Читать книгу Последняя среда. Литература о жизни (Тема номера: Прошлое) - Коллектив авторов - Страница 6

Антология
Фрагменты проекта «Свирепое имя родины»
Николай Ушаков. «Подробности времени»

Оглавление

Николай УШАКОВ (1899–1973)


Самый некровожадный из поэтов этой книги.

Выпускник Первой гимназии города Киева.

В Киеве с 1917 по 1920 год пережил восемнадцать кровавых смен власти. Потом голод 20–21-го годов. Уставший от смертей, глаз Ушакова остановился на «второй природе» – подробностях индустриального мира, который мог бы навеять покой, как некогда булгаковская «лампа под зеленым абажуром». «Адмирал землечерпалок», «Горячий цех», «Университетская весна» должны были прийти на смену «Перенесению тела…», «Войне» и «Дезертиру» – Ушакову хотелось как-то обжить свою неуютную эпоху. Но получалось плохо: простой счетовод уходил из дому, чтобы не вернуться – «и уже заходят управдомы сургучами комнату пятнать», цинковый гроб поэта грузили на поезд – «пылен и пуст товарный вагон», летний отпуск прерывало начало войны.

Другая тема Ушакова – «маленький» человек среди войн и революций. Беженец или солдат – по обе (чаще по ту) стороны фронта.

Все равно смерть оказалась самой массовой подробностью нового времени.

…Он дожил до поры, когда за хорошие стихи перестали убивать. Но сам уже не поверил в это…


ТРИ ЗИМЫ

1

Трубит пурга

в серебряный рожок,

как стрелочник на запасных путях.

И, холодом лазурным

обожжен,

в перекати-снегах

трещит будяк.


И, может быть,

в сухое серебро,

на самый край

чешуйчатой земли,

угрюмые налетчики Шкуро

хорунжего

на бурке

унесли.


И что им делать в воздухе таком:

ломать щиты в высоких штабелях,

на паровоз идти за кипятком

или плясать

с метелью «шамиля»?


Зевает лошадь,

вытянув губу,

дымит деревня,

к ночи заалев.


С свечой в руке

лежит джигит в гробу.

Хозяйка

вынимает

теплый хлеб.


1929

Дезертир

Познав дурных предчувствий мир,

в вокзальных комнатах угарных

транзитный трется дезертир

и ждет облавы и товарных.


И с сундучка глазком седым

на конных смотрит он матросов

и, вдруг устав,

сдается им

и глухо просит

папиросу.


И зазвенел за ним замок.

И с арестованными вместе

он хлещет синий кипяток

из чайников

тончайшей жести.

Пайковый хлеб

лежит в дыму,

свинцовые

пылают блюдца, —

он сыт,

и вот велят ему

фуфайку снять

и скинуть бутсы.


Свистят пустые поезда,

на полках —

тощая бригада.

Над мертвецом висит звезда,

и ничего звезде не надо.


1929

Беженцы

На пашне

и в кустах смородины,

уже предчувствуя неладное,

они сбирали

пепел родины

и на груди

хранили ладанки.


И, завтрак при лампадке комкая,

глазел прожектор неприятеля.

Они бледнели над котомками

и лошадей в оглобли пятили.


Теснились,

и неслись,

и падали.


И ночь текла,

как бы слепая,

над миром

фур,

канав и падали,

косые звезды рассыпая.


И ночь пальбой над полем охала,

горя серебряным и розовым.

Они по рельсам шли

и около

за угнанными паровозами.

И в заморозки при кострах,

на запасном пути,

тоскуя,

они бездомный гнали страх

и дружбу приняли мирскую.


Когда неслись дымки вечерние

в буфете III-его

над баками,

все чайники

и все губернии

им стали близки

одинаково.


1924

Последняя среда. Литература о жизни (Тема номера: Прошлое)

Подняться наверх