Читать книгу Полдень, XXI век (октябрь 2012) - Каллум Хопкинс, Коллектив авторов, Сборник рецептов - Страница 9

З.1

Я вышел из системы и задумался, стоит ли идти к замгендиректора. Он, конечно, соотечественник и состоит в той же парторганизации, что и я, правильные речи произносит на собраниях, но проку от него, боюсь, будет чуть. Но не зайти к нему тоже нельзя, получится, что я не выполнил указание Шефа, а он этого жуть как не любит.

Я подошел к внутреннему телефону в укромном углу читального зала и набрал четырехзначный номер. На том конце тут же отозвалась секретарша. Знаю я ее, сухая как вобла англичанка, на нее даже Джеймс Бонд не покусился бы, хоть они явно работают в одном ведомстве. «Да, мистер замгендир сможет принять вас в 17:30, после совещания с региональными координаторами, но не более, чем на полчаса, в 18:05 он отбывает в аэропорт. Надеюсь, вы его не задержите». Да мне и полчаса на него убивать жалко, но что поделаешь, служба.

Кофе у них в автомате отвратительный, а столовка уже не работает. Анестезия давно отошла, но язык был шершавый, как рашпиль, и десна чуть побаливала, хотя по сравнению с шипящей змеей это было как ласкающее дуновение средиземноморского бриза. Или мистраля. А может, фёна?

Женева – странное место. Говорят, древние римляне ссылали сюда своих каторжан. Якобы из-за отвратительного климата, где народ долго не протягивал. Город действительно расположен вроде как в провале между горами, куда натекла вода и осталась в виде озера. Горы, хоть и невысокие, но почти со всех сторон, и воздух над городом стоит почти недвижимо, насыщаясь выхлопными газами и, как утверждают некоторые, вредными ионами, разрушающими хрупкое здоровье утомленных подсчетом доходов банкиров. А потом начинает дуть фён, горячий ветер, выдувающий душу, у кого она есть, и плавящий мозги даже у тех, у кого их нет. Дует он, по преданию, один, три или семь дней, и в это время у слабых мутится рассудок, растет число самоубийств и дорожных происшествий, разводов и несчастных случаев на производстве. На меня фён действует слабо, но голова болит с самого утра, какая-то игла зудит в черепе, и ловишь себя на том, что чуть не проехал на красный свет, которого почти не заметил из-за мути в глазах. Много раз я собирался проверить, действительно ли он дует такое число дней, как говорят, и почему якобы не дует пять дней, но так никогда и не удосужился или забывал. Ладно, спишем это на влияние того же фёна.

Из окна замгендира открывался роскошный вид на озеро Леман, как его называют местные жители, хотя всем прочим оно известно под скромным названием Женевского. За озером были, конечно же, горы, и где-то во впадинке между ними за дымкой прятался Монблан. Про него есть примета, которая точно сбывается, сам проверял. Если сегодня ясно виден Монблан, завтра погода испортится и зарядят долгие дожди.

Замгендир даже не притворялся, что рад моему приходу. Он ведь знал, в чем состоит моя настоящая работа. В таком маленьком заграничном коллективе все всегда знают, кто есть кто, и никакая конспирация не помогает. Так что радоваться моему приходу у него не было никаких причин. Он опасался, что к нему будет какая-то просьба, от которой и отказаться нельзя, и выполнять муторно, а может, и опасно для репутации и карьеры. Чтобы оттянуть момент получения «просьбы», а вернее приказа, подлежащего неукоснительному исполнению, он стал что-то рассказывать про свою работу, большую занятость, предстоящую командировку, явно в надежде, что дотянет до шести, а потом войдет секретарша и он с плохо скрытым вздохом облегчения покорится ее строгому взгляду, предписывающему распрощаться с посетителем и отбыть в аэропорт.

Я не прерывал его, поскольку конкретного вопроса или просьбы у меня к нему не было, и мне было даже немного жаль этого уже пожилого, заслуженного человека, как говорили, в прошлом способного врача, который потом соблазнился 4-м управлением минздрава, пользовал членов политбюро, и, похоже, неплохо, если его перед пенсией отправили подзаправиться валютой. Видя, что его не перебивают, он заговорил все уверенней, но не переставал быстро поглядывать на стоявшие у него на столе часы в виде морского штурвала. Кажется, такие точно или очень похожие были на столе в кабинете Брежнева. Не то чтоб я там бывал, но на фотографиях они мелькали. Символ кормчего, так сказать. А что стоит на столе у нынешнего кормчего? Нет, зачинщик и идеолог перестройки не может держать у себя такой штурвал. Все равно, небось, не удержит.

Замгендир все говорил, и я уже собрался потихоньку начать выкарабкиваться из глубокого и крайне неудобного кресла, как вдруг навострил уши. Он сказал, что улетает на совещание в Нью-Йорк, где в частности будут говорить о мерах по предотвращению возможной пандемии. Вот и региональные координаторы обеспокоены, но пока очень мало информации, да и действовать надо осторожно, чтобы не вызвать паники. А то ведь знаете, как падка на сенсации западная пресса.

Как падка на сенсации западная пресса, да и нынешняя перестроечная тоже, я знал хорошо, благодаря Шефу и на основе личных наблюдений, а про угрозу пандемии пока не слыхал, а потому спросил, как бы из вежливости:

– А в чем дело-то?

Замгендир быстро глянул на меня и затарахтел:

– Да это так, рутинное совещание, этих пандемий иногда по две в год выдумывают, чтоб финансирование под свои программы получить. Ничего серьезного. Через три дня вернусь и расскажу. Пустяки.

– Что за болезнь, вирусная? – спросил я.

– Непонятно пока, но ерунда скорее всего.

– Ерунда так ерунда, – охотно и лениво согласился я. Через три дня поговорим подробнее. Никуда ты от меня не денешься.

3.2

Голова трещала по всем швам. Идти вниз от ВОЗа к миссии было легче, но только ногам. До 18:30 оставалось еще минут десять, и в нормальной обстановке я бы подумал, что докладывать Шефу и как, но сейчас мои нейроны бастовали. Вместо мыслей копошились тараканы, мерзкие и шуршащие, с топотом перебегавшие где-то позади глазных яблок.

На входе в миссию я чуть не попал под машину какого-то юного атташе, стремившегося к жене, истомившейся на шопинге. Хотя какой шопинг, если магазины закрываются в шесть. А значит, жена его уже накупила всякой дряни, и он мчится ее подобрать, чтоб потом вместе вечером разглядывать улов и прикидывать, сколько за него дадут в комиссионке. Черт знает, какая ерунда лезет в голову.

Шеф был на месте. Это норма. Но сам он был явно не в норме. Я только собрался докладывать, как он оборвал меня:

– Не сейчас. В восемь тридцать будь в «Ландольте».

Господи, когда же я доберусь до постели…

– Ну и рожа у тебя, – донеслось мне в спину. – Только врагов пугать.

3.3

Кафе «Ландольт» было святым местом. Когда-то, в незапямятные времена, там сиживал сам Владимир Ильич и, попивая пиво (если судить по наклейке, «Фельдшлоссен» существовал и тогда), строил планы построения светлого будущего всего человечества. Попить там пива считалось чуть ли не актом приобщения к идеалам, истокам и святыням. Тем многие и пользовались. Распитие пива в другом месте могло быть расценено как свидетельство морального разложения, а вот там, где это позволял себе сам В. И., – другое дело. Недалеко от кафе был местный университет, в библиотеке которого В. И. когда-то трудился, там даже сохранились карточки, заполненные его рукой, а потому выпить в «Ландольте» пива называлось у нас «пойти в библиотеку».

О любви советских дипломатов к данному кафе прекрасно знали и полиция, и контрразведка благословенной страны пребывания, так что разговоры там велись исключительно о шопинге, красотах пейзажей и любви к Родине. Посему предложение Шефа показалось мне странным. Если он хотел поговорить о деле, то выбор был прямо сказать неуместным. Не о шопинге же он хотел со мной покалякать.

Я дотащился до хаты, решил поменять рубаху и побриться, но одного взгляда на измученную физию в зеркале и содрогнувшего все мое естество ощущения потенциального прикосновения электробритвы «Браун» к щеке, которая лишь тонкой кожицей отделяла железо от десны, было достаточно, чтобы удовлетвориться только рубахой. Конечно, надо бы сначала в душ, но это было выше моих сил, так что рубахе придется облечь нечистый торс. Ничего, прачечная выдержит, а Шеф тем более.

* * *

Шеф сидел за столиком в углу, где обычно сидели все наши, но сегодня кроме него никого не было. Разогнал он их, что ли…

Я подошел и молча сел. Он смотрел в высокий пивной бокал. Я раньше думал, что пиво подают в кружках, как у нас, а здесь нет – большой бокал с вензелем пивной фирмы. Кружки, говорят, в Баварии.

Шеф молчал, я тоже. Придумать я ничего не сумел, а потому ждал, чтоб он сказал, зачем меня позвал. Он молчал долго, а потом сказал:

– Стас, ты ведь умный, ты намного умнее меня. Не сепети. Тогда скажи, что я не так делал, за что она меня так…

Он полез в карман и достал сложенный втрое листок. Я взял и стал читать.

«Папа. Как начать, не знаю, потому говорю тебе сразу. Я ухожу к Розе и уезжаю с ним в Париж. Мы уже давно вместе, но у меня все не хватало духу тебе сказать. Я знаю, ты не поймешь, но постарайся.

Извини, если можешь. Контакт будет через Стаса.

Твоя С.»