Читать книгу Политическая наука №3 / 2016. Политическая семиотика - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 3

М.В. Ильин, И.В. Фомин 15

Аннотация. В развитие традиций Дж. Локка, И. Канта и Ч.С. Пирса выделяются три методологических органона – интегратора познания. Это математика, познание мер и искусство различных измерений вещей. Это морфология, познание форм и искусство выявления отношений и их конфигураций. Это семиотика, познание смыслов и искусство их передачи. Показано, что три органона в своих отраслях и вариантах множатся и получают развитие в отдельных предметно специфических областях знания и в технически специализированных направлениях исследований. Дается обзор наличных вариантов и версий дисциплинарного претворения математики, морфологии и семиотики. Математика является наиболее полным комплексом научных дисциплин. Морфология существует как сильно фрагментированное созвездие вполне самостоятельных дисциплин. Для семиотики важно преодоление разрыва между контурными разработками общей или «чистой», по Моррису, семиотики и целым облаком более или менее развитых семио-логий разного рода, укорененных в изучении языков, литератур, искусств, геральдической символики, расовой дискриминации, идеологических манипуляций и т.п. Рассматриваются пути интеграции общего пространства семиотических исследований, вклад анализа политических дискурсов и речевых актов в решение этой задачи.

Ключевые слова: трансдисциплинарные органоны; математика; морфология; семиотика; семиотические методы; общая семиотика; чистая семиотика; социальная семиотика; семиотика политики; политическая семиотика; политический дискурс; речевые акты.

M.V. Ilyin, I.V. Fomin

Meaning and measure. Semiotics in the space of modern science

Abstract. Reinterpretation of approaches of John Locke, Immanuel Kant and Charles Peirce helps to single out three integral organons of cognition. One is mathematics, or cognition of measure and art of all kind of measurement. Another is morphology or cognition of forms and art of arranging shapes and configurations. One more is semiotics or cognition of meanings and art of their transfer. It is demonstrated that all three organons vary and provide specific fields of knowledge and areas of research. Current versions and varieties of disciplinary manifestations of organons are reviewed. Mathematics is the most developed complex of scientific disciplines. Morphology is a constellation of a number of assorted and fully independent disciplines. Semiotics is rifted by a gap between rough outline of general or «pure» semiotics (Morris) and a nebula of unevenly elaborated semiologies of various sorts – that of languages, literatures, cinema, heraldry, race discrimination or ideological manipulations. Analysis of political discourses and speech acts can contribute to integration of common area of semiotic research.

Keywords: transdisciplinary organons; mathematics; morphology; semiotics; semiotic methods; general semiotics; pure semiotics; social semiotics; semiotics of politics; political discourse; political semiotics; speech acts.

Семиотика – это аналог математики для социально-гуманитарного знания. Последние два с лишним десятилетия нам приходится использовать всякий повод, чтобы выдвигать и развивать это положение [Ильин, 2007; 2015; Фомин, 2014; 2015 a]. Это необходимо, поскольку среди публики, и особенно коллег-политологов, удивительным образом господствует взгляд, будто семиотика «всего лишь лингвистика» и не имеет никакого отношения ни к политике, ни к социальному познанию вообще.

Подобное положение дел особенно грустно в свете того, что ровно противоположные представления о семиотике как основании всякого человеческого познания были авторитетно заявлены классиками современной философии и науки. Первым в этом ряду был Джон Локк, хотя некоторые семиотические идеи формулируются еще в древние времена, а непосредственно из Античности вытекают питающие ее интеллектуальные традиции [Nöth, 1990]. Что же касается Джона Локка, то он в своем «Опыте о человеческом разумении» (1690) употребляет греческий термин σημιωτική для обозначения «учения о знаках» (the doctrine of signs) [Локк, 1985, с. 200–201; Locke, 1995, IV:XXI].

Весь XVIII и первая половина XIX столетия были заполнены весьма содержательной, но скорее подготовительной работой таких ученых, как И.Г. Гердер, В. Гумбольдт, И.Г. Ламберт, Б. Больцано, и десятков других [подробнее см.: Nöth, 1990]. Поворотным моментом стали труды Чарльза Сэндерса Пирса [Peirce, 1982], создававшиеся им начиная с 60‐х годов позапрошлого века. Начало прошлого столетия отмечено появлением сигнифики Виктории Уэлби [Welby, 1985] и семиологии Ф. де Соссюра [Соссюр, 1977, с. 54].

Пирсовские идеи о фундаментальном характере семиотики развивал выдающийся ученый Чарльз Уильям Моррис. Он четко различал чистую (pure) семиотику и ее приложения к различным предметным областям в виде дескриптивных (descriptive) семиотик [Morris, 1938, p. 9]. Однако удивительным образом такое различие в научном мейнстриме не поддерживается, за редкими исключениями. Они включают, например, статью о разделениях семиотики Ганса-Генриха Либа, который проанализировал подходы Р. Карнапа, K. Ельмслева и некоторых других коллег и весьма удачно предложил переименовать чистую семиотику в общую, а описательную – в специальную [Lieb, 1975]. Также стоит упомянуть о разделении теоретической и прикладной семиотики, проводимом в фундаментальном справочнике В. Нёта [Nöth, 1990, р. 5].

За последние десятилетия и годы был достигнут существенный прогресс в развитии как семиотики, так и ее приложений к анализу дискурсов и когнитивных схем и моделей. Это позволяет возвратиться к идее Чарльза Морриса о «чистой семиотике», всерьез поставить вопрос о развитии общей семиотики как своего рода трансдисциплинарного интегратора всего комплекса социально-гуманитарных наук, включая и политологию.

Сама научная и жизненная практика вновь возвращает нас к идеям чистой или общей (по Либу) семиотики, которая начинает проявлять себя как «наиболее оформленная часть современных системно-структурных исследований» [Степанов, 1998, с. 19]. Уже 40 с лишним лет назад академик Ю.С. Степанов и ряд его учеников и сотрудников сумели увидеть необходимость, неизбежность и внутреннюю оправданность интеграции семиотики в науку особого ранга, в своего рода метанауку.

Именно такой подход избран Центром перспективных методологий социально-гуманитарных исследований ИНИОН РАН. Более того – семиотика рассматривается как один из специфических трансдисциплинарных научных органонов, которые могли бы брать на себя роли интеграторов, лидеров и посредников в осуществлении социально-гуманитарных исследований. Это три фундаментальных органона – математика, семиотика и морфология, – которым подыгрывают также выходящие за пределы отдельных дисциплин когнитивистика, компаративистика, синергетика, а также системные и трансдисциплинарные исследования.

Почему перечень органонов-интеграторов ограничен именно этим кругом? Почему их именно три? Чтобы подступиться к ответу на этот вопрос, обратимся к триадическим конструкциям Локка, Канта и Пирса.

Три органона познания

Три органона познания связаны с тремя типами когнитивных способностей. К выявлению и осмыслению этих способностей первыми попытались проложить свои пути Джон Локк, Иммануил Кант и Чарльз Пирс. Каждый из них на разных основаниях и разными способами выделял свои триады человеческих способностей.

Джон Локк исходил из направленности жизненных интересов людей. Его точкой отсчета является индивид, который использует свои возможности для утверждения себя в окружающем мире. Для индивида (и для Локка) принципиально важны три типа способностей, которые в своем предельном развитии предстают как особые науки (sciences). Наиболее отчетливо он пишет об этом в своем «Опыте о человеческом разумении» (1690), который завершает главой о разделении наук. По Локку, семиотика (Semeiotike) как «учение о знаках» (the doctrine of signs) составляет одну из трех ветвей познания как такового наряду с физикой – «знанием о вещах» (the knowledge of things) – и практикой – «умением правильно прилагать наши силы и действия для достижения благих и полезных вещей» (the skill of right applying our own powers and actions, for the attainment of things good and useful) [Локк, 1985, с. 200–201; Locke, 1995, IV:XXI].

Различение вещей (things) и действий (actions) для Локка основополагающее [Локк, 1985, с. 200–201; Locke, 1995, IV:XXI]. Это вполне укладывается в базовую онтологическую антитезу вещной реальности (reality, realité, die Realität: от лат. res – ‘вещь’) и фактуальной действительности (actuality, actualité: от лат. actio – ‘действие’); die Wirklichkeit: от нем. wirken – ‘действовать’).

Такое противопоставление является фундаментальной пресуппозицией современного научного знания и лежит в основе информационно-энергийной онтологии человеческого мира, представленной, например, Т. Парсонсом в виде модели социальной системы [Parsons, 1966]. Целостный человеческий мир у Парсонса ограничивается двумя запредельностями: физико-органической средой (physical-organic environment) и так называемой «Конечной реальностью» («Ultimate Reality»). Социальную систему пронизывают два структурообразующих и взаимодополняющих «кибернетических» параметра: энергетическое нарастание контролирующих факторов (hierarchy of controlling factors) в сторону физико-органической среды и информационное нарастание обусловливающих факторов (hierarchy of conditioning factors) в сторону «Конечной реальности» [Parsons, 1966, p. 28].

Знания и внешних для человека вещей, и собственно человеческих действий обращены каждое к своему предмету. Знаки же и связанная с ними семиотика инструментальны. Они позволяют людям пробиться к мирам вещей и действий, к реальности и действительности через их познание с помощью знаков. Отсюда вытекает локковская трактовка особой роли семиотики, или логики. Ее предназначение, по мнению Локка, заключается в том, чтобы «рассмотреть природу знаков, которыми ум пользуется для уразумения вещей или для передачи своего знания другим» [Локк, 1985, с. 200–201; Locke, 1995, IV:XXI].

Кант также ставит в центр своей философской системы индивида, использующего свои способности или, по выражению кенигсбергского философа, способности души в совокупности (Gesamte Vermögen des Gemüts), которые разделяются на три типа в зависимости от своего применения (Anwendung auf), а именно познавательные способности (Erkenntnisvermögen), чувства удовольствия и неудовольствия (Gefühl der Lust und Unlust) и способности желания (Begehrungsvermögen) [Kant, 1913, S. 198].

Эти три типа способностей с точки зрения познания становятся собственно познавательными способностями.

Первой познавательной способностью является рассудок (Verstand). Он обращен к природе (Natur), реальности, или локковскому миру вещей. Рассудок использует априорный принцип закономерности (Gesetzmäßigkeit). В развитие кантовской логики отметим, что он основан на мере, а его предельным и универсальным научным выражением становится математика.

Нашим вторым когнитивным могуществом является способность суждения (Urteilskraft). По Канту, она обращена к искусству (Kunst) в самом широком смысле, т.е. к созданию человеческих артефактов, к действительности. Ее принцип – целесообразность (Zweckmäßigkeit), что явственно перекликается с политической стороной жизни, с целедостижением. Соответственно, основанием выступает форма и научным выражением – морфология.

Третья способность – разум (Vernunft). Он обращен к свободе (Freiheit). Его априорным принципом является конечная цель (Endzweck). В таком случае, снова дополним Канта, его основание составляет смысл, а научное выражение – семиотика.

В некоторых отношениях превзошел самого Канта американский философ Чарльз Сандерс Пирс, предложивший собственную мощную систематику, также имеющую триадическую структуру. Уже в своей ранней работе 1865 г. «Телеологическая логика» Пирс разделял всю науку на три большие разновидности: позитивную науку (изучение вещей), семиотику (изучение представлений) и формальную науку (изучение форм) [Peirce, 1982, p. 303–304].

Пирс идет еще дальше и в развитие кантовских идей выделяет нечто более абстрактное и удобное для аналитической работы, чем обобщенные способности души (Gesamte Vermögen des Gemüts). Это фундаментальные категории: первичность (firstness), или непосредственное качество ощущения; вторичность (secondness), или дуальность факта; взаимодействие субъекта и объекта, третичность (thirdness), или медиация, посредование [Пирс, 2000, с. 163].

В своем письме к замечательной английской мыслительнице, создательнице сигнифики, особой версии семиотики, леди Виктори Уэлби он поясняет связь своих фундаментальных «ксенопифагорейских категорий» с философской традицией. Они, пишет Пирс, «несомненно, являются попыткой охарактеризовать то, что пытался охарактеризовать Гегель как три стадии мысли. Они также соответствуют трем категориям каждой из четырех триад Кантовой таблицы». Это как раз те категории и триады, о которых только что шла речь выше. И далее Пирс продолжает: «Но тот факт, что эти три различные попытки были сделаны независимо друг от друга (сходство указанных категорий с гегелевскими стадиями оставалось незамеченным еще в течение многих лет после того, как их список был продуман, в силу моей антипатии к Гегелю), лишь еще раз подтверждает, что эти три элемента существуют в действительности» [Пирс, 2000, с. 164].

Итак, пирсовские категории при всей их абстрактности, кантовские обобщенные способности души и локковские универсальные науки существуют в действительности. Причем существуют они куда надежнее, чем преходящие факты и явления, при всей конкретности и даже осязаемости последних. Чем же оборачиваются для нас, современных людей науки, эти три универсалии? Тремя методологическими органонами – интеграторами познания. Это математика, познание мер и искусство различных измерений вещей. Это морфология, познание форм и искусство выявления отношений и их конфигураций. Это семиотика, познание смыслов и искусство передачи смыслов, посредования, коммуникации. В конечном счете это искусство превращения вещей и форм в наше человеческое осмысленное достояние, их присвоение и тем самым освобождение, делание своим.

Нынешний облик органонов

Три органона – математика, семиотика и морфология – в своих отраслях и вариантах множатся и получают развитие в отдельных предметно специфических областях знания и в технически специализированных направлениях исследований. Подобного рода варианты можно обнаружить и проследить их возникновение как в истории науки и, шире, человеческого знания, так и в современных научных исследованиях. Разумеется, ни история познания, ни тем более современная наука не дают, да и не могут дать исчерпывающего набора всех возможных версий и разновидностей трех наших органонов. Задача аналитического моделирования всех возможных вариаций органонов может быть поставлена – при всей своей масштабности и небывалой трудоемкости решения.

Начать следовало бы с самого приблизительного обзора наличных вариантов и версий математики, морфологии и семиотики. Затем уместно прояснить принципы варьирования. Наконец, на этой основе наметить хотя бы в главных чертах состав и общие контуры трех обширных комплексов познания.

Математика получила наиболее полное и последовательное развитие. Ее основные отрасли начали формироваться уже в глубокой древности. Около 2 тыс. назад зародились представления об особом математическом знании, а в течение последних пяти-шести веков оно интенсивно и систематично развивается. Результатом этого развития стал целый комплекс математических наук и их приложений в отдельных предметных областях науки и практики. Сегодня трудно найти сферы интеллектуальной деятельности, где различные математические науки не только не нашли бы применения, но и не породили бы своих модификаций.