Читать книгу Альманах «Крылья». Взмах одиннадцатый - Коллектив авторов - Страница 5

Всё очень чётко. Мир ясен и светел.

Эй, кто там сверху? Ответьте сполна.

Щёлкают чётки. Ну, вот и ответил:

«Женщинам – дети, мужчинам – война.

Всё переделено так справедливо:

Смерть от ножа или от „Калаша“,

Жизнь – это значит легко и красиво.

Смерть безобразна, а жизнь хороша».

Смерти мужские присущи забавы.

Всем, кто воюет – небесная высь,

Раны, погоны, позор или слава.

Женщинам – дети, а значит, и жизнь.

Поленья веков догорят. Поколенья

уносит в бездонную вечность река.

Воздета рука. Проповедовал Ленин

Нагорную проповедь с броневика

вам, нищие духом, вам, нищие телом.

Свободному – воля, спасённому – рай

вдали наобещаны словом. А дело

пребудет условно. Тогда через край

польются богатства всемерным потоком.

И будет у каждого хлеб и вино,

И будет у каждого счастье без срока.

Другого никак никому не дано.

Уходят века, подогнувши колени.

А в них поколенья одно за другим

сколочены прочно из страха и лени.

Но важно, что каждый себе господин.

Остались желаньем благие желанья.

Остались благими желания благ.

Для каждой эпохи свои ожиданья,

Для каждой эпохи в запасе ГУЛАГ.

Мандельштамовский век-волкодав

разрывает аорты и вены.

Перемазав кровавою пеной

перепонки, Осанну воздав,

измочив ядовитой слюной,

разгрызает обмякшее тело.

А оно к небу смело летело,

но к земле притянулось. Иной

принимает асфальта икра

обнажённую сущность поэта.

Не дождаться от века ответа.

С волкодавом смертельна игра.

В Москва-швейный пиджак завернуть

Не получится век двадцать первый.

И в него перекрашенной стервой

Перешла волкодавная суть.

Не святой, не благой этот век.

Он не чище, не слаще. Пророчит

То, что было в веках. Мироточит

всё по-прежнему кровь из-под век.

Взгляд оторван от злого зрачка.

Каждый стебель замечен и выслежен.

Степь дрожит от любого толчка.

След столетий подковами выглажен.

Взвизгнет зябко собачье нутро,

Слюни с дёсен о травы осклизлые

Звонко звякают. Утро остро

Колет пикой поднебие сизое.

Наши женщины, наши стада

Не останутся больше голодными.

Нам беда – лебеда да вода —

Были посланы в степь. Чужеродными

Стали те, кто принёс нам войну.

В сёдлах больше они не качаются.

Выпьем чару ещё не одну.

Войны всё же когда-то кончаются.

Наши травы кому-то горьки,

Но они под ордынцев не стелятся.

Правой верой крепки степняки.

С дедов-прадедов в лучшее верится.

Я не смог в этом мире безумном и вечном явиться.

Я понять не успел: этот мир так хорош или плох.

Мне никто не сказал, что случайность когда-то случится.

По каким неотложным делам отлучиться мог Бог?

Ничего не сумел: так мгновения вечности быстры.

Парень-снайпер успел навести на меня свой прицел,

Но ещё не успел наиграться во взрослые игры.

Он в засаде в кустах при дороге и ловок, и смел.

Парень-снайпер постарше меня лет, пожалуй, на тридцать

Будет жить дальше-дольше. Наверное, счастливо жить.

Я ему, может быть, или, может не быть, буду сниться —

Нерождённый. Убитый. И не перешедший межи.

Моя кровь вытекала не в травы, не в пыль и не в землю.

Моя кровь потекла в материнскую тёплую плоть.

Но успел осознать, эту истину еле приемля:

Легковесною пулей легко нас двоих проколоть.

Защити, сохрани меня, мамочка, тонкостью кожи,

Белоснежной рукой пулю-смерть от меня отведи.

Ты ведь мама моя, ты ведь многое-многое сможешь,

Если сделаешь главное – сможешь меня ты родить.

В пограничье миров между тьмой не рожденья и светом

Обретения жизни застыл и остался навек

Не дошедший до вас и погибший за день до рожденья.

Неуспевший. Неставший. Но всё же уже человек.