Оглавление
Коллектив авторов. Эпоха «остранения». Русский формализм и современное гуманитарное знание
Вместо предисловия
1. Век формалистической теории: Актуальность архива
Формальная система и ее интерпретация в науке XX–XXI веков
Перспективы русского формализма: Логоцентризм вчера и сегодня
Не-искусство в эстетической теории формалистов
Искусство, право и наука в модернистском ключе: Шкловский, Шмитт, Поппер
Энергетические интуиции русского формализма
Русские формалисты как научное сообщество[46]
2. Русский формализм в европейском интеллектуальном контексте
Пролегомены к сравнительному анализу русского и немецкоязычного формализмов
«Точно ‹ли› немцы от нас отстали?»
Формализм гильберта и русский формализм
Польское модернистское литературоведение: Кружки и школы[80]
The polish reception of reception: The Transfer of priem within the Intellectual Morphic Field of Russian and Polish Formalisms[81]
From isolation to concentration: The Archeology of the Relationship between Russian Formalism and Czech Structuralism in Polemics and Discussions
How russian formalism conquered Serbia
Виктор Шкловский и Джованни Боккаччо: об истории одной малоизвестной статьи Шкловского
Идеи Шкловского во Франции: перевод и восприятие (1965–2011)
3. Русские формалисты и наследие Андрея Белого
Теория символа в трудах В. М. Жирмунского: между Андреем Белым и Вяч. Ивановым
Поэзия и личность Александра Блока в трактовке Андрея Белого и русских формалистов
«Воскрешение слова» у Виктора Шкловского и Андрея Белого
Архаисты и новаторы в теоретических концепциях Юрия Тынянова и Андрея Белого
Русский формализм и экспериментальная автобиографическая проза Андрея Белого
«Эстетика как точная наука»
Андрей Белый о формализме и поэтике пантомимы в начале 1920-х годов
Противостояние формализму от символизма к соцреализму: Павел Медведев, Андрей Белый и Борис Пастернак на рубеже 1930-х годов
4. Формализм как авангард/Авангард как формализм
Традиции игрового народного театра. и энергетический потенциал искусства в театральной практике Всеволода Мейерхольда
Идеи формализма и русский авангардный театр первой трети XX века
Формальная система и «Deviance» при создании алфавита тела
Прагматика формализма: к вопросу о «приеме остранения» и преодоления инерции автоматизма в русском авангарде
Русские формалисты и наука об авангарде: Истоки «Солидарного чтения»
«Реальное искусство» Даниила Хармса и формальный метод
«Поэзия и живопись»: Случай Обэриутов
5. Формалистическое искусствознание
Василий Кандинский и формальный метод
Формальный метод в искусствознании и междисциплинарные границы (Генрих Вёльфлин – Йозеф Стржиговский – Федор Шмит)
«Жест» и «Фактура» А. Г. Габричевского в зеркале живописи поставангарда
6. Формалистическая фольклористика
«Формальная школа» и фольклористика в стенах Российского института истории искусств
Идеи формальной школы и концепция фольклорного театра П. Г. Богатырева
П. Богатырев VS Ф. Де Соссюр (О проблемах «формального» определения синхронии в лингвистике и в исследованиях фольклора)[235]
Рецепция работ В. Я. Проппа в современной венгерской фольклористике
7. Формалисты как таковые и в сопоставлении
Ранний Эйхенбаум: На пути к формализму
«Формы времени» и концепция истории (от С. Л. Франка к Б. М. Эйхенбауму и Ю. Н. Тынянову)
Чуковский и формалисты
Отзвуки формализма в метапоэтике Владимира Набокова
Ю. Н. Тынянов и С. Н. Дурылин: потаенный пушкинский диалог
Бахтин и формалисты: Об одном незамеченном случае сближения
Ландшафты антиформалистской кампании 1930-х годов «Случай Слонимского»[285]
8. Стих и проза: Формальная поэтика
Обнажение приема у Хлебникова
Виктор Шкловский – Лев Толстой – Марсель Пруст
Анализ прозы у формалистов и гахновцев
Теория прозы в 1920-е годы: Л. В. Пумпянский и «формалисты»
О поэтике ресурсов в «Смерти Вазир-Мухтара»
Камень продолжает падать. О жанровой динамике Виктора Шкловского по возвращении из эмиграции
«Ракетка и глаз, заброшенный в пространство»: визуальные коды русского формализма в новеллах Сигизмунда Кржижановского
Распределение основных морфологических классов в русском поэтическом тексте
Список иллюстраций
Сведения об авторах
Отрывок из книги
Осенью 2012 года академик РАН и лидер нескольких направлений в гуманитарных науках XX века Вячеслав Всеволодович Иванов обратился к ряду московских научных центров с идеей организации конгресса к 100-летию формальной школы в русской науке о литературе. Следует оговорить, что «русский» в данном случае является не более чем калькой широко распространенного понятия Russian Theory, обозначающего волну активности в поле русскоязычных гуманитарных наук, набиравшую силу в первой четверти XX века и обеспечившую мощный концептуальный ресурс, не истраченный до сих пор. Именно в таком ключе о «русской теории» писал в предисловии к одноименному сборнику 2004 года Сергей Зенкин, видя в ней предшественника French Theory, которая, в свою очередь, оказала решающее влияние на мировой гуманитарный мейнстрим. Но если «французская теория» до самого конца столетия оставалась своеобразным «зонтичным брендом», включавшим элементы философии, антропологии, лингвистики, историю литературной критики и социологии, то в русской теории отчетливой доминантой было и осталось филологическое знание, традиционно объединяющее лингвистов и литературоведов или по крайней мере побуждающее их к взаимодействию.
В обсуждаемом контексте так называемый «русский формализм» – один из важнейших агентов влияния, бросивший вызов на рубеже 1910-х и 1920-х годов как догматической истории литературы, так и эстетике, заменявшей до тех пор ее теорию. В результате формализм затронул значительно более широкий круг дисциплин, чем это программировалось первыми «Сборниками по теории поэтического языка», выпущенными в 1916–1919 годах в Петрограде при участии В. Б. Шкловского, О. М. Брика, Л. П. Якубинского и др. Русский формализм не только образовал новую парадигму гуманитарного знания, но подготовил и осуществил превращение этого знания в науку как набор рефлексивных методологически последовательных процедур с возможностью прогнозирования результата. Именно формализм создал прецедент упорядочения области, ранее имевшей как в массовом, так и в академическом сознании, скорее, спонтанно-мистическую природу. В русском культурном обиходе дело осложнялось отношением к литературе как сфере учительной и мессианской, приватизировать которую неизменно стремились разные конкурирующие группы, начиная с реформаторов русского литературного языка первой половины XVIII века. Деятели, собравшиеся в Обществе изучения поэтического языка (Опояз), отнюдь не называли себя формалистами – то был внешний и далеко не самый доброжелательный ярлык, лишь впоследствии ставший нейтральным термином. Эти ученые стремились создать научную поэтику, отчасти имея в виду такие образцы, как научное искусствоведение венской школы, немецкая «звуковая филология», в меньшей степени – компаративная история литературы. Но только отчасти. Отличительной особенностью формалистов была их «установка» (и это тоже их термин) на строгую научность.
.....
«Канонизация младших жанров», составившая в доктрине Опояза непременное условие литературной эволюции, подразумевала, что художественная словесность обновляется не только за счет периферийно-игровых форм, бытующих в замкнутых коллективах (альбомные «мелочи», салонное остроумие и т. п.), но и благодаря переводу на верховный ценностный уровень речевых построений, вовсе не имевших эстетической ценности, – прежде всего эпистолярных (что декларировал Ю. Н. Тынянов и что подробно исследовал Н. Л. Степанов в статье «Дружеское письмо начала XIX в.» 1926 года). Сужая и радикализуя историко-литературную модель соратников по школе, Шкловский утверждал, обращаясь к Тынянову: «Литература растет краем, вбирая в себя внеэстетический материал» [Шкловский, 1926: 99]. Видимо, жанр послания был не случайно выбран для заявления о неконстантном характере «литературности».
Что касается Тынянова, то он подступал к проблеме соотношения искусства и не-искусства, на первый взгляд, с большой осмотрительностью. Изменчивы, по его убеждению, «конструктивные принципы» художественного труда (Якобсон называл их «доминантами»). Эти сдвиги происходят на устойчивом фоне – в рамках, обеспечивающих литературе самотождественность:
.....
