Читать книгу В гостях у дедушки и бабушки. Сборник рассказов - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 2

5-го июня

Я теперь буду писать дневник. Это делает мой друг Сергей Иванов, а всё, что он делает, – прекрасно.

Сергею Иванову 17 лет, а мне только 12, но тем не менее он мне друг, хотя и позволяет себе называть меня моськой, подразумевая, конечно, что он ни более ни менее – как слон.

Однако я опять обыграл его в шашки. Sic transit… [1]

Мать уважаемого мной Сергея Иванова приходится мне какой-то тёткой. Ах, тётенька! Мое нижайшее почтение! Я вам преданнейший слуга! Конечно, я очень обязан вам, что вы взяли меня на всё лето к себе в деревню, но вы могли бы быть более интеллектуально-эстетичны. Я сейчас же заметил, что вы не имеете никакого понятия об импрессионизме и что вас гораздо больше занимает счёт снесённых вашими курочками яиц и кринок парного молока.

Замечание философа: женщины – жалкие материалистки.

Ознакомился здесь с двумя кузинами.

О, они божественны! Людмиле 14 лет, и, кажется, она воображает, что я должен перед ней преклоняться. Другой – 9 лет, и её зовут Оля. Как только я взгляну на неё, она начинает хохотать. Должно быть, очень умная особа. Конечно, я ноль внимания.

Ho, в общем, мне здесь нравится. Сад.

Речонка. Мой друг, Сергей Иванов, обещал мне «приобщить меня к душе природы». Хорошо бы поиграть в чижа…

11-го июня

Почти целую неделю не записал ни строчки. Кажется, моё состояние называется «духовной аборацией» [2]. (Спросить Сергея.)

В пансионе кормили плохо, а здесь пироги, пышки, пирожное. Много всякой вкуснятины.

Ходили с моим другом Сергеем Ивановым ловить раков. Ни одного не видели и не поймали. Я случайно поскользнулся и упал в воду. Закон притяжения, но тётушка осталась недовольна. На чердаке можно ловить голубей прямо руками, только пойти в сумерки, когда им уже хочется спать. Там через слуховое окно легко попасть на крышу. Но это не так высоко. Интереснее лазить по деревьям. Один раз я чуть не сорвался с самой вершины старой берёзы, но, слава Богу, совсем разорвал штаны и обжёг руки.

Людмила, кажется, со мной кокетничает.

Когда я сижу у окна моей комнаты, она ходит мимо и делает вид, что меня не замечает. Ах, как вы прекрасны!

Оля не так уж глупа, как я прежде думал.

Я ей выстроил из песку прекрасную крепость, и потом мы её взяли штурмом. Людмила вообразила, что я сам забавляюсь, и иронически улыбалась.

Замечание философа: самая умная девочка всё-таки глупа.

13-го июня

Мой друг Сергей Иванов открыл мне вчера большую тайну. Он совсем не сын своей матери, а его сестра совсем не его сестра. Он просто «существо». Ему надо было жить где-нибудь и избрать какой-нибудь образ – и поэтому он стал Сергеем Ивановым, но он не человек только, а в нём соединилось всё существующее: человеческое, звериное, птичье, растительное… Поэтому он видит, и слышит, и понимает многое, чего больше никто не видит и не понимает. Признаюсь, он меня поразил.

Мы лежали в траве у ручья, и было уже темно. Он мне вдруг сказал:

– Ах, прости, пожалуйста, я забыл, что мне надо поговорить с кошкой. Кажется, я назначил ей прийти именно теперь. Удивляюсь, почему её ещё нет.

Я думал, он шутит, но он озабоченно встал и поглядел на свои часы. Лицо его стало очень строго, и вдруг он сгорбился и постарел.

В эту минуту я оглянулся и увидал, что за моей спиной крадётся кошка. По правде сказать, мне стало жутко.

– Кошка! – закричал я Сергею и, совсем не знаю зачем, вскочил и побежал.

Но около сада я остановился и ясно слышал, как Сергей и кошка долго мяукали в траве. Потом Сергей встал и пошёл ко мне. Лицо у него было как всегда.

– Ты испугался? – спросил он.

– Я всегда был нервный, – сказал я, – теперь я понимаю, что ты раньше видел кошку и нарочно сказал, что ждёшь её.

Но Сергей вдруг вздрогнул и стал прислушиваться.

– Ах, как это неудачно, что ты сегодня со мной! – тревожно сказал он. – Вот с дергачом случилась какая-то беда, и он кричит такие глупости, что, наверно, переполошит всех птиц, а малиновка сегодня не совсем здорова. Стой здесь, a я сбегаю и уйму его.

Он побежал, и дергач скоро перестал кричать.

И вот, когда Сергей вернулся, мы опять сели в траву, и он открыл мне свою тайну.

– Я – «существо», – сказал он. – Неужели ты до сих пор не догадывался? В мою душу вошли части душ всего существующего…

Потом он низко нагнулся к земле и засмеялся.

– Ах, прости, милая кашка, – сказал он и поцеловал красный цветочек. – Я не заметил, что примял тебя, не сердись!

Не может быть, чтобы он меня обманывал!

Но когда я сегодня днём спросил его на ухо:

– Правда, что ты – «существо»? – он коротко ответил мне:

– Брысь!

Да! Я теперь верю: он – «существо».

15-го июня

Мне совершенно всё равно. Пусть она отправляет меня назад в пансион. Кажется, я не умолял её жить у неё в деревне. Я поехал потому, что меня пригласили, и потому, что Сергей Иванов – мой друг. Кроме того, если бы её самоё отдали бы в такой прекрасный пансион, где вместо супа подают какие-то сомнительные помои…

Но пусть она меня отправляет!

Из-за какого-то костёрика! Что ж, что мы его немножко полили керосином? Есть о чём толковать!

Я себе спалил руку, а Оля только испугалась. Все девочки трусливы.

А какие изящные выражения у моей достоуважаемой тётушки!

– У тебя кочан капусты, вместо головы… Прекрасная Людмила иронически улыбнулась. Но я ей доказал, какой у меня кочан капусты.

Когда она величественно улеглась в гамак с книжкой, я сперва немного покачал её, а потом – чик! Верёвку ножичком…

Ничего! Гамак не высоко. И всё равно я последний день в этом доме. Правда, есть ещё надежда, что мой друг заступится за меня и упросит, чтобы меня не отправляли. В пансион!.. Бррр… Но тётушка сказала, что я ей слишком надоел. Отправят или не отправят?

Сергея с утра нет дома, но к ночи он, верно, вернётся. Не уехал ли он по «своим» делам?

Замечание философа: если живёшь в чужом доме, уезжай с достоинством, когда гонят.

16-го июня

Людмила тоже не имеет ни малейшего понятия об импрессионизме. Когда это стало ясно, она покраснела. Я очень рад.

Сергей назвал её «прекрасно-глупый цветок», a она вздёрнула нос и обдала нас презрением. Конечно, не поняла.

Оля пронюхала, что у нас с Сергеем тайна, и теперь не отстаёт от меня: «Скажи, скажи!» Когда я спрашиваю что-нибудь, она отвечает:

– А скажи! – и дразнится языком.

Когда я её зову куда-нибудь, она закладывает руки назад, топает ногой и опять говорит:

– А скажи! А скажи!

Спрятала свой мячик и не даёт.

– А скажи!

По правде сказать, днём мне кажется, что вся эта «тайна» – шутка моего доброго друга Сергея Иванова, но вечером мне делается жутко, и тогда я уверен, что это не шутка.

Вчера он прибежал ко мне в комнату страшно испуганный. Бросился на кресло и закрыл голову руками.

– Сенька, закрой скорей окно! Я больше не могу. Если бы ты слышал, что они говорят!

Если бы он обманывал, почему бы он дрожал?

Я закрыл окна и даже спустил шторы.

– Ох, как я испугался! – сказал Сергей. – Ты не знаешь, как страшно всё слышать и всё понимать. Я сейчас сидел в саду, и деревья рассказывали мне, из чего они выросли, какими соками они питаются. Они говорят, что всосали в себя воспоминания сотен лет. Надо говорить их языком, чтобы передать так просто и так страшно.

Ты думаешь, здесь всегда был сад, а в саду пели птички и гуляли дети? Но гораздо, гораздо раньше, чем выросли эти деревья, сколько жизней здесь погибло! Сколько было ужасов, преступлений. Я предполагаю, что здесь когда-нибудь было поле битвы. Когда-нибудь очень давно. Они неясно выражаются. Дуб сказал мне, что он вырастает только на жестокости. Берёза – только на слезах. Осина – на ужасе. Ах, Сенька! Ты не знаешь, что такое деревья! Они кажутся красивыми, а они ужасны. Корни их слишком глубоки, слишком глубоки… Ты думаешь, что это свежий лист, а в нём трепещет какое-нибудь воспоминание, за десяток, за сотню лет.

Я просил его рассказать что-нибудь, о чём ему говорили деревья, но он опять схватился за голову и задрожал:

– Нет, нет! Ни за что! Я сам хочу забыть.

Это слишком ужасно!

Ночью я кричал во сне, и тётя пришла ко мне со свечкой.

Она вообразила, что я чего-то боюсь.

Я ничуточки не боялся. С чего она взяла? Мне просто больше не хотелось спать, и я попросил её посидеть на моей кровати. Я заметил, что она любит воображать, что я ещё маленький. Конечно, это только смешно. Она и ночью мне говорила:

– Маленький ты ещё. Глупый. Нервишки у тебя слабые. Ах, Сенюшка, если бы ты не так шалил! Вот ты обиделся, что я тебя в пансион отправить хотела. Положим, я и не хотела… Да хоть бы ты себя-то пожалел! Ведь прямо страшно – ты либо разобьёшься, либо искалечишься.

Хотя моя тётя и материалистка, но она ничего – славная.

18-го июня

Бояться грозы совсем не позорно. Я знаю очень сильных и храбрых мужчин, которые всё-таки боятся. Ну что ж, что я сидел в коридоре на сундуке? Ведь никто же не скажет, что Ольгушка смелей меня? Но она грозы не боится, а я боюсь. И если Людмиле смешно, то очень рад. Но уж и злится она, когда я при ней говорю «прекрасно-глупый цветок».

Она так остроумна, что отвечает всегда одно и то же:

– Отстань ты от меня со своими глупостями! Сергей выдумает, а ты повторяешь.

Она воображает, что это Сергей «выдумал»!

Тогда я злю её дальше. Что-нибудь в этом роде:

– Людмилочка, какая разница между телёнком и телятиной?

Она фыркнет и иронически улыбается.

– Что ж, я не знаю, что ли?

– Ну какая, скажи?

– Телёнок живой, а телятину едят.

– Значит, если телёнка зарезать, от него ничего не останется?

– Останется… телятина.

– А куда же денется телёнок?

– Да ведь его зарезали!

– Значит, от него ничего не осталось?

– Остался мёртвый телёнок.

– Но ведь ты сказала, что телёнок бывает только живой?

– Я сказала, что телятина бывает только мёртвая.

– Значит, ты не знаешь разницы между телёнком и телятиной?

– Я отлично знаю, а ты глуп. Иди, поиграй в песочек с Олюшкой.

– А ты что ушибла, когда шлёпнулась с гамаком?

Этого намёка она уже совсем не выносит.

– Дурак!

– Импрессионизм! – кричу я ей на прощание. Ну, пусть смеётся надо мной, что я боюсь грозы.

19-го июня

В цветнике много анютиных глазок. Есть задумчивые, есть весёлые, есть ласковые и есть такие злые, что на них глядеть неприятно. В особенности маленькие жёлтые, с чёрными пятнышками. Сергей говорит, что они постоянно говорят всем неприятности и что бабочки их боятся. Они слишком слабы, чтобы делать зло, но их дурное настроение заразительно. Соседние цветы часто жалуются Сергею, что они им ужасно надоедают. Там расцвела маргариточка, скоро её свадьба, а злые анютины глазки над ней смеются и изводят её так, что она боится подурнеть. Левкои, оказывается, очень глупы, а розы сентиментальны.

Олюшка подслушала наш разговор и, по своему обыкновению, начала хохотать. Сергей сказал, что слышал, как горлинка жаловалась, что у неё сова унесла одного птенчика, самого любимого из всех. Что тут смешного? А она сейчас же выдумала:

– A я слышала, как синичка просила водички.

И уж так хохотала и столько раз повторяла, точно страшно умно. Глупо!

20-го июня

Как нарочно, столько гроз в этом году! Я спрашивал Сергея, что говорят деревья во время грозы? Он очень строго взглянул на меня и сказал:

– He спрашивай никогда! Это не все могут вынести. Благодари судьбу, что ты не понимаешь!

– Но почему же ты выносишь?

Он вдруг сгорбился и стал старый и строгий.

– Ты забыл, что я – «существо»? Когда-нибудь ты ещё увидишь меня не таким, каким привык видеть…

Больше ничего он не захотел сказать.

Но я ему не верю! Наверно, он всё выдумывает, потому что думает, что я верю, и потому что я волнуюсь. На лугу я испугался кошки. В другой раз он как-то собрал вокруг своей головы летучих мышей. Ну, как-нибудь собрал. Я не знаю как. Он закричал, чтобы я пришёл его спасать. Правда, над ним летали мыши, а он свистел хлыстиком и отгонял их. Вероятно, он притворился очень испуганным. Когда я прибежал, он бросил хлыстик, и мыши улетели.

– Я ничего для них сделать не могу, а они сердятся на меня и грозят. Хорошо, что ты меня спас. Но берегись, как бы они не стали мстить и тебе!

Я, конечно, не поверил. Но как он мог собрать столько мышей? И почему они не улетали, когда он от них отбивался? Ведь это я сам видел.

В пансионе нас в одной комнате спало пять человек. Это, конечно, не значит, что я боюсь спать один. Но, наверно, сегодня ночью будет гроза. И вдруг Сергей придёт ко мне «не таким»…

Я всегда был нервный. Я не виноват!

Никто не смеет сказать, что я трус, потому что я буду драться с кем угодно! Я могу драться и кусаться – и всегда увернусь. Но мне просто неприятно, что Сергей говорит с кошками, собирает мышей и рассказывает глупости. Я не хочу, чтобы он пришёл ко мне «не таким», если даже это нарочно. И мне тоже очень неприятно, что будет гроза.

Может быть, я тоже простудился, когда мы строили плотину через ручей… Моя мама умерла…

21-го июня

Мой почтенный друг Сергей Иванов вообразил, что я так и поверил, что он – «существо»! Как же! Нашёл дурака! Ни капельки, конечно, не верил. И что же тут страшного? Я его так же надул, как он меня. Он притворился, что он – «существо», а я притворялся, что я верю. Если я опять кричал ночью и даже прибежал к тёте в спальню, то просто потому, что у меня была лихорадка. По этому случаю тётушка угостила меня сегодня очень вкусной вещью: целой большой ложкой касторки в маленькой чашке с чёрным кофе. Очень благодарен!

Отвертеться не было никакой возможности.

– Меньше будет шалить и верить во всякую ерунду.

Логика женщины!

Людмила иронически улыбалась.

Следовало бы доказать тётушке, что она ошибается… Ладно! Мы ещё об этом подумаем.

Вечером пойду к старой беседке и буду свистеть хлыстиком над головой. Тогда прилетят мыши. Сергей говорит, что это иногда удаётся, a иногда не удаётся.

Когда я не хотел пить касторку, Ольгуш-ка глядела на меня с разинутым ртом, потом убежала. Где-то она раздобыла целую горсть изюму и сунула мне в руку.

– Выпил? Закуси!

Мы поделились.

Но она не любит, когда я сажаю в свою шляпу мелких лягушек и потом надеваю шляпу на голову. По её мнению – это «гадость». Напротив, очень приятно. Холодит.

Я слышал, как тётя говорила Сергею:

– Он не по летам развитой мальчик, но не забывай, что он ещё маленький. Надо стараться успокоить его нервы, а не расстраивать их ещё больше. Как это тебе пришло в голову выдумать это «существо»?

Ho я всё-таки уважаю своего друга, Сергея Иванова. Для меня он даже останется «существо». Пусть он даже называет меня «моськой», я ни капельки не обижаюсь. Может быть, он скоро выдумает ещё что-нибудь и опять будет стараться обмануть меня? Хотя бы поскорей выдумал! Увидит, как я ни за что не поддамся.

А моя прекрасная кузина Людмила опять ходит под моим окном. Ах, скажите, пожалуйста, как вы интересны! Точно я не видал, когда вы вчера бегали на гигантских, что у вас протёрся чулок. Прекрасно видел! Нечего злорадствовать, что я будто бы поверил в «существо» и пил касторку.

Замечание философа: самые добрые родственницы часто подгаживают.