Читать книгу Историческая память и диалог культур. Том 2 - Коллектив авторов - Страница 6
CЕКЦИЯ 2
СОДЕРЖАНИЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ
П.И. Гайденко
ЦЕРКОВНАЯ ТИТУЛАТУРА В ДОМОНГОЛЬСКОЙ РУСИ: ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ
ОглавлениеОпределение места епископата в восточнославянском обществе и особенно уточнение этого места в древнерусских элитах Киевской Руси поднимает вопрос о комплексе светских прав, какие могли усвоить высшие церковные чины того времени. На то, что епископы обладали таким ресурсом, указывает употребляемое в отношении ряда архиереев именование «владыка». Принято считать, что такое обозначение της», несомненно имевшего епископов является калькой с греческого слова «δεσπο не только церковные, но и светские корни и обозначавшего «обладатель, хозяин, распорядитель, властитель, верховный правитель и государь». Однако при оценке указанного именования епископа пока не совсем понятно, из какой именно среды был заимствован данный титул: из светской или (и) церковной. При этом нельзя исключать и того, что он мог возникнуть под воздействием различных канонических и юридических влияний, в результате сопоставления статусного положения епископа с положением других представителей высшей церковной и светской власти на Руси и в Европе. Более того, появление титула «владыка» может быть рассмотрено как следствие переосмысления места и роли епископа в церковной организации и в древнерусском обществе.
Сложность ситуации заключается ещё и в том, что в церковной истории практически не поднимались вопросы церемониального характера. Практически не изучены ни порядок, ни способы отношений и обращений в церковной среде Древней Руси. Важность этой стороны жизни официальных лиц, к которым в равной мере могут быть отнесены и высшие духовные чины, самоочевидна. Титул представляет собой одну из официально закреплённых форм обращения к человеку, исполняющему определённые функции, занимающему особое общественное место и несущему известную ответственность за свои поступки. Одновременно титул выступает маркером, позволяющим безошибочно определить роль и место носителя в социальной среде и государственном механизме, а также круг его прав и обязанностей.
В христианском мире Владыка – одно из божественных имён. Поэтом обладатель этого титула в известной мере может рассматриваться как лицо, наделённое некой божественной санкций, возводящей его власть к власти Владыки Небесного110. Одним из источников появления данного обозначения епископов могли быть литургические обращения к епископу. Например, подобное обращение присутствует в пении архиерейского «многолетия» или постоянных обращениях к епископу: «Благослови, Владыко». Впрочем, здесь не всё однозначно, потому что указанное обращение в Евхаристическом каноне предполагается и в адрес обычного священника. Но даже, если источником титула могла стать литургия, то всё равно необходимо разобраться, насколько такой перенос литургической практики в светскую жизнь мог быть оправданным и допустимым.
Прот. Владислав Цыпин высказал мнение, что в домонгольской Руси употребление имени «владыка» имело «неофициальный характер»111. Действительно, в таком случае многие стороны морально-этического и канонического свойства, связанные с переносом сакральных элементов в область профанного были бы решены. Однако данная точка зрения видится сомнительной. Во-первых, использование указанного обозначения епископов в домонгольской Руси было не повсеместным и имело ограниченный характер. Оно зафиксировано только в отношении архиереев двух кафедр: Новгородской и Владимирской (на Клязьме). В описанных обстоятельствах заслуживает внимания тот факт, что летописание не сохранило ни одного известия, чтобы кто-либо из архиереев домонгольского периода какой-либо иной епископии кроме Новгорода и Владимира именовался подобным образом не только со стороны князя, но и со стороны церковных лиц. Лишь единожды обращение «владыко» было адресовано к митрополиту. Этот эпизод связан с деятельностью митрополита Иоанна II. Сообщение донесено в претерпевшем существенные поздние правки Печерском патерике112. Однако интерпретировать этот нюанс в отношении митрополита Иоанна, имевшего знатное происхождение, обладавшего титулом «протисинкела»113 и пользовавшегося огромным доверием Всеволода Ярославича114, крайне трудно115. Во-вторых, этот титул имел особое значение и его носитель наделялся крайне высоким положение и даже священным положением в городском сообществе. Так, например, обращаясь в 1229 г. к новгородцам, князь Михаил произнёс: «несть лепо бытии граду сему безо владыце». Но более примечательно решение новгородцев в споре между архиепископами Митрофаном и Антонием (1219) за новгородскую кафедру: «Идита к митрополиту, да кого нам послеть, то намъ владыка» 116. Конечно, вопрос в тот год стоял о выборе архиепископа, но в городе уже было два архиерея. Поэтому перед горожанами стоял важный вопрос о том, кто из архиепископов станет «владыкой», носителем власти, а кто должен будет отказаться от притязаний и удалиться.
Впрочем, не трудно заметить, что использование данного обращения имело адресный характер, и, возможно, отражало реальную власть конкретных архипастырей. Из владимирских архиереев «владыкой» в раннем летописании был назван только Феодор. Автор известий о ростовском епископе не скупился на эпитеты и нелестные характеристики в адрес ненавистного архипастыря и уничижительно называл его «Фодорцом». И всё же при этом летописец сообщал о Феодоре как о «владыке» 117. В более поздний период, во время осады Владимира татарами местный епископ Митрофан (1238) также именовался «владыкой той области»118. Вероятно, это связано с обстоятельствами событий и действиями архиерея, употреблявшего всю полноту своей епископской власти.
Ситуация с Новгородом видится более сложной. Одно из первых употреблений здесь титула «владыка» связано с именем епископа, а позже архиепископа Ильи (1167/68). Сообщая о возведении епископа Ильи в сан архиепископа, Новгородская первая летопись помимо всего приводит следующее известие: «и повелено бысть владыце архиепископьство митрополитомъ»119. Очевидно, носители епископского сана в Новгороде и ранее обладали «владычным» статусом. Вероятно, такое положение дел стало складываться при архиепископе Нифонте. А при Илье, по мере окончательного закрепления за новгородской кафедрой архиепископского статуса, титул в полной мере вошёл в употребление в качестве особого, отличительного права новгородских архиереев. И в этом отношении пример Ильи показателен, поскольку «владыкой» он считался уже до возведения в архиепископы. Этот новгородский архиерей, вероятно, совопрошатель Кирика120, действительно обладал значительной властью не только в церковной, но и в светской среде, о чём можно судить как по совершённым в период его святительства строительным работам, так и по тому, что именно при нём новгородцы вновь добились архиепископского сана для своего архиерея, правда, заплатив за это в Киев, князю Ростиславу и митрополиту Иоанну, при которых особенно расцвела церковная симония, значительную мзду121.
Подобным образом «владыкой» до возведения в архиепископство был назван преемник Ильи, игумен Дионисий. В дальнейшем подобное именование архиереев Новгорода становится привычным. Следующий архиерей с именем Илья упоминается в качестве «владыки» несколько раз. Он поименован «владыкой» под 1180 г. в известии о закладке каменной церкви в монастыре Благовещения и под 1182 г. в сообщении об окончании строительства надвратной церкви Богоявления. Наконец, Илья назван «владыкой» в известии о его смерти и погребении (1186). Аналогично именовались и иные архиепископы: Гавриил, брат Ильи (1191, 1192), Мантурий [Мартирий] (1194, 1195, 1196, 1197, 1200), Митрофан (2001, 1202, 1220, 1222) и Антоний (1225, 1226, 1228)122. Все перечисленные случаи упоминания титула «владыка» связаны с торжественными событиями, имевшими официальный и знаковый характер.
Затрагиваемая проблема поднимает не менее интересные вопросы, которые до сих пор не получили ответов в историографии: как обращалось духовенство друг к другу? какими были формулы таких обращений? Более того, интересно определить, как обозначался архиерей в древнерусских письменных источниках. Поиск ответов на заданные вопросы нуждается в самостоятельном исследовании. Вместе с этим предварительные наблюдения в отношении митрополитов и архиереев позволяют сделать следующий во многом ещё «сырой» вывод. Если каноничность власти архиерея вызывала сомнения или была спорной, то его имя, как правило, не сопровождалось указанием сана123. Но при обычном упоминании архиереев их чаще всего отмечали с указанием кафедры124. В этом отношении примечательны агиографические тексты, в которых «добрые» архиереи именуются с прибавлением «святитель», а недостойные – лишь согласно их сану или без указания сана или имени125.
Применительно к рассматриваемому времени титул «владыка» встречается только в летописании и актовых памятниках, что свидетельствует в пользу официального значения такого обозначения епископа. Впрочем, названные источники и в том числе агиографические тексты, как уже было сказано, использовали и иные способы именования архиереев: по городам, в которых располагалась их кафедра, согласно сану, «мужем», что подчёркивало благородство происхождения126, или же назвали «святителем», акцентировав внимание на сакральной стороне архиерейского служения.
В связи с определением значимости титула «владыка» представляет уточнение круга отличительных прав и полномочий обычного епископа от того комплекса административно-правовых ресурсов, какими обладал епископ-владыка.
Круг канонических и иных возможностей новгородских архиереев хорошо изучен. Он включал в себя не только сугубо архипастырские богослужебные и судебно-административные права, но и такие специфические полномочия, как участие в управлении городом и контроль в сфере торговли127. Последнее обстоятельство особенно интересно. Устав князя Всеволода действительно наделял церковь существенными контрольными правами в области торговли. Более того, новгородский архиепископ в обозначенном уставе именовался «владыкой» 128. В дальнейшем данное представление об архиепископе вошло в международные торговые соглашения Новгорода. В.Б. Перхавко обратил внимание на то, что с начала XIV века в преамбулах международных договоров Новгорода использовалась не только обычная формула «от архиепископа новгородского», но и иной вариант отражения властных полномочий местного архиерея – «благословение от владыки». Поэтому можно утверждать, что указанная особенность оформления договоров подтверждает принципиальную важность титула «владыка». Учитывая, что с XII в. большинство новгородских святителей были избираемы самими горожанами, что так и не смогло закрепиться за иными епископскими кафедрами129, и в итоге неподсудны без согласия Новгорода Киеву, можно заключить, что власть новгородских архиереев приобрела особый ореол, а именование «владыка» величайшую ценность.
Впрочем, уже в следующие столетия рассматриваемый титул получил более широкое использование. Так, например, в XVI в. ростовский архиепископ Алексий подписывался как «смиренный архиепископ Ростовскый и Рославскый Белозерскый владыка Алексей»130. Но даже по прошествии трёхсот лет применённая формула архиерейского титула не позволяет видеть во «владыке» некий обычный синоним епископского сана и «неофициальную» форму обращения.
Подобный круг прав епископа-владыки хорошо прослеживается и во Владимире в период епископства Феодорца. О широте власти этого архиерея свидетельствует не только независимость от митрополита, но и иные права: во-первых, возможность наложения интердиктов131, которые никто так и не опротестовал, если не считать укоризн от епископа Кирилла Туровского132; во-вторых, не только совершение суда, но и применение пыток и казней133, что обычно было прерогативой княжеской власти. В-третьих, каноническая неподсудность Киеву. Здесь необходимо обратить внимание, что описанный в летописании суд над Феодорцом полон недосказанности и отчасти показал бессилие митрополичьей власти над владимирским епископом, если допустить, что возможно, жестокая расправа над Киевом и ограбление церквей могли быть спровоцированы в том числе и этой казнью.
Но здесь возникают определённые затруднения. Вероятнее всего титул «владыка» был калькой с греческого «деспотис», однако в русской традиции при применении данного именования к архиерею акцент делался не на духовном господстве епископа, «кириос», а на комплексе его светских прав и функций в городе или церковном округе. Греческая церковная иерархия, опиравшаяся на древнюю гражданско-церковную систему права и чиновничество, кажется, не знала подобных притязаний на светскую власть со стороны епархиальных архиереев. Описанные амбиции могли встречаться лишь на присоединённых территориях, например в Болгарии134, но не на греческой земле. Конечно, константинопольские патриархи порой стремились и нередко даже достигали колоссального влияния на государственные дела и политическую жизнь в столице135, но представить себе подобные претенциозные действия со стороны рядовых византийских епископов или архиепископов крайне сложно. Поэтому вызывает сомнение то, что комплекс полномочий, находившихся в руках и в ведении епископавладыки, имел византийское происхождение, поскольку само возникновение русского варианта титула связано главным образом, с расширением комплекса светских прав местных архиереев.
В возникших условиях было бы продуктивным сопоставить права епископа-владыки с кругом прав «светского меча» латинского епископата, поскольку комплекс полномочий древнерусского владыки определялся теми возможностями, которые ему делегировались со стороны города или князя как представителю светской власти. В представленной работе провести такой анализ, к сожалению, не представляется возможным. Однако описанные обстоятельства делегирования епископу городом и князем широких светских прав, закрепляемых, в том числе, в форме награждения титулом, напоминают инвеституру136. То есть можно заключить, что носитель титула «владыка» наделялся светскими правами, подобными тем, какие предоставляло епископам Западной Европы наделённым правами «светского меча». Учитывая, что в отношении Средневековья полного и ясного разделения между светским и религиозным в природе государства и церкви не существовало, в конкретных социально-политических и религиозных условиях, это приводило к возникновению оригинальных форм властных церковных институтов. Институт «владык» вполне может рассматриваться в качестве одного из таких примеров.
110
Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1975. Вып. 2. С. 212-213; Цыпин В., прот. Владыка // Православная энциклопедия. М., 2005. Т. 9. С. 101 [далее – ПЭ].
111
Там же. С. 101.
112
Киево-Печерский патерик // Библиотека литературы Древней Руси: Т. 4: XII в. / под ред. Д. С. Лихачёва, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. СПб., 2004. С. 314, 315.
113
Титул Иоанна прочитывается на его булле, а на знатность происхождения митрополита указывает одно из византийских произведений, упоминающих о его родне (Янин В.Л. Актовые печати в Древней Руси: Печати X – начала XIII в. М., 1970. Т. 1. № 44; Назаренко А.В. Иоанн II // ПЭ. М., 2010. Т. 23. С. 471-475).
114
Об авторитете Иоанна свидетельствует не только его свободное поведение в Печерском монастыре, но и посмертное слово: «Быс[ть] же Иоан мужь хытръ книгамъ. И оученью. м[и]л[о]ст[и]въ оубогымъ. и вдовицямъ. ласковъ же ко всякому б[ог]ату и оубогу. смиренъ же и кротокъ. молчаливъ. речисть же книгами с[вя]тыми. оутешая печальныя. и сякого не быс[ть] преж[е] в Руси. ни по немь не будеть сякъ» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 208).
115
Возможно, это была поздняя вставка. Но есть ещё несколько обстоятельств, нуждающихся в комментарии. Во-первых, освящение Успенского собора (1089) в Печерском монастыре пришлось на период усиления власти митрополита над обителью и в киевском округе. Поэтому возможно, такое обращение епископов к архиерею во время богослужения отражало как литургическую норму, так и реальное положение дел в области канонических отношений в Русской церкви, характеризовавшееся усилением власти митрополита, поддержанного великим князем Всеволодом. Во-вторых, Иоанн был греком, поэтому разговор, если такой действительно произошёл, был передан в переводе. Следовательно, можно предположить, что «деспотис», вероятно, было обращением к митрополиту Иоанну. Учитывая, что ни один источник не сохранил каких-либо обращений к митрополиту, не исключено, что указанное обращение к Иоанну II могло отражать его статус «протосинкела».
116
ПСРЛ. Т. 3. С. 274,261.
117
Автор известий о ростовском епископе не скупился на эпитеты и нелестные характеристики в адрес ненавистного архипастыря, уничижительно называл его «Фодорцом», и всё же при этом писал о нём как о «владыке» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 355).
118
ПСРЛ. Т. 3. С. 287.
119
ПСРЛ. Т. 3. С. 219.
120
Помимо преп. Кирика составителями «Вопрошания», согласно записи, значились священники Савва и Илья [РИБ. Т. 6. Ч. 1. Стб. 51, 57]. Судя по комплексу вопросов, интересовавших священников, можно заключить, что их статус в церковной среде был крайне высок (Гайденко П.И., Фомина Т.Ю. О церковном статусе Кирика Новгородца и иных составителей вопрошания // Вестник Челябинского государственного университета: История. Выпуск 51. 2012. 16 (270). С. 83-92). Вполне возможно, что именно этот священник Илья в дальнейшем и был поставлен на новгородскую епископскую кафедру (ПСРЛ. Т. 3. С. 219).
121
В.Н.Татищев, ошибочно назвав вместо Ильи Луку, приводит следующее сообщение: «Новгородский епископ Лука, как старший из всех русских епископов, послал к митрополиту Иоанну дары многие и просил, чтобы ему быть архиепископом. <…> Митрополит, поставив его, дал ему ризы дорогие с крестами, стихарь и мантию с источниками. Он же возвратился в Новгород и принят от народа с великою радостию, приносили ему дары многие, злато, серебро и вещи из шелка, чтобы было ему что послать по обещанию великому князю, митрополиту и боярам, которые ему в том помогали» (Татищев В.Н. История Российская. В 3 т. М., 2005. Т. 2. С. 330).
122
ПСРЛ. Т. 3. С. 269, 270.
123
Например, преподобный Кирик Новгородец при передаче слов митрополита Климента Смолятича, не признанного новгородским епископом Нифонтом и патриархом, так ни разу и не назвал Климента митрополитом (РИБ. Т. 6. Стб. 29, 31).
124
Примером этого могут служить упоминания о соборных службах 1072 и 1115 гг., связанных с перенесением мощей Бориса и Глеба (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 181, Т. 2. Стб. 280; Успенский сборник XII-XIII вв. / сост. О. А. Князевская и др.; под. ред. С. И. Коткова. М., 1971. С. 62).
125
Пример подобного отношения – текст «Сказания о житии Антония Римлянина». Епископ Никита, личность которого пользовалась явными симпатиями со стороны Антония Римлянина и его последователей не единожды именовался «святителем». В это же время покушавшийся на автономию Антониева монастыря некий епископ, скорее всего всевластный Нифонт новгородский, не был даже назван по имени (Сказание о житии преподобного и богоносного отца нашего Антония Римлянина // Святые русские римляне: Антоний Римлянин и Меркурий Смоленский. СПб., 2005. С. 255, 256, 257, 258, 259, 262, 263, 264, 269; Мильков В.В., Симонов Р.А. Кирик Новгородец: учёный и мыслитель. М., 2011. С. 58-66). Однако представленное наблюдение имеет предварительный характер и нуждается в более детальной проработке сюжетов..
126
Так был назван в посмертном слове митрополит Иоанн (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 208).
127
Перхавко В.Б. Церковь и внешнеэкономические связи Руси в XI-XIV вв. // Церковь, общество и государство в феодальной России /отв. ред. А. И. Клибанов. М., 1990. С. 61.
128
Устав новгородского князя Всеволода о церковных судах, людях и мерилах торговых // Щапов Я.Н. Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. М., 1976. С. 153-158; о дном Уставе и его значении см: Янин В.Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 82-93; Щапов Я.Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси. М., 1972. С. 165-177.
129
Попытки избрания епископа прослеживаются в Турове и Суздале. Прежде всего, эти случаи связаны с именем Кирилла Туровского, житие которого прямо указывает, что тот был избран князем и горожанами (Житие Кирилла Туровского // Мельнікаў А.А. Кірыл, епіскап Тураўскі. Жыццё, спадчына, светапогляд. 2-е выд. Мн., 2000. С. 14-16). Его преемник, затворник Лаврентий, не был из числа местных граждан. Но судя по всему, его кандидатура так же была одобрена местной знатью. Что касается Суздаля, то данный случай связан с историей конфликта, вызванного требование местной знати поставить на кафедру этого города печерского воспитанника Луку вместо присланного из Киева грека Николая. В 1183-1185 г. суздальцы и их князь Всеволод Юрьевич категорически отказались принимать у себя византийца, ибо «не избраша сего людье» и хоть и не без усилий, однако добились рукоположения желанного ими кандидата (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 629-630).
130
Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 2: В-Волога. М., 1975. С. 212.
131
Закрытие владимирских храмов можно однозначно квалифицировать как интердикт (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 355).
132
В одном из своих посланий к Андрею Боголюбскому Кирилл Туровский обличил и князя, и его любимца, епископа Феодора, в воровстве во вручённом им «винограднике». Суть обличений выходит за рамки явных упрёков в усвоении Феодором епископского сана, но указывает на явные злоупотребления (Кирилла монаха притча о человеческой душе и о теле, о нарушении Божьей заповеди и о воскрешении тела человеческого, о Страшном Суде и мучении // Колесов В.В. Кирилл Ткровский. М., 2009. С. 30-35). Наиболее вероятно, что речь идёт в том числе о действиях Феодора в Ростове (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 355-356).
133
Лаврентьевская летопись передаёт следующие подробности епископского суда: «Много бо пострадаша ч[е]л[о]веци от него въ держаньи его. и селъ изнебывши и оружиа. и конь. друзии же и роботы добыша. и заточеньа же и грабленьа. не токмо простьцем но и мнихом. игуменом и ереемъ. безъм[и]л[о]стивъ сыи мучитель. другымъ ч[е]л[о]в[е]комъ головы порезывая и бороды. иным же очи выжигая. и языкъ оурезая. а иныя распиная по стене» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 355-356).
134
Примерами избыточествующей амбициозности епархиальных архиепископов и епископов изобилует не только история Руси (об автокефалистских настроениях на Руси см.: Мильков В.В. Духовная дружина русской автокефалии: Лука Жидята // Россия XXI в., 2009. № 2. С. 116-157; он же. Духовная дружина русской автокефалии: Иларион Киевский // Россия XXI в., 2009. № 4. С. 112-157; № 5. С. 98121), но и история христианства у южных славян (см. Скурат К.Е. История поместных православных церквей. М., 2011. Ч. 1. С. 101-106, 245-253).
135
Дагрон Ж. Император и священник. Этюд о византийском «цезарепапизме». СПб. 2010. С. 386-395.
136
Гайденко П.И. Очерки истории церковно-государственных отношений в Киевской Руси: Становление высшего церковного управления (1037-1093 гг.). Казань, 2006. С. 147-158; Костромин К.А. Церковные связи Древней Руси с Западной Европой (до середины XII в.): дисс. … к.и.н. СПб., 2011. 30-34.