Читать книгу Поляна №3 (9), август 2014 - Коллектив авторов - Страница 4

Прими меня, осень, в объятья свои.

От серой печали невстреч, нелюбви,

От этой мучительной горькой тоски —

К твоим горизонтам, что стали близки.

Прозрачного воздуха звонкий хрусталь,

Просторных небес холодящая сталь —

Над рыжею ржавью древесных рубах,

На вольных равнинах, в смолистых лесах.

О как истончается времени нить!

– Кукушка, кукушка, а сколько мне жить? —

И добрая птичка одарит в ответ

От щедрого сердца десятками лет.

Неведомы сроки земного пути.

Но есть ещё силы. И надо идти.

Мне б в этой огромности что-то понять

И правду другого – иного! – принять,

И вдохом бездонным вобрать дольний мир:

И земли, и воды, и неба эфир,

И дочки тепло, и улыбку отца —

И с этим по жизни идти до конца.

Пустынного древнего храма прохладный покой.

Ни фресок здесь нет, ни скульптур, ни убранства – одно лишь распятье.

Дрожит и колеблется пламя свечей в алтаре, и скупой,

сквозь узкие окна – сноп света в пылинках и солнечных пятнах.

Романская кладка и отбеленный камень шлифованных временем стен.

Дотронусь – вибрируя, эхо веков, словно током, бьёт в пальцы.

Всё длится неспешного летнего дня очарованный плен,

И тянется жизни канва под стежками судьбы на божественных пяльцах.

И замерло время. Ни звука. Молчанье. А там, в вышине,

под сводами плещет голубка живыми крылами.

Я знаю, чья это душа прилетела ко мне

и шепчет: – Я здесь, на земле, вместе с вами…

Эти светло-медовые дни

Я снизала в янтарные чётки.

Абрис твой в застеколье возник,

Но неясный, неявный, нечёткий…

Что за сполох родных миражей

На изломе, излёте дороги?..

К ним бежать по стерне, по меже,

Задыхаясь в горячке тревоги.

Словно червь шелковичный, тянуть

Драгоценную ниточку смысла,

Обрывать календарь – и в суму

Схоронить дорогие мне числа,

И на сердце сберечь, помянуть

И беду, и любовь, и утрату.

И прощенья просить, в дальний путь

Уходя. И платить свою плату,

Чтобы жизни угли вороша,

Достигая земного предела,

От вины не болела душа,

Отрываясь от бренного тела.

Июньских сумерек прозрачных акварель

и белое дыханье светлой ночи…

Чем дольше ждёшь, тем пролетит скорей

меж вечером и утром краткий прочерк.

Но сон нейдёт, и мыслей разнобой.

Измяты простыни и горбятся, как дюны.

И мне никак не совладать с собой

в тревожно-зыбком полусвете лунном.

В бессонницы тугие невода

войдёт вся жизнь в бульдожьей хватке века,

и слом веков – и чёрная вода,

заполнившая времени прореху.

Опять безвременье, и морок, и тоска

вседневной лжи, бездарные владыки.

Иллюзий пепел, дикости оскал.

И безъязыкость.

Как залп шампанского, сирень,

шипя и пенясь, за заборы

перелилась. Весенний день

в души распахнутые створы

нахлынул гомоном берёз

и щебетом, и стрекотаньем,

жужжаньем сытым вёртких ос,

слепящим синевы сияньем.

Средь наших сумрачных равнин,

где дождь и хмарь, и снег полгода,

как царский дар, втройне цени

хмельное пиршество природы.

И жизнью попирая смерть,

весна в купели нас омоет,

чтоб вновь любить и молодеть

с весёлой майскою землёю.

Вновь уста с устами слиты,

и любовное питьё

поцелуями испито.

Нега. Нежность. Забытьё.

Это головокруженье,

всполох счастья, жар и хлад,

безнадёжность и сомненья,

ожиданье – рай и ад.

Полнится души криница.

Только верить. Только ждать.

И в любимом раствориться —

без остатка всё отдать.

Сладко пахнет медуница.

Одурманены уста.

Лета пряные страницы

Ветерок перелистал.

В золотистую поляну,

Словно в омут, упаду,

Где отравою медвяной

Перехватывает дух.

Под жужжанье пчёл неспешных,

Под мохнатый гул шмелей,

Треск кузнечиков прилежных

Зной всё гуще, тяжелей.

Дня ленивое теченье

Длит июльская волшба.

И до головокруженья —

Губ горячих ворожба.

Брага неги богоданной

В каждой клетке разлита.

И загадка мирозданья

Так понятна и проста.

И дрожит, искрит, дробится

Сквозь ресницы солнца луч.

То ли снится, то ли длится

Одурь… Запах… Поцелуй…

Мне снился лев с раскрытой книгой,

Канала плавный поворот,

Дворцы в колеблющихся бликах

На стенах отражённых вод.

И мне приветственно кивали

Фигуры в масках и плащах.

Струилась розовая Фрари[1]

В жемчужно-лунных облаках…

И тень опального поэта

Из дальней северной страны

Скользила в лабиринтах света

В пределы вечной тишины.

И день, и ночь – здесь всё смешалось,

Сплелись в таинственный клубок

И жизнь, и смерть, и блуд, и шалость,

Любовь и гений, дьявол, Бог.

И ка́мней гулких не касаясь,

У сновиденья на руках

Парю, в каналах отражаясь —

Венецианских зеркалах,

Где мреет тусклый, серебристый,

И призрачно-неверный свет,

И исчезающий, и мглистый…

Сольюсь с ним – и сойду на нет…

Спит голубиная столица.

На древней башне бой часов,

И стрелок их седые спицы

Вращают жизни колесо.