По, Бодлер, Достоевский Блеск и нищета национального гения

Оглавление

Коллектив авторов. По, Бодлер, Достоевский Блеск и нищета национального гения

Введение. О наших прочтениях и разночтениях

Часть I. Голоса, пространства и фигуры современности

Демоны перверсии: По, Бодлер, Достоевский и новый субъект модернитета

Топология города и повествовательные маски у По, Бодлера, Достоевского

Причудливое По, причудливое Бодлера и фантастическое Достоевского: современная жизнь и недостоверности разума

Слушая социопатов По: преступление, наказание, голос[218]

От «новых необычайных историй» к «запискам из подполья»: писать от первого лица

«Гений христианства» в свете По, Бодлера и Достоевского

Часть II. Демонологии и орнитологии

Черт в рассказах по и в романе Достоевского «Братья Карамазовы»

Битва alter ego: от По до Генри Джеймса

Языки необъяснимого: Страх, смех и творчество

Братья по перу: Птицы, трансцендентное и «жуткое» у По и Бодлера[481]

Черная галка, ворон и дятел: Мотивы птиц у Жан Поля, По и Ницше

Птицы Бодлера, Георге, Рильке: Опыт сравнительной поэтологии[571]

Часть III. Национальные гении, их сообщники и противники

«Американский гений» в свете суждений Барбе д’Оревильи, Бодлера и Достоевского

Бодлер и «Бедный Эдди»[650]

Невозможность выбора: Бодлер между «безупречным» Готье и По – избранником «Про́клятой судьбы»

Кумиры «сиреневого десятилетия»: По, Бодлер и американская декадентско-богемная культура 1890-х

Князь А.И. Урусов о Бодлере: по материалам французской символистской периодики 1890-х гг

«Их Бодлер». Восприятие Бодлера в русской эмиграции первой волны: Берберова, Адамович, Поплавский

Часть IV. Между вымыслами и домыслами

По, Бодлер, Достоевский: «Опасные связи» в свете теории декаданса позднего Ницше

Бодлеровский Париж в текстах Т.С. Элиота и Генри Миллера

«Порочный список»: По, Бодлер, Достоевский. В мире слов и недомолвок Борхеса

Фокус на бесконечность: По, Бодлер, Достоевский в пространстве Эйзенштейна

По, Бодлер, Достоевский в работах романа Якобсона

Аннотации и ключевые слова

Сведения об авторах

Summaries and keywords

List of contributors

Отрывок из книги

Для начала несколько вступительных замечаний о том, почему встреча По, Бодлера и Достоевского, никогда не встречавшихся в жизни, но прочно связанных друг с другом разнообразными литературными связями, могла состояться лишь в Петербурге, «самом фантастическом городе, с самой фантастической историей из всех городов земного шара» (Ф.М. Достоевский).

Первое, что приходит на ум в ответ на этот вопрос, сводится к одной автобиографической детали, которая не всегда верно оценивается биографами американского писателя: самому По случалось видеть себя в Петербурге, к тому же при весьма загадочных обстоятельствах. Действительно, когда в мае 1841 г., откликнувшись на просьбу Руфуса Гризуолда (1815 – 1857), готовившего к печати антологию «Поэты и поэзия Америки», в которую По очень хотелось поместить свои стихотворения, писатель стал составлять так называемый «Меморандум» («Автобиографическую заметку»), из-под его пера вышла одна небылица, которой суждено было сыграть злую шутку с незадачливым сочинителем. Приведем здесь этот набросок неоконченной «петербургской повести» По:

.....

Две последние главы второй части, «Черная галка, ворон и дятел: мотивы птиц у Жан Поля, По и Ницше» Алексея Аствацатурова и «Птицы Бодлера, Георге, Рильке: опыт сравнительной поэтологии» Алексея Вольского, вводят орнитологическую тему в немецкий литературный контекст. В центре главы Алексея Аствацатурова – «Ворон» По, с которым невидимыми нитями оказывается связан мало известный русскому читателю роман Жан Поля «Титан» (1806), с одной стороны, и поэзия Ницше, с другой. Не только черная галка в «Титане», выполняющая функции греческого хора в трагедии, предвосхищает, впрочем, куда более лапидарного ворона По, – роман Жан Поля и стихотворение По объединяют мотивы инсценировки, театрального представления или действа, где птицы становятся неотъемлемой частью изощренного механизма самоистязания. Орнитология Ницше включает в себя альбатроса, голубей и ворон, однако особенно интересен в компаративном контексте веселый дятел, задуманный как пародия на ворона По. «Отвергая настроение “Ворона”, Ницше стремится полностью преобразовать инструментовку стиха, превращая аллитерационные цепочки и ассонансы в веселую моцартовскую музыку, в музыку насмешки, говоря “да” жизни».

В главе Алексея Вольского сравниваются три стихотворения: «Альбатрос» Бодлера, «Владыка острова» Стефана Георге и «Фламинго» Райнера Марии Рильке в свете идеи Беньямина о так называемом «чистом языке». В каждом из исследуемых текстов образ птицы получает поэтологическое измерение, причем «если у Бодлера птица – аллегория противостоящего толпе поэта-страдальца, а у Георге – символ чистой поэзии, то в сонете Рильке “Die Flamingos”она выступает как символ, через цепочку метафор рефлектирующий сам процесс поэтического творчества». Таким образом, можно сказать, что Рильке, как и Малларме, доводит до логического предела, абсолютизирует изначальный поэтический импульс Бодлера в рамках поэзии и мироощущения модернизма.

.....