминала никакого нет. Ну фургончик, ну мужики… Кстати, что там с номером этой машинюшки? Дай-ка я Виталику звякну. Виталик – мой сосед по офисному пространству. Он на той неделе машину покупал, хвастался. Я его тогда спросила:

– Вит, а ты на «Авто. ру» свой драндулет пробивал? А то, может, он с историей.

Он заржал:

– Я его на «автоГРУ» пробил. У меня дядя в полиции служит, он мне мою ласточку до седьмого колена пробил, по всем её бывшим: где родился, где крестился, с кем водился. Так что будь спок.

Набираю Виталю, так, мол, и так, машинку хочу взять, пусть дядюшка твой пробьёт, только побыстрее, а то предложение очень сладкое, уйдёт.

Он мне:

– Какая марка-модель?

– Ой, Вит, не знаю, красненькая такая, я тебе номер скажу, – пусть думает, я идиотка, не жалко. – Цена уж больно лакомая, если срастётся, я тебе на сдачу коньяк куплю французский. Лады?

Заодно начальнице брякнула: заболела, мол, не приду, больничный у меня. Чтоб не думала, что в эскорт-услуги подалась.

В общем, пока я с телефоном общалась, мы до метро добежали: и Снулый, и я за ним метрах в трёх. Он на станцию – я за ним. Он через весь перрон топает – я за ним. Поезд подошёл, тот, который к центру идёт, но Снулый в него не сел, дальше по перрону идёт. Дошёл до самого конца, а там раз, плащец свой скинул и за последней колонной с той стороны, где поезд в тупик уезжает, бросил, а сам неприметную дверку в торце перрона отпер и туда нырк. Всё! Исчез, как Царевна-лягушка, мне только шкурку сброшенную оставил. Вот и умничка, может, на ней потожировые – «След» все смотрели, знаем: это круче отпечатков пальцев, от своих потожировых не отвертишься. Я шкурку Снулого-перевёртыша подхватила и по-быстрому в торбу вместо своего плаща сунула.

Вот зачем он разделся вдруг, зачем плащ выкинул? Хотя я б такой тоже выкинула – дешёвка с китайской барахолки. Если он так лихо в стену ввинтился, значит, он в метро где-то внутри работает. Под плащиком у него, кстати, куртка рабочая синяя обнаружилась, а поверх – оранжевый жилет. А от плаща избавился, чтоб никто не понял, что его не было на месте, что он по улице бегал: «Кто бегал? Я все время здесь был, на другой участок отлучался».

Что дальше? Надо в полицию идти, сдавать эту компанию. Полиция как раз напротив моего «Импульс-банка», слегка наискосок.

Я уже почти пришла в полицию-то. И тут Виталя прорезался:

– Алё, бери, не сомневайся, чистая твоя «Шкода Йети». Молодой трёхлеток. И хозяин один, Пупышев Николай, восемьдесят третьего года рождения. Коньяк не зажиль, Дашка.

А-а-а, я ж не представилась до сих пор. Ладно, это чуть позже. Но вы поняли, Дашка – это я.

А про машину услышали? «Шкода»! Легковушка. Никак не фургончик. Значит, номера на нём левые. Ну это вообще нынче ни разу не проблема. Например, какой-нибудь гусь скрутил со «шкоды» господина Пупышева номера и записочку под дворник сунул: «Переведи пять тонн вот сюда, и будет тебе счастье и номера твои взад», а Пупышев не повёлся, пошёл в ментовку, черканул донос, что номера свинтили, и получил новые. Гусь тогда, чтоб работа не пропадала, продал Пупешевы жестянки кому-нибудь. Так они на фургончике и оказались. Ну или ещё как-то.

Влетаю в холл полицейского участка. Если честно, я не так часто в полиции бываю. Ну паспорт получала, было дело, но там отдельное помещение. Кино-то все смотрели, все знают: должен быть дежурный. За окошечком сидит дама за сороковник в погонах с тройкой звездочек на каждом. Это много или мало? Что б я ещё разбиралась. Может, она – настоящий полковник. Мимо дамы не проскочишь, турникет, за ним стена с двумя дверями. Я к окошечку:

– Здрасте, меня обокрали…

Дама мне:

– Заявление пишите.

– Вам?

– Вы пишите, – суёт мне ручку и бумагу, – я сотрудника приглашу, он с вами побеседует.

Мне писать ерунду некогда, у меня время – цигель-цигель, ай лю-лю – у меня там с Вишней беда. Я и говорю:

– Я писать не могу, у меня глаза закапаны, расплывается всё. Давайте вашего сотрудника, я в устной форме заявлюсь, а он запишет.

Она телефонную трубку сняла:

– Степан, свободен? Выйди. Тут по твою душу.

И из двери выходит Мент. Ну тот парень, которого я на Молодёге заприметила. Это ж надо, какие повороты сегодня моя лошадь выписывает!

– Пойдёмте, – говорит Мент и турникет мне своей картой открывает.

Привёл меня в кабинет, уселся, представился невнятно: «Степан Какойтович Какойтов, старший лейтенант», – и давай сразу на бланке таком большом, A-четвертого формата писать.

– Фамилия, имя, отчество. Место жительства. Паспорт у вас с собой?

– Нету паспорта, – руками развожу, – не подготовилась. Вот есть карта банковская, в смысле открывашка для прохода. Ну как у вас. Тут на ней фотка и ФИО, – сую ему свою карточку под нос, – Семирадова Дарья Дмитриевна.

Ну вот, наконец, я и представилась. Фамилияу меня красивая – Семирадова. Вот выйду замуж за какого-нибудь Пупышева, менять жалко будет. Правда, в школе как только меня не дразнили: и Семидурова, и Семихренова, и даже Семифалова. Но это уже, слава богу, проехали.

Мент, не отрываясь от бумажки:

– Что у вас украли?

– Ничего, – говорю.

Он голову поднял. Чего ж я ему её морочу?

Я ему говорю:

– Слушайте, давайте я вам сейчас всё расскажу, а вы не перебивайте. А когда я закончу, вы решите, спятила я совсем или нет, – и сразу без паузы, чтоб он меня не выгнал. – Я в метро не читаю и в телефон не пялюсь, я по сторонам смотрю. И память у меня на лица отличная. Вот вас я знаю, вы на Молодёге в метро садитесь. И ещё к полицейским у турникета подходите поболтать. Я сразу решила, что и вы мент. И угадала. Так вот, дело такое…

И дальше про Вишню, про Снулого, про Пуделя, про фургончик с левыми номерочками. Видео ему своё показываю. И плащ предъявляю.

Он дослушал и говорит:

– Телефончик ваш можно? Вы тут подождите, я сейчас, – и с моим айфоном ушёл.

Его минут десять не было. Потом вошёл и сразу мне:

– Пойдёмте в колледж, найдём эту вашу Вишню. Вы же её опознаете?

Ещё бы мне Вишню не опознать!

На машине поехали. Жаль, без мигалки и кря-калки. Да вообще просто цивильная машина была, без ничего.

Но Вишню я не опознала. Сунулись к мужичку, что там проход сторожит. Я ему девушку описываю, такая-разэдакая. Смотрю, у него в глазах понимание прорезывается:

– А! Дак это Прохорова с третьего курса. Дак нет её. Она сегодня с утра тут у турникета без карты прыгала, потеряла, грит. А у меня приказ: без пропуска не пропускать. Но я пустил, я ж их всех знаю. Но только занятия начались, Прохорова обратно бежит, грит, у ней что-то дома случилось, отпустили её, грит. Ну, раз отпустили, я чё, я пропустил. Так что ушла Прохорова.

Это что же получается, пока я, язык на плече, за Снулым неслась, Пудель к Вишне подкатил и насвистел, что у неё там все в аварию попали, из окон повыпадали, «кротом» потравились, она и понеслась, телефон-то в отключке. Выскочила на улицу, а тут фургончик гостеприимно распахнут: «Сюда пожалуйте!» – затолкали девчонку, в сменные ковры замотали и увезли. Может, и убили уже.

Я как заору на Мента, на Степана этого Какойтовича:

– Чего стоите-то! Давайте план «Перехват» включайте, что там у вас делать полагается. Спасайте Вишню!

Он спорить не стал, сразу в телефон наговаривать начал, от меня отодвинувшись. А потом и вовсе убежал, в машину впрыгнул – и ту-ту.

А я на метро и домой, вроде я на больничном.

На следующее утро решила, что целый день буду калсарикяннить. Это когда в пижаме в одиночку выпиваешь дома, финны придумали. Выпивала я, правда, в основном чай, но коньячку туда плеснула, чтобы соответствовать финским традициям. Вдруг звонок в дверь. Кого бы это нелёгкая? Кто у нас в гости без созвона является? Только воры-бандиты или менты. Мент и оказался – вчерашний Степан Какойтович. При букете сизых, как баклажаны, астр и тортике «Муравьиная куча». Я, как ослик На в день рожденья, спрашиваю, опешив:

– Это все мне?

Кивает, улыбаясь:

– Ага. Это вам, Дарья Дмитриевна, за помощь полиции.

Подхватываю на лету:

– В поимке особо опасных преступников?

Опять кивает:

– Типа того.

– А где медаль, часы с гравировкой, именной пистолет и диплом? Ну хоть что-то из списка? Жалко было, да?

Он голову опустил, знаете, так бычок рожки выставляет, а у этого Степана и правда «рожки» – на кудлатости нестриженной над висками два завитка в разные стороны.

– Я вчера, гражданка Семирадова, ваши показания не записал. Давайте уж сейчас запишем.

Вот прямо сразу и гражданка. Обиделся.

Записал он мои показания и от чая с коньяком не отказался, и от тортовой кучи я ему здоровый кусман отвалила. Букетом закусывать не стал, врать не буду. О вчерашних событиях, тех, которых мне не досталось, Степан особо не распространялся, но кое-что я из него вытянула.

– Киднепинг? – спрашиваю.

– Скорее шантаж, – отвечает.

В общем, Вишнин отец, Прохоров, он какой-то чиновник, достаточно высокого полёта. И некие плохиши хотели, чтобы он бумаги подписал, чтоб им, значит, корзина печенья и бочка варенья отвалились. То ли госзаказы, то ли ещё какие сладости. А Прохоров не подписывал и денег не хотел. Ну они и решили на других клавишах Монтану сбацать.

– А чего это, – говорю, – чиновничья дочерь в свой колледж на метро мотается через полгорода, а не на «мазерати» с шофёром и группой поддержки в чёрных костюмах?

– На детский «мазерати» папаша-Прохоров не сбился, решил, что и на метро неплохо.

Прям фантастика, правда?

Вишня по-прежнему мотается на метро, и я тоже. Да, помимо баклажанного букета и муравьиного тортика мне с этой истории ещё один бонус откололся. Теперь по утрам мы со Стёпой едем на свои рабочие места вместе. Жаль только, после фразочки «Станция «Щёлковская». Конечная…» расставаться приходится. Но ведь это только до вечера.