Читать книгу Исторические повороты культуры: сборник научных статей (к 70-летию профессора И. В. Кондакова) - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 2

Нашему коллеге – вице-президенту Научно-образовательного культурологического общества России, Председателю научной коллегии НОКО, а также главному редактору альманаха «Мир культуры и культурология», заместителю председателя Экспертного совета по философии, социологии и культурологии ВАК Министерства образования и науки, доктору философских наук, профессору Игорю Вадимовичу Кондакову исполнилось 70 лет.

Подводить итоги интенсивной творческой, преподавательской деятельности и вообще творческой биографии ученого, развертывающейся на наших глазах, еще рано. Хотя в апреле 2017 года кафедра социально-гуманитарных наук Академия социального управления организовала и провела Международную научную конференцию «Литература в системе культуры. К 70-летию профессора И. В. Кондакова». На этой конференции многочисленные друзья, коллеги, почитатели, единомышленники, настоящие и бывшие аспиранты профессора имели возможность поздравить юбиляра и высказать в его адрес много пожеланий, всевозможных признаний и слов благодарности”. Это было впечатляющее и многолюдное мероприятие.

Благодарить профессора есть за что: им написано много научных трудов, сказано еще больше. Обо всем не напишешь. Это, будем надеяться, сделают его будущие биографы, которые, конечно, в следующем поколении гуманитариев обязательно появятся. Не претендуя на полный охват разносторонней деятельности И. В. Кондакова, позволим себе коснуться лишь некоторых страниц творческой биографии ученого.

У профессора много учеников, много аспирантов – и еще только готовящихся под его руководством к защите и уже успевших защититься (всего под его научным руководством было защищено 45 кандидатских и докторских диссертаций), но еще больше почитателей его таланта, его научных трудов и вообще Игоря Вадимовича как человека доброжелательного, щедрого, чуткого, великого энтузиаста науки. Редакционный совет и редакционная коллегия нашего альманах присоединяются ко всему сказанному в адрес нашего коллеги. Мы желаем нашему выдающемуся ученому много лет жизни, чтобы он написал еще столько же книг, сколько он уже успел написать. А написал он их много.

Но дело не в книгах, не во многих других публикациях, не в огромном количестве защищенных под его руководством диссертаций, Не в учебниках и учебных пособиях, которые Игорь Вадимович подготовил и даже не в его лекционной деятельности, которая успешно происходит в стенах Российского государственного гуманитарного университета, как, впрочем, и во многих других московских вузах, И дело также не в количестве произнесенных в российских и в зарубежных университетах выступлений, лекций и докладов, например, в Нанкинском университете Китая, в котором он числится приглашенным профессором. Дело также в той науке, которую Игорь Вадимович представляет и в которой он сегодня занимает ведущее положение.

Конечно, когда говоришь о ведущем положении, то под этим обычно подразумевают то, что ученый возглавляет какое-то значительное учебное или научно-исследовательское учреждение. Вроде бы без этого называть ученого, занимающего ведущее положение, как – то неудобно. Да, Игорь Вадимович – преподаватель, он – профессор кафедры истории и теории культуры РГГУ с 1992 года. Скромная должность, которую в последнее время складывающаяся в стране ситуация сделала еще более скромной и даже, можно сказать, совсем уж незаметной. Сегодня из преподавателей сделали Башмачкиных, вынужденных большую часть времени проводить за подготовкой разнообразных отчетов, в последнее время даже ежемесячных, согласно анкетам, содержание которых постоянно меняется, а кадры редеют. В общем, бюрократия крепчает. Высококвалифицированные педагоги или сами уходят, или их увольняют в связи с так называемой «оптимизацией».

Но есть еще наука, и это самое главное. Приходится ею заниматься по ночам, что, насколько нам известно, наш дорогой коллега и делает. Делает с величайшим энтузиазмом и восторгом. Потому что ведь без этого тот интерес студентов, который возникает, когда на кафедре стоит Игорь Вадимович, и не может возникнуть. Несмотря на развернувшиеся процессы бюрократической оптимизации, Игорь Вадимович не покидает студенческие аудитории, готовит аспирантов и продолжает выпускать книги. Только что в издательство сдана очередная рукопись, которую мне пришлось рецензировать. На него равняются. Именно такие ученые-подвижники, как И. В. Кондаков, поддерживают ту ауру новой науки, которую несколько десятилетий тому назад назвали культурологией и которая до некоторого времени в России интенсивно развивалась. Развивалась так до последнего времени, но в последние годы ее развитие заметно замедлилось.

Возникновение и становление этой науки в нашей стране – любопытный феномен. Хочется рассмотреть деятельность Игоря Вадимовича на фоне взрывной популярности культурологии, что породило мощное поле притяжения для ученых, представляющих самые разные направления и научные дисциплины. Это притяжение порождало в культурологии ситуацию неопределенности. Она стала претендовать на рассмотрение и таких проблем, которыми другие науки уже давно считали собственными. Процесс болезненный, но для науки необходимый и плодотворный.

В новую науку Игорь Вадимович вошел именно в этот оптимистический период становления науки. Его выступления можно было услышать на многих культурологических конференциях и форумах. Одно время не столько даже в РГГУ, сколько при Научном совете РАН «История мировой культуры», который в свое время возглавляла Э. В. Сайко, интенсивно и плодотворно работала группа энтузиастов новой науки. Постоянно организовывались конференции, выпускались книги. Игорь Вадимович в этой группе был, конечно, в числе первых. Кажется, именно тогда сложилось ядро теоретиков новой науки, часть из которых и до сих пор продолжает плодотворно работать в этом направлении. Именно тогда интересы Игоря Вадимовича окончательно определились.

С конца 90-х годов прошлого века я в Государственном институте искусствознания Министерства культуры возглавлял сектор эстетики, которым еще в 60-е годы руководил талантливый философ Ю. Н. Давыдов, а позднее А. Я. Зись. В силу некоторых обстоятельств с моим приходом он был переименован в сектор теории искусства. Моя концепция деятельности сектора была ориентирована на культурологическое рассмотрение искусства. Это соответствовало духу времени и рождению новой дисциплины, изучающей культуру. Вот на этой почве и произошло мое сближение с Игорем Вадимовичем. Естественно, что я пригласил Игоря Вадимовича занять в этом секторе место ведущего научного сотрудника. В течение почти десяти лет я и Игорь Вадимович совместно разрабатывали эту проблематику. Хотя после очередного раунда оптимизации этого сектора уже не существует, Игорь Вадимович продолжает работать в институте совместителем.

По инициативе сектора теории искусства в издательстве «Наука» была запущена серия изданий под названием «Искусство в исторической динамике культуры». Во всех этих изданиях печатались работы И. В. Кондакова. Так, в сборнике «Искусство в ситуации смены циклов. Междисциплинарные аспекты исследования художественной культуры в переходных процессах» (М.: Наука, 2002) была напечатана его статья «О механизмах повторяемости в истории русской культуры», в сборнике «Переходные процессы в русской художественной культуре» (М.: Наука, 2003) – статья «Смута: к типологии переходных эпох в истории русской культуры», в сборнике «Циклические ритмы в истории, культуре, искусстве» (М.: Наука, 2004) опубликована его статья «Образ мира, в слове явленный: волны литературоцентризма в истории русской культуры», в сборнике «Поколение в социо-культурном контексте ХХ века» (М.: Наука, 2005) статья «”Отцы”, “дети” и “пасынки” в русской культуре (Заметки по социокультурной микродинамике)», в сборнике «Искусство и цивилизационная идентичность» (М.: Наука, 2007) статья «Динамика цивилизационной идентичности в России», в сборнике «Миф и художественное сознание ХХ века» (М.: Наука, 2011) статья «Архитектоника мифа», в сборнике «От искусства оттепели к искусству распада империи» (М.: Наука, 2013) статья «Рождение “второго авангарда”: между сонорностью и визуальностью».

Конечно, именно благодаря Игорю Вадимовичу на секторе расширялась и углублялась методология культурологического рассмотрения и практики, и теории, и истории искусства. Но, конечно, поле деятельности Игоря Вадимовича не ограничивалось ни кафедрой истории и теории культуры РГГУ, ни сектором теории искусства Государственного института искусствознания. Профессор сотрудничал со многими учреждениями. Их количество трудно даже перечислить. Конечно, восхождению нашего ученого способствовала среда энтузиастов-культурологов. На рубеже ХХ – XXI веков она заметно расширялась.

Параллельно Игорь Вадимович погружался в преподавательскую деятельность. Ведь так случилось, что уже на ранней фазе становления новой науки она была институционализирована. Во многих высших учебных заведениях России возникали кафедры истории и теории культуры. По специальности «культурология» стали защищаться кандидатские и докторские диссертации. Появилась потребность в учебниках и учебных пособиях. Это прикладное направление в деятельности нашего юбиляра заметно присутствует. Книги Игоря Вадимовича, предназначенные для учебного процесса, выгодно выделяются в списке его опубликованных работ. Ими пользуется не только сам автор, но и преподаватели этой дисциплины во многих высших учебных заведениях страны.

Назовем некоторые из этих учебных пособий. Так, в 1997 году в рамках программы «Высшее образование при содействии Института «Открытое общество» было выпущено учебное пособие «Введение в историю русской культуры». В основу этого учебного пособия была положена новая концепция русской культуры. Автор пытался преодолеть идеологическую заданность господствовавших длительное время представлений об истории России, которые утверждались при советской власти. Это была история не столько государства, но именно культуры. Это было совершенно новаторское прочтение истории. Автор проследил логику функционирования культуры от Крещения Руси до краха тоталитаризма. Эта книга была рекомендована государственным комитетом РФ по высшему образованию в качестве учебного пособия для высших учебных заведений.

В 2003 году Игорь Вадимович издает следующую книгу по этой проблеме. Это курс лекций под названием «Культурология: история культуры России». Книга была рекомендована Учебно-методической Комиссией по специальности 020 600 – «Культурология» в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений. В 2007 году выходит еще одно учебное пособие «Культура России. Краткий очерк истории и теории». Оно тоже было рекомендовано Учебно-методическим советом по специальности «Культурология». В книге раскрываются социокультурные механизмы, регулирующие смену культурных парадигм и определяющие общую логику исторического развития – архитектонику отечественной культуры. В связи с созданием названных трудов следует подчеркнуть, что данные, касающиеся учебной литературы, позволяют сформулировать то, что одной из генеральных тем в научной биографии ученого занимает специфика культуры России. Это обращает на себя внимание как в учебной литературе, так и во многих научных публикациях Игоря Вадимовича.

В связи с подготовкой учебной литературы следует сказать и о складывающейся в науке любопытной ситуации. В 90-е годы прошлого века, когда можно было констатировать пик моды на новую науку, появились десятки, если не сотни учебников по культурологии. Заведующий кафедрой культурологии каждого учебного заведения печатал свой вариант дисциплины. Где эта учебная литература сегодня? Она забыта. В основном это были поверхностные сочинения, которые оказали новой науке плохую услугу. Они ее компрометировали. Между тем, книги Игоря Вадимовича этого рода по-прежнему востребованы.

Спрашивается, как можно объяснить популярность этих его работ? Ответ лежит в непростых процессах развития науки. В частности, в отношениях между научной и учебной литературой. Учебная литература, создаваемая с особой целью, – донести до студентов значимые идеи новой науки, должна опираться на солидный, разработанный учеными теоретический и методологический фундамент науки. Не каждый преподаватель этой дисциплины может быть ученым. Но научные основания дисциплины он обязан знать. Они должны быть разработанными. Однако, когда происходила институционализация культурологии, многие вопросы, касающиеся методологии и теории, оставались открытыми. Сама наука еще не была готовой ответить на все вопросы. Ее институционализация даже опережала ее развитие. Это порождало непростую ситуацию.

Но неопределенность и в понимании предмета, и множество определений самой науки, как ни странно, стимулировало творческие поиски, а они становились причиной интереса к этой дисциплине, что проявлялось не столько в студенческих аудиториях, сколько на многочисленных симпозиумах, круглых столах и конгрессах. Игорь Вадимович был во всех этих мероприятиях в числе первых. Его слушали. Ему было что сказать. Статус преподавателя не мешал ему быть находящимся в постоянном творческом поиске, что присуще выдающимся ученым. Он удачно совмещал и превосходного лектора, и талантливого мыслителя-первопроходца, творца новой науки.

Между тем, любопытно отметить, что Игорь Вадимович вовсе не появился в нашей среде готовым культурологом. Да, собственно, в России до появления интереса к науке о культуре, культурологов никто не готовил. Тем интересней понять, откуда, из каких сфер они приходили разрабатывать новую проблематику. Еще до того, как в России начнется культурологический «бум», Игорь Вадимович уже успел состояться как филолог. Ведь он закончил филологический факультет Пермского государственного университета и получил диплом по специальности «филология». Затем аспирантура на кафедре литературно-художественной критики Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. Первые его работы представляют именно филологическое направление. Он давно начал печататься в журнале «Вопросы литературы» и продолжает поддерживать с ним связь до сих пор.

Для понимания логики возникновения и становления науки, которая сегодня связана с его именем, творческая биография Игоря Вадимовича показательна. Однако эта новая наука развивается в разных направлениях, что приводит к расхождению в понимании ее предмета. В том, что в культурологию Игорь Вадимович приходит из филологии есть логика.

В этом проявляется традиция, которую следовало бы проследить в тех исследованиях по истории становления нашей науки, которые когда-нибудь будут написаны. Если они появятся, то, по всей вероятности, в них будет показано, что время возникновения в России науки о культуре совпадает с оживлением в науке той тенденции, что связана с очередной вспышкой позитивизма. Эта тенденция не могла не оставить следа и на гуманитарных науках, в том числе, в их отечественном варианте. Так, например, в искусствознании оживилась традиция, связанная с количественными методами. Она возникла еще в пифагорействе и платонизме и дошла до нашего времени. Математика стала проникать и в психологию, и в социологию. Параллельно появлению первых публикаций по истории и теории культуры развертывается новая волна в социологии, а социология связана с конкретными эмпирическими исследованиями, которые без математики представить невозможно. Иначе говоря, оживление в науке с эпохи оттепели, в атмосфере которой начинались наши научные биографии, связано с высоким статусом естественных наук, что накладывало печать и на гуманитарные науки. Поэт Слуцкий выразил эту тенденцию строчкой «Что-то физики в почете, что-то лирики в загоне». Через этот соблазн проходили многие мыслители. Гуманитарии часто ориентировались на количественные методы, вообще, на позитивизм.

Эту тенденцию можно проиллюстрировать с помощью деятельности столь популярной в 60-е и в 70-е годы Комиссии комплексного изучения художественного творчества при Научном совете Академии наук «История мировой культуры», возглавляемой энергичным и известным филологом Б. С. Мейлахом. Вспоминаю о деятельности этой Комиссии и о самом Борисе Соломоновиче с большим удовольствием, вовсе не отклоняясь от предмета данной статьи – от слова о юбиляре. Вот на конференциях, организуемых Б. С. Мейлахом, мы и встретились с Игорем Вадимовичем.

Вспоминая эти встречи, я подчеркиваю не только обращение гуманитариев к методологии естественных наук. А это на конференциях Комиссии бросалось в глаза. Ведь на них можно было услышать не только выступления известных писателей, актеров, режиссеров, композиторов, не только искусствоведов и философов, но и математиков, физиологов, кибернетиков, физиков. Я помню, например, на трибуне физика Мигдала, филолога Аверинцева, семиотика Вяч. Вс. Иванова, но и кинорежиссера С. Герасимова, а также театрального режиссера Б. Покровского.

Хочется подчеркнуть, что среди этих ученых разного профиля были не только Д. С. Лихачев и директор Эрмитажа Б. Б. Пиотровский (конечно, старший), но и молодой ученый И. В. Кондаков. Молодой и талантливый филолог Кондаков, что свидетельствовало о том, что это был ищущий, теоретически мыслящий молодой ученый, не довольствующийся традиционными подходами, что существовали в идеологизированном литературоведении. Тогда многие пытались найти себя в возникающих новых сферах и науках. Кто – то проявил интерес к семиотике, кто – то в возрождающихся таких науках, как социология и эстетика. Кто – то увлекся структурализмом.

Вспоминая первые встречи с Игорем Вадимовичем в эпоху бурной деятельности Комиссии В. С. Мейлаха, я решил отыскать и просмотреть ежегодно выходившие издания Комиссии под названием «Художественное творчество. Вопросы комплексного изучения». Сам ведь Игорь Вадимович, конечно, никаких сведений о своей деятельности не хранит. Пришлось проявить самостоятельность. Так, в сборниках Б. С. Мейлаха я обнаружил две публикации И. В. Кондакова. Одна публикация под названием «Эффект синестезии в литературно-художественной критике (к постановке вопроса)» была опубликована в издании 1983 года. Вторая публикация вышла в издании 1986 года. Вторая статья называлась «Цвет в природе и в искусстве (методология вопроса)».

Эти издания Комиссии позволяют уточнить меняющийся статус молодого ученого. В издании 1983 года Игорь Вадимович был представлен старшим редактором издательства «Просвещение» и членом Союза журналистов СССР. Издание 1986 года информирует о повышении статуса молодого ученого. К этому времени он уже успел защитить кандидатскую диссертацию по теме «Литературно-художественная критика в контексте культуры: вопросы методологии» (1983). Молодой Кондаков – уже кандидат филологических наук и старший научный сотрудник Отделения литературы и языка Академии наук СССР. Вот такие подробности о раннем периоде в деятельности нашего ученого. Видимо, сотрудничество с Комиссией не ограничивалось двумя публикациями. Но мне удалось найти только две. Надеюсь, будущие биографы профессора поиски продолжат.

Тем не менее, несмотря на реабилитацию позитивизма с 60-х годов, И. В. Кондаков не стал ни последователем Пифагора, ни последователем Ф. де Соссюра и не пошел по линии позитивистских поисков, которые были присущи применительно к культурологии в то время одному из самых интересных отечественных ученых Э. С. Маркаряну. Хотя подход Э. С. Маркаряна возникал как один из возможных. Поиски Игоря Вадимовича заметно отклонялись от реабилитации в отечественной науке позитивистской традиции и обретали свой смысл в традиции, определившейся еще в романтизме. Собственно, этим путем в России пошли многие. Это стало устойчивой традицией, в том числе, в культурологии. Это антипозитивистское, гуманитарное направление в науке, и в России возобладало именно оно. Об этом свидетельствовала деятельность таких ученых, как Михаил Бахтин, Сергей Аверинцев, Юрий Лотман, Георгий Гачев, Дмитрий Лихачев, Александр Панченко, Вячеслав Всеволодович Иванов, Владимир Топоров, Елизар Мелетинский и многие другие.

Ведь многие из названных ученых вышли именно из филологии, что позволяет считать, что до появления нашей дисциплины – культурологии, многие вопросы, которые потом будут считаться по ведомству этой науки, рассматривались в границах филологии. Казалось бы, исключением является лишь деятельность М. Бахтина, ведь он – профессиональный философ. Философ-то философ, но все его сочинения все же связаны с филологией. Основные его работы, да практически все посвящены литературе. Это не случайно. Культурология как наука в ее отечественном варианте, видимо, следует именно романтической, а не модернистской, т. е. позитивистской парадигме. Это обстоятельство уже свидетельствует о наличии какого-то значимого ментального комплекса, а, вместе с тем, и признака русской культуры, которой посвящено так много публикаций Игоря Вадимовича, что нами уже отмечалось в связи с характеристикой подготовленных ученым учебных пособий.

В счастливый период деятельности Научного совета РАН «История мировой культуры», в котором он скоро займет важный пост, Игорь Вадимович издал фундаментальную коллективную монографию под названием «Современные трансформации российской культуры» (М.: Наука, 2005). В статье, опубликованной в этом издании, Игорь Вадимович развивал идею «глобалитета культуры» применительно к России. Эта идея стала одной из основных идей в творческой биографии ученого. Глобалитет – новое понятие, даже концепт в гуманитарной науке, свидетельствующий о потребности выражения предельной степени обобщенности мировой культуры как целого. Конечно, этот концепт соответствует духу глобализации, о которой в два последних десятилетия так много написано и сказано. Он означает не только вписывание отдельных локальных культур в мировой культурный контекст, но и обретение многими из них своего глобалитета, т. е. в той или иной степени всемирного значения.

В истории очевидна следующая закономерность. На определенном этапе своего имманентного развития локальные культуры начинают выходить за границы своего локализма и претендовать на «всемирность» и «общечеловечность». При этом атрибут «всемирности», приобретаемый той или иной локальной культурой, как правило, не является необоснованной претензией частного феномена культуры представлять в том или ином аспекте мировую культуру как целое или феномен «общечеловеческого» в чистом виде, но свидетельствует о действительных отношениях, складывающихся между той или иной локальной культурой и миром в целом. По утверждению Игоря Вадимовича, прорыв во «всемирность» является не субъективной амбицией той или иной локальной культуры, а объективно ей присущим потенциальным ценностно-смысловым содержанием, связанным с постепенно развертывающимся саморазвитием. Глобалитет культуры Игорь Вадимович сопоставляет с менталитетом. Если менталитет – это самосознание локальной культуры как таковой, прочувствованное изнутри нее, в рамках данного ее природно-географического, этносоциального и исторического локуса, то глобалитет – это самосознание локальной культуры в качестве одной из составляющих мировой цивилизации, в рамках глобального смыслового пространства, взгляд локальной культуры на самое себя извне.

Разрабатывая идею глобалитета как значимого концепта науки, Игорь Вадимович применяет его по отношению к русской культуре. Собственно, идея глобалитета у него возникает именно из наблюдений над функционированием русской культуры, из стремления разгадать то самобытное, что в этой культуре содержится. В этом смысле можно даже утверждать, что он возвращает к рефлексии славянофилов. Это стремление определило и название докторской диссертации Игоря Вадимовича, которую он защитил в Московском государственном педагогическом университете. Она называлась «Архитектоника русской культуры». Предпринимая характеристику глобалитета русской культуры, он затем делает этот принцип универсальным, действующим в каждом типе культуры. Это интересная и глубокая идея, и она фундаментально разработана именно И. В. Кондаковым. А ведь на основе этой идеи уже можно создавать историю мировой культуры, над которой мог бы работать целый коллектив или целый институт. Например, институт культурологии. Приходится сожалеть, что этот институт был недавно закрыт. Зря. Наука о культуре именно в это время оказалась готовой к фундаментальным исследованиям и проектам.

Идею глобалитета по Кондакову можно, пожалуй, сравнить лишь с идеей прасимвола по Освальду Шпенглеру. Более того, с помощью этого понятия Игорь Вадимович пытается понять явление, беспокоящее нас в последние десятилетия, а именно кризис российского глобалитета. Он пишет: «Культура в течение ряда веков тешившая себя собственным всемирно-историческим величием и уникальностью, апеллировавшая то к низошедшей на нее благодаря Крещению, то к идеалам Святой Руси и Третьего Рима, то к формулам «всемирной отзывчивости» и «всеединства», то к целям мировой революции и построения коммунизма, оказалась вынужденной, как в Петровские времена, учиться у других развитых культур «азам» постиндустриальной цивилизации»[1]. После таких выводов ученого трудно упрекнуть новую науку в отвлеченных, абстрактных построениях, в бегстве от реальности, в чем иногда упрекают гуманитарные науки.

Пожалуй, можно утверждать, что осмысление логики функционирования русской культуры, ее природы, ее особенностей стало главной темой в научной деятельности И. В. Кондакова. С этим предметом постоянного внимания ученого связано и выделение им еще одной особенности русской культуры, а именно, ее литературоцентристской ориентации. Кому, как не культурологу, обладающему обширными познаниями в филологии, этот вопрос ставить. Деятельность Игоря Вадимовича позволяет рассмотреть вопрос об отношениях культурологии и филологии. То, что культурология в России связана именно с филологией, далеко не случайно. Ведь в русской культуре то, что нам известно как система видов искусства, представляет специфическое образование. Здесь в системе видов искусства выделяется именно слово, словесность, вербальная стихия, т. е. литература. Именно этому аспекту посвящены многие работы Игоря Вадимовича.

Вопрос о литературоцентризме русской культуры является одним из тех вопросов, который в круге интересов нашего ученого оказывается определяющим. Но, собственно, это даже не проблема его, Кондакова, ориентации в культурологической проблематике, а бессознательно открываемая ученым мотивация того варианта науки о культуре, который утверждает себя именно в российской цивилизации. Утверждает, но не всегда рацио нально, основываясь не на системе понятий, а подсознательно. Таково видение науки, которой Игорь Вадимович посвятил свою жизнь. Это видение непосредственно вытекает из специфики именно того типа культуры, что имеет место в России. Так получилось и по-другому, видимо, получиться не могло. Это наиболее очевидная традиция в науке культурологии, утвержденная такими учеными, определившими гуманитарный горизонт науки в России второй половины ХХ века, как Ю. М. Лотман. Конечно, это совсем не означает, что это – самая оптимальная логика развития науки о культуре. Но это один из возможных вариантов ее развития.

Этот вариант заявил о себе задолго до возникновения науки о культуре. Скажем, в первых десятилетиях ХХ века в разных странах возникло предвосхищение структурализма, мода на который будет заметной спустя несколько десятилетий, когда во Франции появятся труды К. Леви-Строса по этнологии. Это предвосхищение назовут «формализмом». Он возникал и развивался и в русском, и, например, в немецком варианте. Но если русские формалисты предприняли революцию в методологии литературы (см. работы В. Шкловского, Б. Эйхенбаума, Ю. Тынянова), то немецкие формалисты в лице, скажем, А. Ригля или Г. Вельфлина, предпочли заниматься пластическими искусствами, в частности, живописью. Это несходство опять же подтверждает функцию литературы как доминанты в русской культуре.

Но эта основополагающая проблематика в творческой биографии Игоря Вадимовича – литературоцентризм русской культуры проводится Кондаковым не только в его теоретических и методологических трудах. Она является основой и тех его работ, которые следует отнести к исторической культурологии. Для одной из книг, ответственным редактором которого я был, – «Циклические ритмы в истории, культуре и искусстве» (М.: Наука, 2004) – Игорь Вадимович подготовил статью «Образ мира, в слове явленный»: волны литературоцентризма в истории русской культуры». Весьма показательно, что при рассмотрении разных проблем культурологии Игорь Вадимович постоянно прибегал к выявлению этого признака русской культуры. В 2011 году мы вместе с Игорем Вадимовичем и К. Б. Соколовым опубликовали книгу «Цивилизационная идентичность в переходную эпоху: культурологический, социологический и искусствоведческий аспекты» (М.: Прогресс-Традиция, 2011). Для этого издания Игорь Вадимович написал главу IV раздела IV «Литературоцентризм в истории русской культуры» и главу III раздела V «Кризис литературоцентризма в России на рубеже ХХ – XXI веков».

Понятие «литературоцентризм» означает тяготение культуры к словесно-художественным формам саморепрезентации. В науку оно было введено Игорем Вадимовичем уже давно. Об этом свидетельствует целый ряд его публикаций на эту тему[2]. По мнению Игоря Вадимовича, для русской литературы характерен культурный синкретизм, а для всей русской культуры – литературоцентризм, оказывающий мощное воздействие на смежные формы культуры. Особенно сильным влияние литературы на другие формы культуры было в эпоху русской классики – в XIX веке, когда эти культурные формы получают свое развитие и распространение почти исключительно в литературной форме. Это касалось живописи передвижников, программной музыки, театра, в том числе, музыкального, философии, литературно-художественной критики и публицистики, журналистики в целом, науки, религиозно-мистических исканий, политической идеологии, морали и т. п. Значительна роль русской литературы и в отечественной культуре ХХ века, включая Серебряный век и советский период. Но, прослеживая эту универсальную закономерность, Игорь Вадимович, тем не менее, констатирует в этом процессе и подъемы, и спады. Как доказывает ученый, внимательный анализ этого феномена показывает, что при сохранении этой тенденции на протяжении длительного времени как магистральной, можно фиксировать существование определенной цикличности в проявлениях российской литературоцентричности.

В постановке вопроса о литературоцентризме, присущем русской культуре, проявляется, однако, не только один из признаков конкретного типа культуры в мировой истории. Такая постановка вопроса важна и для самоопределения культурологии как науки. С ней происходит то, что всегда сопровождало историю философии. Ведь философия постоянно пыталась осознать себя по отношению не только к религии, а, следовательно, к теологии. В ее истории выделяются две точки зрения на свой предмет. Об этом свидетельствует разделение философов в разные эпохи на две группы. Одни полагают, что философия ближе к науке и даже еще более определенно, философия есть наука, одна из наук. Другие же при держиваются иной точки зрения, будучи убежденными в том, что философия ни в коем случае наукой не является, что она ближе искусству.

Современным концептуалистам, вроде Д. Кошута, размышлявшего о судьбах философии в ХХ веке, последняя постановка вопроса соответствует больше. Если в лице, скажем, Канта и Гегеля, которого Д. Кошут называет последним философом, как мыслителей эпохи модерна (модерн здесь следует понимать в философском смысле) мы находим сторонников философии как науки, то в лице А. Шопенгауэра и Ф. Шеллинга мы обретаем мыслителей, убежденных в близости философии искусству. Эту вторую точку зрения подхватывает в России, например, Н. А. Бердяев. Причем, в этом вопросе он весьма категоричен. «Философия ни в коем смысле, – пишет он, – не есть наука и ни в каком смысле не должна быть научной»[3]. Но если философия – не наука, то что же она такое? Здесь у философа тоже полная ясность: «Философия есть искусство, а не наука»[4].

Та же самая ситуация складывается в истории становления культурологии, которая развивается в тесном сотрудничестве с философией, откуда в ней и возникает эта отмечаемая нами дихотомия. Любопытно, конечно, как она соотносится со спецификой русской культуры. Конечно, Гегель имел огромное влияние и на отечественную философию и даже на историческую науку. Конечно, все это проявилось в активизации позитивизма и социологизма в России и позднее, а именно, с середины ХХ века. Культурология в своем становлении несет печать этой позитивистской вспышки, о чем мы уже сказали. Тем не менее, влияние Ф. Шеллинга, скажем, считавшего художественное, т. е. чувственное познание, в отличие от Гегеля и вообще философов Просвещения, выше логического, т. е. собственно научного, в России даже сильнее.

Ф. Шеллинг более созвучен русскому мыслителю, излагающему свои идеи не только с помощью логических построений, но и с помощью образов. Об этой особенности отечественного философствования писал А. Лосев. Он формулировал: «Русская литература есть вопль против созерцательности, отвлеченности, схематизма; и вся она есть художественная и моральная исповедь и проповедь, политический памфлет и разоблачение, религиозное и созерцательное пророчество и воззвание, сплошная тревога и набат, но ни в коем случае не отвлеченное рассуждение, не логическая система, не методическое построение»[5]. Собственно, это характерно не только для русской литературы, но и для русской философии. Так повелось с А. Хомякова, писавшего стихи и высказывавшего свои идеи в поэтической форме, и дошло до Владимира Соловьева, также совмещавшего философию с поэзией. В. Соловьев критиковал Гегеля и почитал Ф. Шеллинга. Этот синтез философии и литературы можно усмотреть также в творчестве Льва Толстого и Федора Достоевского. Что касается Ф. Шеллинга, то его особенно почитали славянофилы, которые стоят вообще у истоков самостоятельной русской философской мысли. Поэтому даже тип философствования в России и история русской философии как форма самосознания русской культуры демонстрирует синтез логического, чувственного (эстетического), философского и художественного начала. Под художественным следует понимать не только поэтическое и литературное начало. Здесь также ярко выражено и то, что Е. Трубецкой назвал «умозрением в красках», которое, кстати, активизируется в эпохи кризиса литературоцентризма. Это произошло, например, в эпоху символизма. Так что это пристрастие к изложению философских концептов с помощью форм чувственного мышления как раз и свидетельствует о специфике и русской философии, и культурологии в ее отечественном варианте.

Культурология ведь начинается с эстетики. Этот вывод сделал еще Й. Хейзинга, призывающий осознать проблематику культуры через игру. Нидерландский философ, касаясь того смысла, что вкладывается в понятие «культура» Я. Буркхардтом, фиксирует прежде всего эстетический, а не социально-экономический или технологический смысл. Он пишет: «Тот факт, что Буркхардт в своем представлении о культуре на первое место ставит ее эстетическую сторону, не должен нас удивлять»[6]. В конце концов, Й. Хейзинга солидаризируется с Я. Буркхардтом. Выделяя эстетическую сферу в качестве для культуры основополагающей, Й. Хейзинга в то же время противопоставляет ее научному и техническому, т. е. цивилизационному аспекту. Следующее суждение философа еще больше проясняет его мысль о связи культурологии и эстетики. «Мы все слиш ком хорошо знаем, что высокая степень научного и технического совершенства не является гарантией культуры. Для этого необходимы: прочный правовой порядок, нравственный закон и человечность – основные устои общества, которое и является носителем культуры. Наряду с этим наше представление об определенной культуре будет связано в первую очередь с достижениями в эстетической сфере, с произведениями искусства и литературы»[7].

Такая точка зрения, конечно, в еще большей степени обязывает оценить то направление в становлении культурологии, которое в России во второй половине ХХ века выдвинулось на первое место и в границах которого происходило становление идей И. В. Кондакова. Возможно, пройдет время и в контексте новой позитивистской вспышки культурология будет придерживаться других ориентиров и принципов, но пока приходится констатировать близость культурологии как науки в России именно к искусству.

Собственно, погружаясь в самосознание культурологии как науки в России, мы в то же время выяснили и определяющие научные ориентации Игоря Вадимовича. Совсем не случайно в России культурология возникает и развивается на плечах таких выдающихся филологов, как Ю. Лотман, М. Бахтин и С. Аверинцев, которые задали направление культурологической рефлексии, разделяемое нашим профессором. Культурология в России выходит из филологии, и это хотя и не является исключением в логике становления этой науки, но, тем не менее, позволяет говорить о специфических чертах отечественной науки. И еще точнее: о специфических особенностях отечественной науки рубежа ХХ – XXI веков.

И. В. Кондаков становится культурологом – профессионалом именно в этом контексте, именно в русле этой продолжающейся традиции. Возможно, сегодня лишь он один эту традицию продолжает демонстрировать как самую авторитетную и самую конструктивную. Да, можно сказать, что Игорь Вадимович – шеллингианец, продолжатель той традиции, что тянется от Ф. Шеллинга, от романтиков, от славянофилов к Владимиру Соловьеву и затем имеет продолжение в рефлексии Ю. Лотмана и С. Аверинцева. Наверное, эта традиция в отечественной культурологии не будет единственной. Но, что касается периода в становлении науки о культуре последних десятилетий ХХ века и первых десятилетий XXI века, когда появляются зрелые работы Игоря Вадимовича, то он будет отмечен именно этой традицией. Именно это обстоятельство способствует научному авторитету И. В. Кондакова. Именно это способствует периоду акмэ, как выражались древние философы, в его научной и творческой биографии.

Остается лишь пожелать дорогому нашему коллеге – Игорю Вадимовичу от всего Научно-образовательного общества, как и от редакционного совета и от редколлегии нашего альманаха не сбавлять мощного творческого накала и, разумеется, здоровья, без которого такое вызывающее глубокое почтение творческое напряжение невозможно. Долгих лет жизни и творческого накала, уважаемый коллега.