Читать книгу Моя вселенная – Москва». Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 7

Личность
Владимир Ерёменко
Мягкая сила

Оглавление

Мы с Юрием Поляковым одного года рождения и знаем друг друга больше половины прожитой жизни. Вокруг его имени всё время идёт общественное бурление. Известного писателя, яркого публициста стараются затащить то в один, то в другой политический лагерь. Им пытаются руководить и использовать в своих интересах разношёрстные пассионарии, поднявшиеся на обломках советских общественных организаций и творческих союзов. Но Поляков, никому не отказывая впрямую, спокойно отдалялся от навязчивых псевдореволюционеров и упрямо гнул свою линию.

Это его мягкое, но уверенное сопротивление вызывало злобное раздражение у людей, наивно записавших его в свой лагерь и уже подсчитавших дивиденды от использования его имени. Патриоты обвиняли его в гнилом либерализме, либералы клеймили за патриотизм. Но было очевидно, что в основе этих оскорблений лежит неистребимое поляковское нежелание ходить строем и элементарная бытовая зависть бездарей к таланту.

Сегодня мы часто видим Полякова на экране телевизора, читаем его острые публицистические статьи, и каждое его слово проникнуто заботой о благосостоянии народа, об охранении великой русской культуры, о могуществе и справедливом устройстве нашего государства.

Могу с уверенностью сказать, что взгляды зрелого Юрия Михайловича Полякова мало чем отличаются от воззрений молодого Юры Полякова. Воспитанный в простой народной среде, терпевший вместе с родителями нужду и скудный быт советских рабочих общежитий, он, в отличие от избалованной нашей интеллигенции, прекрасно знает цену заработанному собственным трудом хлебу и цену лживым посулам, заманивающим народ в ярмо псевдодемократических свобод.

Но сегодня мне не хочется сотрясать воздух патетическими фразами. Лучше я вспомню несколько эпизодов из наших встреч, путешествий, долгих бесед и забавных приключений, в которых Юрий Поляков предстаёт в не совсем привычном для читателей и коллег виде.

Штурм Шипки

В начале восьмидесятых годов прошлого века группа молодых советских писателей была направлена в Болгарию для знакомства с братской литературой и её молодыми представителями. Среди трёх десятков отечественных литераторов были и мы с Поляковым. Неделю откупались в Чёрном море под Варной и должны были ехать в Софию, где нас ждала официальная часть турне. В последний день на море хозяева устроили дискотеку, на которой мы отплясывали до полуночи. Наконец веселье завершилось, и мы с Юрой, разгорячённые, отправились в автобус, который нас должен был доставить в отель.

В автобусе назревал скандал. Большая часть группы требовала, чтобы завтра с утра мы, нигде не останавливаясь, ехали в Софию, дабы успеть к открытию магазинов. Болгарка, сопровождающая нас, растерянно тыкала пальцем в программу:

– По плану мы должны заехать на Шипку и почтить память героев, отдавших жизни за свободу Болгарии.

– Тогда у нас останется мало времени на покупки, – парировали приверженцы торговли.

В то время выбор в советских магазинах был значительно скуднее, чем в болгарских, и понять людей, впервые попавших за границу и мечтавших приодеть себя и близких, конечно, было можно. Но не всё измеряется вещами.

Святослав Рыбас и Сергей Лыкошин пытались это объяснить нашим товарищам, но те и слушать не хотели. Мы с Поляковым тут же встали на сторону друзей, требовавших посещения святыни. Скандал вспыхнул с новой силой. После яростного спора был найден компромисс. Выезжаем в четыре утра, по дороге заворачиваем на Шипку, и далее вожделенные софийские магазины. Спать оставалось два часа.

В полной темноте мы подъехали к знаменитой горе, которую штурмовали наши предки. Большая часть компании осталась досыпать в автобусе, а мы приступили к восхождению.

Поднимались в кромешной темноте. Тяжёлое дыхание и шорох шагов тревожили тишину. Время повернулось вспять. Каждый был наедине с собой и своими мыслями. Подъём закончился, и стало понятно, что мы на вершине. Еле заметно забрезжил рассвет. В туманных сумерках подрагивали фигуры поднявшихся. Нас было не больше десятка. Постепенно темнота уходила, и мы молча, как старинное кино, наблюдали открывавшийся до самого подножья великий холм, свидетель подвига наших предков.

Из тумана проглянули золотые купола храма Рождества Христова, который в честь победы русского оружия построили матушка генерала Михаила Скобелева Ольга Николаевна и граф Николай Игнатьев. Рядом с храмом белела крыша автобуса, где спали наши товарищи.

Когда мы спустились к подножью, то к нам подошёл старичок болгарин – сторож при храме. Он был удивлён таким ранним визитом. До открытия храма оставалось больше часа. Внимательно оглядев нас, он махнул рукой и разрешил пройти в церковь.

Надо сказать, что почти все мы вышли из комсомола, а многие были уже членами Коммунистической партии, но это не мешало нам посещать храмы, правда, старались это не афишировать и прикрываться любовью к древнему искусству и архитектуре. Помню даже, как Сергей Лыкошин учил нас в трудные моменты споров с идеологическим начальством креститься незаметно в кармане.

Молча разбрелись по церкви. Мы с Юрой спустились в нижний придел. Здесь на белых мраморных плитах увидели золотом писанные звания и фамилии офицеров и безымянное число нижних чинов, погибших на Шипке.

Поляков тихо подозвал меня к одной из плит.

– Посмотри!

На табличке было выбито: «Поручик Лыкошин и 14 нижних чинов».

Мы позвали Сергея. Он долго стоял перед мемориальной плитой, а затем объяснил:

– Это брат моего прадеда. Мы думали, погиб под Плевной, а оказывается, здесь. Вернусь, расскажу отцу.

Эта близкая, телесная сопричастность к истории, к великому подвигу отцов потрясла нас. Никакие силы не могли провести Сергея мимо могилы его героического родственника. Цепь нелепых случайностей выстроилась в неумолимую закономерность.

Вечером руководство Болгарии устроило приём в честь советских молодых писателей. Мы знакомились с нашими сверстниками – литераторами Болгарии. Звучали приветственные речи. И вдруг мы услышали:

– Мы благодарим вас за то, что нашли время посетить великую святыню Болгарии.

От стыда мы опустили глаза. Не было сомнений, что сопровождавшая нас болгарка рассказала своему руководству, какое сражение приключилось в нашей высокоинтеллектуальной группе вокруг посещения Шипки.

Сегодня, вспоминая тех, кто в кромешной тьме поднялся на вершину, я с удивлением отмечаю, что их имена сегодня на слуху у наших читателей, а имена тех, кто остался у подножья, бесследно канули в лету.

Очевидно, что для того, чтобы оставить след в литературе, одного умения складывать слова мало.

Хирург по наитию

Честно говоря, я собирался упустить этот эпизод из повествования о Полякове, как-то он не ложится в юбилейную тематику, но неожиданно Юрий сам вспомнил о том случае, причём в большой и солидной компании. Глядя на меня, он сказал:

– Однажды ты спас мне жизнь.

Юра заинтриговал окружающих, и ему пришлось рассказать о происшествии. Я же когда-то давно записал эту историю и теперь просто повторю её.

Это случилось во время того же путешествия по Болгарии. Мы ехали из Софии в Пловдив. Дорога неблизкая, и нам выдали по пакету с сухим пайком.

Через несколько часов пути мой сосед, тогда ещё не такой известный писатель, Юрий Поляков проголодался. Он раскрыл пакет, придирчиво осмотрел припасы и споро облупил варёное яичко. Покрутил его перед носом, затем скромно приоткрыл рот, чтобы сделать интеллигентный надкус, но тут автобус подбросило на колдобине, и рука вогнала яйцо в разверзшуюся от толчка пасть, словно снаряд в орудийный ствол. Я было захохотал, веселясь от комичности произошедшего. Но Поляков начал судорожно махать руками, жестами показывая, что не может избавиться от ставшей враспор затычки. Через несколько секунд лицо его побагровело, в зрачках заметался ужас. Веселье моё улетучилось. Понимая, что жизнь друга на волоске, я принялся дубасить его по спине, надеясь вышибить злополучное яйцо, но оно оказалось много крупнее гортани, и его заклинило намертво. Лицо Юры стало синеть, глаза вылезали из орбит. Не зная, что ещё предпринять, я толкнул сидевшего впереди прозаика Святослава Рыбаса.

– Юра подавился! – с отчаянием в голосе прокричал я.

Рыбас повернул голову, глянул в фиолетовое лицо Полякова, затем сунул руку в карман и достал испанскую наваху, с которой никогда не расставался. Раскрыв нож, он протянул его мне и спокойным, не терпящим возражения тоном произнёс:

– Полосни его по горлу.

От вида сверкающего лезвия глаза лишённого возможности говорить и дышать Полякова, казалось, готовы были лопнуть. Устрашась перспективы быть зарезанным, тело его пронизала страшная судорога. Волна прошла от самых пяток и, словно бичом, хлестнула в голову. Яйцо выбило, и оно, просвистев над макушками молодых писателей, вдребезги разбилось о лобовое стекло и запорошило ошмётками водителя, сосредоточенно ведущего по горной дороге машину.

Поляков в изнеможении откинулся на сиденье, лицо его стало розоветь, из глаз текли слёзы счастья.

Много позже я рассказал этот весёленький случай своему родственнику, известному хирургу. Тот совершенно серьёзно выслушал и без улыбки прокомментировал:

– Решение совершенно правильное. В таких случаях надо делать трахеотомию, разрезать горло, иначе человек задохнётся.

Кстати, эту историю Поляков напомнил в присутствии владельца навахи Святослава Рыбаса, сегодня известного писателя, автора фундаментальных исторических трудов и, как теперь говорят, видного общественного деятеля. Глядя, как Рыбас заливисто хохочет, вспоминая нашу задорную молодость, меня так и подмывало спросить:

– Слава, а не носишь ли ты и сегодня боевую наваху?

Контрабанда

Наша малочисленная группа уже выходила из храма Рождества Христова на Шипке, как в собор вошла женщина и открыла церковную лавку. Первый к прилавку, как наиболее воцерковлённый из нас, подошёл Сергей Лыкошин, по-хозяйски оглядел витрину и не спеша выбрал несколько крестиков и небольших пластмассовых иконок.

– Подарю кому-нибудь, – объяснил он.

Мы последовали его примеру.

Когда вернулись в автобус, то большая часть группы продолжала дремать, а проснувшиеся попеняли на нашу медлительность.

Через пару дней мы уже покидали Болгарию. В вагон зашли советские пограничники и таможенники. Прозвучал дежурный вопрос:

– Контрабанда, оружие, наркотики, предметы культа есть?

И надо же, в первом купе нашей группы вместо твёрдого «нет» застенчивый девичий голос пропел:

– У меня есть иконки.

Несколько удивлённый таможенник приказал:

– Показывайте.

– Ой, у меня где-то в вещах, я сразу не найду.

– Сами покажете, или будем обыскивать?

Через пару минут таможенник объявил:

– Предметы культа изымаем, по происшествию составим протокол. Ещё кто везёт предметы культа?

И вдруг Юрий Гейко – лихой рубаха-парень, от кого мы никак не ожидали робости, потупив очи, сознался:

– Я тоже везу иконки.

Сегодня Юрий Гейко один из самых известных среди автолюбителей журналист.

Началась паника, цепная реакция. Усугубляло положение то, что наша группа ехала по путёвке Центрального Комитета комсомола. Возглавлял её наш друг, заведующий отделом культуры Михаил Кизилов. Ныне он главный редактор журнала «Смена».

Миша стоит в коридоре вагона бледный и понимает, что заведующим отдела ЦК он уже не будет.

В следующем купе расположились мы с Поляковым, Лыко-шин и Рыбас. Зашёл таможенник с пластмассовыми иконками в руке и, задумчиво оглядывая нас, произнёс заученную фразу про контрабанду.

Мы вчетвером, не сговариваясь, чтобы слышали все наши товарищи в вагоне, громко выпалили:

– Мы члены партии и контрабанду не везём.

Таможенник одобрительно кивнул и двинулся дальше. Проверка пошла как по накатанному.

Но составленный протокол дамокловым мечом завис над нашими коллегами и судьбой Кизилова.

На столике нашего купе стояла внушительная корзина с болгарскими деликатесами и вином, закупленными нами на последние деньги. Мы тяжело вздохнули. Впереди сутки пути. Кизилов всё понял, взял корзину и удалился.

Вернулся он минут через десять с пустыми руками, но весёлый:

– Протокол при мне разорвали.

Сейчас трудно представить, что дешёвенькие иконки могли сломать жизнь человеку. Так было, но не надо и демонизировать прошлое. Люди всё понимали и легко обходили тупые запреты.

Сегодня, оглядываясь на прошлое и вспоминая наши страстные споры, я с абсолютной ясностью вижу истоки убеждений Полякова. Мне понятно, почему возглавляемая им «Литературная газета» является сегодня самым ярким сподвижником русской культуры, истинным поборником великих исторических свершений российского государства, защитником нравственных и религиозных традиций нашего народа. Ныне читатели это воспринимают как естественную позицию газеты.

Когда же Поляков только стал главным редактором, то более однобокое издание в нашей культуре трудно было найти. На страницах приветствовалась только прозападная либерально-демократическая позиция. Когда Поляков просил сотрудников взглянуть на литературный процесс шире и публиковать, хотя бы для объективности, высказывания Юрия Бондарева, Валентина Распутина, Василия Белова и других почвенников, то на него смотрели как на предателя и считали дни до его отставки.

Ничего, стерпелись. Некоторые ушли, их место заняли единомышленники. Поэтому не случайно те, кто разделял взгляды Полякова в молодости, и сейчас печатаются на страницах газеты. Среди них и Святослав Рыбас, иногда и мне удаётся выступить в газете. Доживи до наших дней, думаю, и Сергей Лыкошин печатал бы свои охранительные статьи в «Литературной газете».

В Болгарии мы познакомились с нашим сверстником, замечательным писателем Николой Петевым. Особенно крепко с ним сдружился Сергей Лыкошин.

Не так давно раздался телефонный звонок, и я услышал голос Полякова:

– Передаю трубочку.

Я услышал родной голос Николы. Друзья сидели в московском ресторане, вспоминали былое и планировали, как будут развиваться дальше болгаро-российские литературные связи.

Положив трубку, я подумал о том, сколько сил интриганы в Союзе писателей потратили на то, чтобы рассорить Полякова и Лыкошина, и всё напрасно. Дело, о котором радел Сергей, с лёгкостью продолжает Юрий.

Сегодня уже нет с нами и Николы Петева. Светлая ему память.

Мистические совпадения

В жизни моей семьи и семьи Юрия Полякова есть любопытные совпадения. Мы с Юрой знаем друг друга очень давно, а вот наши жёны познакомились только лет десять назад, когда мы стали близкими соседями. А могли бы встретиться ещё в начале восьмидесятых годов, когда, совершенно случайно, одновременно выходили наши с Юрой книги в издательстве «Современник». Обе супруги пришли в редакцию забирать вёрстки книг своих мужей. Причём разминулись на десять минут. Об этом нам рассказал заведующий отделом Олег Финько.

Моя вселенная – Москва». Юрий Поляков: личность, творчество, поэтика

Подняться наверх