Читать книгу Ад-184. Советские военнопленные, бывшие узники вяземских «дулагов», вспоминают - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 7

С самого начала Великой Отечественной войны наиболее опасное для Советского Союза направление обозначилось в полосе удара немецкой группы армий «Центр». Мощнейшая группировка вермахта под командованием опытного военачальника фельдмаршала фон Бока продвигалась к Москве по кратчайшему маршруту. Известно, что германское командование отводило захвату столицы особое значение; предполагалось, что с достижением этой цели война будет выиграна. Действительно, успехи немецких войск при окружении частей Западного фронта под Белостоком и Минском, взятие Смоленска, продвижение на других участках фронта к Ленинграду и Киеву создавали хорошие предпосылки для завершающего удара вермахта по советской столице. Однако группа армий «Центр» в результате Смоленского сражения (10.07–10.09.1941) была вынуждена перейти к обороне. Тяжелые бои на московском направлении летом – в начале осени 1941 г. вели к большим потерям с обеих сторон и корректировали германские планы по срокам окончания войны. Однако верховное командование вермахта не теряло надежды возобновить наступление на центральном участке еще до наступления холодов. С середины сентября советская сторона в возрастающем объеме получала сигналы, что немцы готовят удар, который мог стать решающим для всей кампании на востоке.

В преамбуле директивы № 35 от 6 сентября 1941 г. А. Гитлер пояснил мотивы своего решения о возобновлении наступления на Москву. По его словам, «начальные успехи против сил противника, находящихся между внутренними флангами групп армий „Центр“ и „Север“, с точки зрения окружения Ленинграда создают предпосылки для проведения решающих операций против ведущей наступления группы армий Тимошенко. Она должна быть уничтожена еще до наступления зимы. Для этого необходимо подтянуть и сосредоточить все силы авиации и сухопутной армии, без которых можно обойтись на флангах…». Немецкое наступление предусматривало два этапа: первый – окружение советских сил, прикрывавших столицу с запада; и второй – преследование остатков советских войск вплоть до самой Москвы. Отдельным пунктом Гитлер подчеркивал необходимость сокращения сроков подготовки и проведения операций[6].

В основу замысла уничтожения советских сил (как это было и перед началом наступления группы армий [ГА] «Центр» в Белоруссии в июне 1941 г. и позднее у Смоленска) был положен двусторонний охват противника. Ударные группировки ГА «Центр» были разведены на фронте и готовились окружить советские войска, прикрывавшие московское направление. Северная группировка сосредотачивалась в районе Духовщины, а южная – под Рославлем. Отдел по изучению иностранных армий Востока Генерального штаба сухопутных войск Германии сообщил о прочности советской обороны против внутренних флангов 4-й и 9-й немецких армий, т. е. непосредственно в районе шоссе Москва – Смоленск[7]. Однако немецкие удары приходились по слабым участкам советского фронта и позволяли уже на начальном этапе сражений достигнуть крупных результатов. 19 сентября предстоящая операция получила кодовое наименование «Тайфун».

К середине сентября 1941 г. немецкому командованию стало ясно, что бои в районе Киева возможно будет завершить еще до конца текущего месяца. Следовательно, появлялась возможность задействовать в предстоящем наступлении в полную силу моторизованные и танковые соединения 2-й танковой группы. С другой стороны, окончательно решился вопрос об использовании на фронте ГА «Центр» крупных сил из ГА «Север». 15 сентября Гитлер отдал приказ о переброске 4-й танковой группы из-под Ленинграда на центральное направление (в район Рославля) для участия в наступлении на Москву. Максимальные силы и средства сосредотачивались против «группировки Тимошенко».

16 сентября 1941 г. фон Бок издал директиву № 1300 («Директивы для новой операции»). 4-я армия (с подчиненной 4-й танковой группой) и 9-я армия (с подчиненной 3-й танковой группой) должны были осуществить прорыв советской обороны по обеим сторонам шоссе Рославль – Москва и севернее автодороги Смоленск – Москва и зажать противника в клещи у Вязьмы. Частям 9-й армии предстояло также продвинуть свои войска в направлении на Ржев. Задачей 2-й армии было наступление в направлении Сухиничи, Мещовск и на южном фланге на Брянск. 2-я танковая группа должна была пересечь линию Орел – Брянск. Указывалось, что танковая группа продвигается «с юга в направлении позиций противника на реке Десна»[8].

Для операции предназначались силы двадцати двух немецких корпусов. Из состава ГА «Юг» фон Бок получал также две танковые, две пехотные и две моторизованные дивизии. Из резерва главного командования передавались полностью укомплектованные 2-я и 5-я танковые дивизии, прибывшие из Германии, которые должны были войти в состав 40-го корпуса 4-й танковой группы[9]. 19 сентября началась переброска в район действия ГА «Центр» 27-го армейского корпуса, изъятого из ГА «Д» во Франции[10]. В резерве группы армий оставались всего два соединения – 19-я танковая дивизия и 900-я учебная бригада, кроме того, имелся моторизованный полк СС «Великая Германия».

Некомплект личного состава в пехотных дивизиях вермахта был пополнен живой силой примерно до 90% штатной численности. Количество танков в танковых и моторизованных дивизиях было доведено до 80-100% по штату[11]. Командование сухопутных войск вермахта обращало особое внимание на скрытность перегруппировки войск, выход их на исходные рубежи наступления как можно в более позднее время и с проведением мероприятий по дезинформации противника. Перемещение частей производилось по возможности в ночное время[12].

К началу операции общая численность ГА «Центр» была доведена до 1 929 406 чел. Она имела свыше 14 тыс. орудий и минометов, около 1390 самолетов. На 1 октября 1941 г. ГА «Центр» насчитывала 1700 танков[13]. В общей сложности к наступлению готовилось 78 дивизий (включая 14 танковых и 8 моторизованных). Авиационное обеспечение осуществлял 2-й воздушный флот генерал-фельдмаршала А. Кессельринга в составе двух авиакорпусов и одного зенитного корпуса[14].

Германские силы на московском направлении составляли теперь 42% личного состава, 75% танков, почти половину самолетов, 33% орудий и минометов из общего количества, находящегося на всем Восточном фронте[15]. Никогда немцы не использовали столь огромных сил в составе одной группы армий и не развертывали на одном стратегическом направлении три танковых объединения из четырех. Силы противостоящей группировки Красной армии значительно уступали войскам ГА «Центр». В состав советских соединений на московском направлении входило: 1250 тыс. чел., 7,6 тыс. орудий и минометов, 990 танков, 667 самолетов[16]. Немцы превосходили советские войска не только количественно, но и качественно. Так, в составе Западного фронта из 483 танков новыми (KB и Т-34) были лишь 45 ед. Большинство наших бронированных машин составляли легкие БТ и Т-26, многие из которых требовали ремонта. С самолетами имелась та же ситуация: большинство крылатых машин авиации трех советских фронтов (Западного, Резервного и Брянского) было устаревших конструкций. Советские дивизии, многие из которых были лишь недавно сформированы, насчитывали в среднем 5–7 тыс. человек (при штате 10,8 тыс. чел.). Сравниться с немецкими дивизиями, численность многих из которых приближалась к штатной (16,8 тыс. чел.), они, конечно, не могли[17]. Советские фронтовые резервы были расположены на направлениях вероятных ударов противника. Беда заключалась в том, что наиболее опасным участком прорыва считался кратчайший путь на Москву (район шоссе Смоленск – Вязьма – Москва), а возможность обхода наших объединений с флангов внимательно не рассматривалась. Глубина обороны фронтов составляла 20–25 км, чего было явно недостаточно, чтобы остановить удары такой силы, которые планировало германское командование.

26 сентября 1941 г. фон Бок подписал приказ № 1620/41 о новой операции. В его первом абзаце говорилось: «После трудного времени ожидания группа армий возобновляет наступление». Отмечалось, что ГА «Север» силами 16-й армии будет прикрывать линию севернее оз. Жеданье, а ГА «Юг» – наступать в восточном направлении севернее Харькова. 2-му воздушному флоту ставилась задача уничтожать советскую авиацию перед фронтом ГА «Центр» и поддерживать наступление всеми силами. В связи с этим налеты на промышленные предприятия московского региона отходили пока на второй план[18]. В период подготовки «Тайфуна» германское командование было сильно обеспокоено тем, что до начала холодного времени года осталось не так уж много времени. Однако командующий сухопутными войсками вермахта фон Браухич полагался на «умелое и опытное командование», имея в виду штаб ГА «Центр», лично фельдмаршала фон Бока, и надеялся, что тот способен в сжатые сроки добиться победы в сражении. После разгрома окруженных советских войск о сопротивлении Красной армии, по мнению Верховного командования сухопутных войск (ОКХ), можно было забыть.

К началу операции «Тайфун» части Красной армии на Украине оказались в критической ситуации. Несколько армий Юго-Западного фронта оказались в окружении. Большая часть советских солдат и офицеров попала в плен[19]. По немецким источникам, в районе Киева было захвачено около 600 тыс. чел. [20] По отечественным данным, весь Юго-Западный фронт потерял безвозвратно в Киевской оборонительной операции с 7 июля по 26 сентября 1941 г. 531 тыс. чел. [21] Руководство вермахта после победы под Киевом практически поставило крест на способности СССР продолжать активные боевые действия и считало, что Красная армия едва ли сможет создать сплошной фронт между Ладожским озером и Черным морем и тем более его удержать[22]. Уже после войны бывший начальник генштаба сухопутных войск Ф. Гальдер признался известному английскому историку Б. Лиддел Гарту, что Гитлер тогда прямо заявлял: «С Россией в военном отношении покончено» [23]. На северном фланге ГА «Центр» продолжали развиваться операции 57-го немецкого корпуса 9-й армии[24]. В то же время в полосе самой ГА «Центр» немецкая разведка наблюдала сокращение наступательной активности советских Западного и Резервного фронтов[25].

Положение на московском направлении в середине сентября 1941 г. несколько стабилизировалось. Несмотря на тяжелейшие потери лета 1941 г., войска Красной армии, прикрывавшие путь на Москву, не утратили своей боеспособности. Части Западного, Резервного и Брянского фронтов пополнялись личным составом и техникой. В августе-сентябре 1941 г., с прибытием на фронт свежих сил, ими был проведен ряд частных наступательных операций. 6 сентября 1941 г. войска 24-й армии (командующий генерал-майор К. Ракутин) выбили немцев из Ельни. Освобождение этого города имело для Красной армии огромное значение как в военном, так и в моральном отношении: во-первых, устранялся опасный плацдарм для наступления на Москву; во-вторых, советские бойцы воспрянули духом, они увидели, что врага можно успешно бить и гнать на запад. Взятие Ельни, по сути дела, являлось первой серьезной и удачно проведенной наступательной операцией Красной армии.

Советская Ставка ВГК рассчитывала в будущем продолжить наступательные операции против группировки фон Бока. К сожалению, советское верховное командование, несмотря на многочисленные предупреждения об активной подготовке немецкого наступления на столицу (в том числе от командующего Западным фронтом генерал-полковника И. Конева), не сумело определить точное время его начала. Кроме того, командованием фронтов были допущены непростительные просчеты при анализе оперативной ситуации. Следствием этого стало проведение поощряемых Ставкой ВГК частных наступательных операций в ущерб укреплению оборонительных позиций, а также неправильное определение направления возможных главных ударов немецких войск. Последнее вытекало, во-первых, из страха перед фронтальным ударом врага, который быстро выводил немецкие танки на подступы к столице, и, во-вторых, из чрезмерного доверия к непроверенной информации. В частности, генерал Конев 26 сентября докладывал Сталину и Шапошникову, что, по материалам опроса пленного летчика, «противник готовится к наступлению в направлении Москвы, с главной группировкой вдоль автомагистрали Вязьма – Москва…»[26]. Соответственно, основная масса советских сил, включая резервы, была сосредоточена непосредственно западнее Вязьмы, а возможный переход немцев в наступление на флангах Западного и Резервного фронтов недооценивался. Подобное построение войск являлось непростительной ошибкой, поскольку многие предыдущие операции вермахта имели первоначальной целью окружение крупных группировок Красной армии.

Советское командование не могло не замечать, что немцы в полосе группы армий «Центр» усиливают свою группировку, проводят передислокацию войск, в целом готовят крупное наступление. Сама ситуация на московском направлении вынуждала быть бдительными, ведь на пути к столице (до которой оставалось около 300 км) у нас не было полностью подготовленных оборонительных рубежей – линии укреплений только строились, а немцы располагали явным превосходством в силах. Нельзя сказать, что Ставка Верховного Главнокомандования не предпринимала меры по подготовке фронтов к отражению готовившегося удара. В директиве от 27 сентября она приказала войскам Западного, Резервного и Брянского фронтов перейти на занимаемых рубежах к упорной обороне. Указывалось на необходимость совершенствования инженерных сооружений, создания резервов, вывода с переднего края наиболее ослабленных в предыдущих боях соединений. Но времени для осуществления этих мероприятий оставалось мало[27]. Как отмечает автор фундаментального труда «Вяземская катастрофа 41-го года» Л. Лопуховский, «Ставка явно запоздала с директивой о переходе к жесткой обороне». Более того, Генеральный штаб РККА, подчеркивая, с одной стороны, ответственность командующих за удержание занимаемых рубежей, с другой стороны, направил 29 сентября в войска директиву о том, как готовить наступательные операции. «Высшее военное руководство допустило двойственность по такому важному вопросу, как создание прочной обороны». Энергичных мер по отражению вражеского удара предпринято не было, и немецкое наступление застало Западный, Резервный и Брянский фронты в основном в прежних наступательных группировках, включающими в себя дивизии, измотанные предыдущими боями[28].

В войска трех советских фронтов, прикрывавшие московское направление – Западного, Резервного и Брянского – входило свыше 40% сил Действующей Красной армии. Предыдущие оборонительные успехи в Смоленском сражении давали надежду выиграть время для переброски к столице новых резервов. Чтобы заставить немцев увязнуть в боях, строились Ржевско-Вяземский рубеж и Можайская линия обороны, глубина укреплений которых превышала 200 км[29]. Для оборудования этих позиций использовались дивизии народного ополчения (ДНО), которые одновременно занимались боевой подготовкой и сколачиванием частей и подразделений. Первоначально плохо вооруженные, лишенные необходимых средств связи и транспорта, в дальнейшем ополченческие соединения были доукомплектованы личным составом и основными видами вооружения. Иностранные образцы оружия заменялись на отечественные. 15 сентября ДНО Москвы были включены в состав регулярных соединений РККА. «Так что, вопреки еще бытующему мнению, – отмечает Л. Лопуховский, – к концу сентября ополченческие дивизии оказались хорошо вооруженными и вполне подготовленными к решению боевых задач… Они, конечно, не имели боевого опыта, но обладали довольно высокими морально-политическими качествами. Неслучайно, что из этих добровольческих формирований после обучения и приобретения необходимого опыта сложились великолепные боевые соединения»[30].

Обстановка на западном (московском) направлении зависела от положения в стране в целом, а оно оставалось сложным и напряженным. Ввиду вынужденного отхода советских частей германским войскам удалось захватить наиболее развитую в промышленном отношении территорию европейской части СССР. К концу сентября 1941 г. Советское государство лишилось донецкого угля, флагманов металлургии юга страны, хлеба Украины, что привело к резкому сокращению производственных, материальных и продовольственных запасов. Чтобы обеспечить всем необходимым вооруженные силы, советскому народу приходилось максимально напрягать свои ресурсы для налаживания массового производства боевой техники и вооружения в условиях, когда значительная часть предприятий эвакуировалась на восток.

Многое в грядущих сражениях должно было решиться действиями конкретных боевых сил и их руководства. В этой связи следует отметить, что численное превосходство немецких войск, боевой опыт германских генералов, неожиданность начала операции играли определяющую роль в развитии стратегической ситуации на московском направлении в октябре 1941 г. Однако реалистическая оценка советским военным руководством сложившейся обстановки в конце сентября 1941 г., решительные действия командующих на фронте, более тщательный анализ данных разведки (следствием которого должно было стать иное распределение советских сил на московском направлении) могли бы предотвратить катастрофические последствия окружения советских войск под Вязьмой и Брянском.

Немецкое наступление на орловско-брянском направлении началось 30 сентября, а на вяземском – 2 октября 1941 г.

Немецкое наступление на Вязьму и Брянск

Оборонительное сражение советских войск под Москвой. 30 сентября – 30 октября 1941 г.

Командующий 2-й танковой группой генерал Г. Гудериан настоял на том, чтобы его группа выступила раньше ввиду отсутствия на его направлении дорог с твердым покрытием. Он желал также максимально использовать хорошие погодные условия для броска в район Орла и Брянска. 30 сентября дивизии 47-го и 24-го моторизованных корпусов 2-й танковой группы нанесли удар по войскам левого крыла Брянского фронта. Соединения группы генерала А. Н. Ермакова (три стрелковые, две кавалерийские дивизии, две танковые бригады), развернутые на этом направлении, оказались застигнуты врасплох. Уже в первый день наступления немецкие танки вышли в тыл советской 13-й армии, а 1 сентября захватили Севск и устремились на север. Немцам удалось окружить две дивизии 13-й армии и отрезать от главных сил фронта группу Ермакова[31]. Успех 2-й танковой группы во многом был предопределен активностью 2-го воздушного флота люфтваффе – бомбежка войск Брянского фронта началась одновременно с артиллерийской канонадой. В общей сложности германское командование задействовало здесь около 300 самолетов, которые буквально утюжили советские оборонительные позиции, расчищая путь для механизированных колонн вермахта.

В ночь на 2 октября 1941 г. солдатам Восточного фронта было зачитано специальное обращение фюрера. В нем говорилось: «…Теперь за считанные недели три наиболее крупных промышленных района России без остатка будут в руках немцев (Северо-западный, Центральный, Донецко-Приднепровский промышленные районы. – M. M.)… Сегодня наконец создана предпосылка для последнего жестокого удара, который еще до начала зимы должен разгромить этого противника, нанести ему смертельный удар» [32].

К вечеру 2 октября штаб ГА «Центр» получил крайне обнадеживающие телеграммы от объединений, входивших в ее состав. На всех направлениях шло быстрое продвижение вперед:

«…2-я танковая группа [ТГр]: Главные силы движутся на Дмитровск, 18-я [тд] форсировала р. Сев между Севск и Кокушкино… 48 корпус – воздействие противника перед Шепетовка в западном направлении;

9-я армия [А]: первые позиции противника везде прорваны. Внезапность удалась. Противник слабый по численности, но упорно сопротивляющийся, без сильной артиллерийской поддержки;

4-я А: противник упорный, но слаб, прежде всего по численности и в отношении артиллерии… Железнодорожные мосты юго-восточнее Буда, неповрежденные, в наших руках;

2-я А: железнодорожный мост через Десну в 15 км юго-восточнее Дубровка не разрушен. 52-я дивизия – заняла мост через р. Десна»[33].

Главное командование сухопутных войск вермахта [ОКХ] отмечало, что наступление войск ГА «Центр» по всей ширине фронта застало противника врасплох и поэтому встретило первоначально лишь незначительное сопротивление: «…В общем же оборона противника оказалась слабее, чем предполагалось». Разведка пока не могла определить, отходит ли противник планомерно или отступает под давлением немецких войск[34].

К исходу дня части генерала Гота (3-я танковая группа) прорвали советский фронт на стыке 19-й и 30-й советских армий, а группа генерала Гепнера (4-я танковая группа) – в полосе обороны 43-й армии, к югу от Варшавского шоссе. В дальнейшем 4-я танковая группа смяла советские части и нанесла удар уже по второму эшелону Резервного фронта – по войскам 33-й армии. К сожалению, все внимание Ставки ВГК в этот момент было приковано к Орловскому и Брянскому направлениям, а также к положению в районе Харькова. К этому времени 2-я танковая группа углубилась в полосу обороны Брянского фронта уже на 120 км[35]. Но ситуация в районе Вязьмы не рассматривалась пока как критическая.

На самом Западном фронте командующий И. С. Конев потребовал от 30-й армии генерала В. А. Хоменко восстановить положение; определенные меры были предприняты и руководством 19-й армии генерала Μ. Φ. Лукина по прикрытию своего правого фланга. Но все эти шаги оказались явно недостаточными в условиях подавляющего превосходства немецких войск на участках главных ударов. Конев рассчитывал задержать противника за счет отдельных резервных дивизий, но не решительным контрударом всех доступных сил. В итоге советское командование не смогло оперативно среагировать на изменение обстановки и предотвратить дальнейший прорыв германских моторизованных соединений. В Генштаб РККА поступали пока донесения об успешных действиях в обороне 16-й, 20-й и 24-й армий Западного и Резервного фронтов, и мало кто мог поверить, что немецкие танки вышли уже на шоссе Спас-Деменск – Юхнов, обходя основную группировку советских войск.

Быстрое продвижение немцев на Вязьму привело к образованию широкой бреши между 30-й и 19-й армиями Западного фронта. Угроза тылу войск Конева с каждым часом нарастала. Скорость продвижения немецких ударных соединений поставила в критическое положение 24-ю и 43-ю армии Резервного фронта, их отход через Юхнов, куда уже устремились и немецкие танки, становился более чем проблематичным. Чтобы спасти положение и иметь возможность маневра, Конев создал оперативную группу под командованием генерала Болдина (пять дивизий и четыре танковые бригады) и приказал ей остановить натиск танков Гота. Однако контрудар Западного фронта силами оперативной группы Болдина успеха не имел. Наши войска, имевшие не менее 240 танков, вводились в бой по частям, действуя на двух изолированных направлениях. Ни на одном из них не удалось создать превосходства в силах над противником. Советские танки ввязывались во встречные бои, не имея артиллерийского прикрытия, которое запаздывало. К тому же немцы имели подавляющее превосходство в воздухе, что во многом предопределяло ход развития событий. В таких условиях рассчитывать на разгром вклинившейся группировки противника не приходилось. В районе Холм-Жирковский Болдину удалось лишь замедлить продвижение танков Гота[36]. К 4 октября соединения 19, 16 и 20-й армий Западного, 32-й и 24-й армий Резервного фронта оказались уже глубоко охвачены противником.

4 октября германскому военному руководству стало ясно, что советские войска не проводят планомерный отход на запасные позиции, а обороняются, оказывая различное по силе сопротивление[37]. Более того, командование Красной армии продолжало удерживать участок фронта между флангами прорывов немецких соединений. Оно пока не знало, что вечером 4 октября потеряло последний шанс для отвода войск в центре и что провести организованно отступление теперь уже не удастся. Бронированные клинья 3-й и 4-й танковых групп продолжали развивать наступление в направлении Вязьмы, охватывая силы Западного и Резервного фронтов.

Как и на брянском направлении, немецкие прорывы на Вязьму осуществлялись после сильнейшей обработки советской обороны авиацией. Германские самолеты действовали большими группами, нанося массированные удары. Только 4 октября соединения 8-го авиакорпуса произвели 152 самолето-вылета пикировщиков и 259 рейдов бомбардировщиков в треугольнике Белый – Сычевка – Вязьма. Сухая и теплая погода благоприятствовала продвижению войск и обеспечивала непрерывную поддержку авиации.

В первые дни наступления число советских военнопленных, захваченных немецкими частями, было еще не так велико, но некоторые генералы могли уже «похвастаться» своими успехами. Так, 3 сентября командующий 4-й армией фельдмаршал фон Клюге докладывал в штаб группы, что корпус под командованием генерала Гейера (9-й армейский корпус), находящийся в 4 км от Ельни, захватил уже 2500 пленных. «…[Пленные] в один голос показывали, что им дан приказ безусловно держаться…»[38]

4 октября арьергарды – советские соединения 30-й и 19-й армии – натолкнулись восточнее р. Вопь, в районе Боголюбова, на передовые части 28-й пехотной дивизии вермахта. Разыгрался ожесточенный бой. Немцы подтянули сюда дополнительно дивизии 8-го армейского корпуса и вышли к верхнему течению р. Днепр (в районе Павлово). Продвижение к Вязьме немецких колонн продолжалось[39]. В документах советского командования указывалось, что на этом участке фронта германские солдаты часто шли в атаку пьяными. Они бежали вперед в полный рост, несмотря на ожесточенный пулеметный и ружейный огонь с советской стороны. В результате только одна только 110-я немецкая пехотная дивизия понесла за несколько дней боев потери до 4 тыс. чел. убитыми и ранеными[40].

На Днепре части Красной армии имели хорошо подготовленную систему обороны. Однако сильного сопротивления войскам вермахта они оказать не сумели. Командующий Резервным фронтом Буденный был занят прежде всего локализацией прорыва на юхновском направлении и не обращал должного внимания на положение в полосе 31-й и 32-й армий. В то же время командование 32-й советской армии не знало о положении войск на подступах к Днепру. О занятии противником 3 октября Холм-Жирковского в 32-й и 31-й армиях узнали только на следующий день[41]. Следствием неразберихи в управлении стало и то, что немцам оставили неповрежденными переправы, через которые могли пройти танки. Моторизованные корпуса 3-й танковой группы вермахта, наступавшие севернее армейских корпусов 9-й армии, быстро преодолевали днепровский рубеж и докладывали о советских колоннах, двигающихся по лесным дорогам на восток[42].

К исходу 4 октября острие танкового клина генерала Г. Гота (3-я танковая группа) находилось уже в 60, а Э. Гепнера (4-я танковая группа) – в 70 км от Вязьмы. Советские войска, удерживавшие позиции между флангами участков прорыва, были удалены от города на 100–110 км. На просьбу командующего Западным фронтом разрешить отход к Ржевско-Вяземскому рубежу Верховный Главнокомандующий Сталин не ответил[43]. Когда же Конев попросил разрешения отвести свои войска на линию Гжатска у начальника Генерального штаба Б. М. Шапошникова, последний лишь ответил, что доложит об этом Ставке. Но решения Ставки в этот день не последовало[44]. То, что советские войска продолжали удерживать фронт по обеим сторонам шоссе Смоленск – Москва, было выгодно германскому командованию. Оно теперь ожидало, что в окружение попадет около 70 крупных соединений в районах Брянск и Вязьма[45].

5 сентября 1941 г. ОКХ отметило, что на четвертый день наступления противник все еще не начал отвод своих главных сил, а отход на отдельных участках фронта (9-й и 4-й армий) «…обусловлен различной боеспособностью соединений противника и по-разному складывающейся боевой обстановкой». В донесениях от передовых немецких частей появились сведения, что сила сопротивления противника стала слабее, чем раньше[46].

Что знали тогда в Москве о складывающейся под Вязьмой ситуации и почему так долго не реагировали на тревожные сигналы с фронта? Как уже отмечалось, в первые дни октября 1941 г. основное внимание Ставки ВГК было приковано к брянскому направлению. Относительно боев на вяземском участке ясности не было. В Кремле, очевидно, просто не могли поверить, что немцы смогут так быстро продвинуться в полосе Западного и Резервного фронтов. Во многом поэтому данные нашей авиации о германских колоннах техники уже в глубоком советском тылу воспринимались как дезинформация. Откуда здесь могут быть немцы? Добытые с риском для жизни достоверные сведения о местоположении противника, как отмечал бывший командующий истребительной авиацией ПВО Н. А. Сбытов, могли вызвать гнев начальства и даже стать основанием для ареста. Вот что он вспоминал:

«5 октября на рассвете разведчики доносят: по Варшавскому шоссе, примерно в 50 км от города (очевидно, Юхнова. – M. M.), безусловно в нашем тылу, двумя колоннами идут немецкие танки и пехота. Информация исключительно важная, поэтому нуждается в тщательной проверке… Посылаю перепроверить (майора Карпенко). Прилетает назад, докладывает: „Товарищ командующий, точно, идут немецкие танки, очень много“. Потом оказалось… целый немецкий корпус практически без боя спокойно движется на Москву. А у нас никаких резервов нет. Только строительные батальоны…»

Далее Сбытов говорит о том, что доложил о немцах начальнику тыла РККА генералу Телегину, так как генерал Артемьев (командующий войсками Московского военного округа) был в Туле, и тогда в срочном порядке было принято решение о подъеме и переброске к фронту курсантов, в том числе подольских военных училищ. Руководство ПВО Москвы принялось собирать в кулак всю имевшуюся под рукой штурмовую авиацию, стягивать резервы, откуда только можно. Это было в 7 утра, а к 12 часам Сбытова вызвали к заместителю наркома НКВД, начальнику Управления особых отделов НКВД В. С. Абакумову. «В это время, – продолжает он, – авиагруппа уже готовилась нанести удар по немецкой танковой колонне. Вдруг звонок. Абакумов приглашает меня к себе. Приезжаю на Лубянку… В кабинете Абакумова уже Меркулов, заместитель Берии, и еще начальник контрразведки штаба ВВС на меня из угла косится. Абакумов сразу же:

– Откуда вы взяли, что немецкие танки идут по Варшавскому шоссе и уже чуть ли не под Юхновом?.. На каком, собственно, основании вы проводите разведку дорог в нашем тылу, а не в немецком? А может, для того, чтобы панику в Москве устроить? – и все в таком же духе. – Сейчас, говорит, проверим! Вызвать сюда Климова, командира 6-го авиакорпуса!».

Сбытов долго доказывал правдивость сведений о немецких танках и лишь спустя несколько часов был отпущен к себе в штаб. К тому времени стало темнеть, и время для авиационного удара по врагу было упущено. В то время он еще не знал, что, пока его допрашивал Абакумов, в Кремле шло заседание Государственного комитета обороны (ГКО). Утром же 6 октября ему позвонил начальник штаба ВВС и сообщил: «ГКО на своем заседании твои действия одобрил! Это, безусловно, немцы идут. Немедленно собери все силы, которые только можно собрать, и бей!».

Советская авиация приступила к бомбежке немецких танковых колонн, враг вынужден был приостановить свое движение вперед. Хотя Сбытов и делает оговорку, что к тому времени немцы пошли осторожнее, так как заподозрили что-то неладное. А после ударов с воздуха рассредоточились с главной дороги. Кроме того, захватив Юхнов, они развернули главные силы в направлении Вязьмы с целью окружения советских армий 19, 20, 24, 32-й Западного и Резервного фронтов.

В итоге, заключает бывший командующий истребительной авиацией ПВО, «поступил приказ Сталина: задержать наступление немцев любой ценой минимум на 5–7 суток. А чем задерживать, неизвестно… На пути немцев мы смогли поставить только тех же подольских курсантов всего лишь с двумя противотанковыми пушками и мои самолеты, штурмовавшие немецкие войска по нескольку раз в день…»[47].

Действительно, советская авиация в тех условиях делала все, что было в ее силах. Так, была совершена бомбежка моста через Утру в районе г. Юхнов с целью задержать немецкие колонны бронетехники. Но, кроме малочисленных групп самолетов для прикрытия прорванного фронта, сил и средств фактически не было. Оставались лишь запасные части, танковая бригада и курсанты военных училищ – всего около 90 тыс. человек.

Когда Ставка ВГК в конце концов осознала всю опасность обстановки к западу от Москвы, она предприняла экстренные меры. 5 октября решением ГКО к Можайской линии обороны по боевой тревоге перебрасывались курсанты московских и подольского военных училищ, а также Военно-политической академии имени В. И. Ленина. Сталин приказал собирать все имевшиеся в наличии войска в тыловых военных округах и направить их на защиту столицы. Считая Г. К. Жукова единственным военачальником, способным разобраться в обстановке и восстановить положение, Верховный отозвал его из Ленинграда и направил в район действий Резервного фронта в качестве представителя Ставки[48]. По пути на фронт генерал долго не мог найти ответственных военачальников, стал свидетелем неосведомленности командиров в дислокации своих и вражеских войск.

К 10 октября линия фронта проходила уже примерно в 180 км к западу от Москвы. Наиболее опасная для советских войск ситуация в середине месяца обозначилась на можайском направлении, в том месте, где почти параллельно друг другу проходили железные и автомобильные дороги на Москву. Стремясь использовать ситуацию, когда впереди не отмечалось каких-либо крупных советских соединений, моторизованные части вермахта, не задействованные в уничтожении окруженных советских войск под Вязьмой, устремились по кратчайшему пути к советской столице.

Основные дороги на Москву на Можайском, Волоколамском и других направлениях прикрыли тогда своей грудью малочисленные подразделения подольских пехотного и артиллерийского училищ, курсанты командного училища им. Верховного Совета СССР и других военно-учебных заведений – всего несколько тысяч человек. Недостроенная Можайская линия обороны была просто не в состоянии закрыть все пути, ведущие к столице, но и этот рубеж был уже фактически захвачен передовыми немецкими частями. Курсанты имели в основном лишь винтовки, но стояли насмерть. По некоторым данным, в период с 6-го по 10 октября их легло на полях от Медыни до Крестов около 3,5 тыс. чел. Только убитыми. Но они помогли задержать врага на самых опасных участках и в наиболее тяжелый период, когда немцы, наступая по незащищенным дорогам, могли в два-три броска достичь Москвы и захватить ее с ходу. Особенно кровопролитными были бои на так называемых Ильинских рубежах (в районе Медыни), там, где сегодня стоит мемориал в честь погибших курсантов.

Стоит отметить, что, несмотря на слабое вооружение, подготовка курсантов была на высоком уровне. Немцы поначалу даже удивлялись, откуда у русских такие опытные солдаты? Дело в том, что этих юношей активно обучали ратному делу в качестве будущих офицеров. Заветных кубарей они получить не успели, но с лихвой оправдали звание советского воина. Вечная им память!

6 октября, когда кольцо окружения под Вязьмой было сужено до 20 км[49], Ставка ВГК наконец разрешила командующему Западным фронтом И. С. Коневу начать отход. Ранее было принято решение об отводе Резервного и Брянского фронтов в ночь на 6 октября. 31-я и 32-я армии передавались из Резервного в Западный фронт. Однако к этому времени ситуация для советских войск в районе Вязьмы непоправимо ухудшилась. 9-й немецкой армией был прорван днепровский рубеж восточнее Дернова, а «перед флангом охвата 4-й А, – как отмечалось в немецких документах, – силы противника были разбиты и не оказывали сопротивления». На участках наступления 20-го и 9-го германских армейских корпусов советские войска под прикрытием арьергардов отходили на северо-восток[50].

К сожалению, мужественное сопротивление воинов Красной армии не смогло остановить танковые объединения Г. Гота и Э. Гепнера. Многие советские дивизии Резервного и Западного фронтов, укомплектованные в том числе ополченцами, сражались с неимоверной отвагой, но, испытывая на себе постоянное давление противника, измотанные танковыми атаками и не имея поддержки с воздуха, вынуждены были отходить к Вязьме. Немцы по максимуму использовали свое преимущество в огневой мощи и подвижности. Еще одной причиной быстрого продвижения немецких ударных группировок стал тот факт, что германская разведка регулярно получала сведения о намерениях советского командования. Полевые командиры вермахта оперативно использовали в своих интересах радиоперехваты переговоров между советскими штабами и применяли радиообман.

Так, 6 октября 1941 г. пост управления радиоперехватом ГА «Центр» передал в штаб группы фон Бока информацию о намерениях 32-й армии советского Западного фронта (32-я армия вместе с 20-й армией 5 октября была выведена из состава Резервного фронта и подчинена Западному фронту Конева). Текст перехваченного советского приказа гласил: «С рассветом 7 октября всеми силами ударить в стену танковых войск противника, которые движутся по дороге Юхнов – Знаменка. Должны быть приняты все меры». 4-я немецкая армия фельдмаршала Клюге моментально получила ориентировку о дальнейших действиях и выделила силы для блокирования намечавшегося советского прорыва[51].

Немцы действовали не просто уверенно, но и нагло, запуская по радио ложные приказы для командиров РККА. В полосе действий 3-й танковой группы германская разведка ввела в заблуждение штаб советской 242-й стрелковой дивизии (30-й армии). 5 октября части нашей дивизии, отходя на восток, вышли к дороге Белый – Вязьма. Однако неожиданно они получили по рации приказание не ввязываться в бой, а «ждать». Более суток 242-я дивизия была без движения, теряя драгоценное время и возможность вывести сохранившуюся матчасть. Когда выяснилось, что в эфире хозяйничают враги, прорываться пришлось уже без техники и тяжелого вооружения. Лишь 10 октября две группы дивизии, общей численностью 800 чел., пробились в район расположения 29-й армии. Около 700 чел. (в основном тыловые подразделения) вышли восточнее Можайска и были обращены на формирование 2-й Московской стрелковой дивизии[52].

7 октября 1941 г. кольцо окружения под Вязьмой замкнулось. Западнее города 7-я танковая дивизия (3-й танковой группы) соединилась с 10-й танковой дивизией (4-й танковой группы). Согласно отчетной карте ОКХ от 8 октября 1941 г., в «котел» попали части 19, 20, 24 и 43-й советских армий в составе 23 стрелковых дивизий и 3 танковых дивизий, кроме того, отдельные части 8 стрелковых и 2 танковых дивизий. Части около 6 стрелковых, одной танковой дивизий и одной танковой бригады вынуждены были действовать в разрозненных боевых порядках в районе деревень Медведки – Преображенское, севернее Спас-Деменска[53]. Под Брянском окружение трех советских армий (50, 13, 3-й) было завершено спустя два дня, 9 октября. 10 октября немецкие передовые отряды овладели Сычевкой, откуда нанесли новый удар на Зубцов.

Немецкая карта Вяземского котла

Вступление немецких танков в Вязьму было полной неожиданностью для советского командования. Генерал К. К. Рокоссовский, который находился в тот момент в городе, не имел практически никаких сил задержать вражеские колонны. Дивизии, которые должны были подчиниться управлению 16-й армии (согласно распоряжению высшего руководства), оказались уже охвачены противником. Генерал едва успел покинуть Вязьму в тот момент, когда танки противника уже показались на горизонте.

Говоря об основных причинах быстрого окружения наших войск под Вязьмой и Брянском, историк Л. Лопуховский выделяет следующие моменты: советская разведка прозевала крупные перегруппировки войск противника на западное стратегическое направление, тогда как ни одному из фронтов не удалось определить направления главных ударов соединений ГА «Центр»; командование РККА переоценило собственные возможности и недооценило потенциал вражеских сил; решение о переходе к обороне было принято слишком поздно; уровень тактической подготовки советских соединений в связи с большими потерями оказался крайне низким; наши части не располагали надежной связью, что с началом наступления быстро привело к потере управления. Еще одним пагубным обстоятельством, повлиявшим на развитие ситуации, стал просчет Ставки в распределении зон ответственности войск, что привело к чересполосице между фронтами. Так, четыре армии Резервного фронта располагались в тылу, составляя стратегический резерв, тогда как две остальные армии находились в первом эшелоне еще со времени Смоленского сражения. Все это создавало большие препятствия для взаимодействия войск в период начала германской операции. Фронт Буденного так и не получил приказ о подготовке жесткой обороны. «Дело дошло до того, что саперы 31-й армии заминировали рокадные дороги в тылу Западного фронта, которые предназначались для маневра его войск»[54].

Командование ГА «Центр» рассчитывало на быстрое уничтожение советских войск под Вязьмой. 7 октября штаб ГА «Центр» издал приказ № 1870 о продолжении операций на московском направлении. В нем говорилось: «Окруженные западнее Вязьмы армии противника находятся перед своим уничтожением. Весь фронт окружения продолжает против них наступление. Все могущие быть высвобожденными части должны немедленно приступить к преследованию избегнувших окружения частей противника, с тем чтобы не дать ему возможности создать новый фронт обороны…»[55].

Наряду с задачей уничтожения противника в «котле» под Вязьмой, которая возлагалась на дивизии 4-й и 9-й немецких армий, фон Бок поставил перед своими войсками следующие задачи: 2-й танковой армии (до 1 сентября 1941 г. танковой группе. – М. М.) – при первой возможности прорваться к Туле и продвигаться дальше на Каширу, Коломну и Серпухов; 4-й армии – наступать с рубежа Калуга, Медынь в северо-восточном направлении и захватить переправы через р. Протва; свободным дивизиям 4-й танковой группы – продвигаться от Вязьмы на Можайск, а силам 3-й танковой группы – в направлении Калинин и Ржев; 2-й армии следовало во взаимодействии с частями 2-й танковой армии уничтожить противника в районе Трубчевск, Жиздра[56].

Немецкая разведка доносила, что внутри «котла» неразбитые соединения РККА начали поспешный отход со своих позиций на восток, рассчитывая с ходу пробить брешь в немецком окружении. В то же время с восточной стороны кольца командование Западного фронта старалось создать из разрозненных частей деблокирующую группировку в районе Гжатска. Ее контрудар в направлении Вязьмы 10–11 октября в перспективе мог привести к разрыву немецких клещей. Однако для успешного удара извне требовалось намного более сильное объединение войск и хорошая координация с командованием окруженных соединений, чего на самом деле не было.

Произошло обратное – отход на восток внутри кольца шел практически бесконтрольно, по мере сужения самого периметра окружения. Войска Западного и Резервного фронта стремились как можно скорее прорваться на большую землю. Но быстрое отступление соединений Западного и Резервного фронтов лишало советское командование возможности маневра, не оставляло ему времени для создания ударных деблокирующих групп. Преследуемые с запада германскими пехотными дивизиями, советские части упирались в стальную завесу на востоке. На фронте шириной 80 км южнее и севернее Вязьмы немцы сосредоточили 6 танковых дивизий (2, 5, 6, 7, 10 и 11-ю)[57]. Непосредственно Вязьму прикрывала 10-я танковая дивизия. Фронт советской обороны быстро уменьшался, а все попытки командования 19-й армии (генерал-лейтенанта М. Ф. Лукина) и 20-й армии (генерал-лейтенанта Ф. А. Ершакова) прорваться в районе деревни Богородицкое (северо-западнее Вязьмы) и в районе Панфилово – Юшково (южнее Вязьмы), предпринятые 8-12 октября 1941 г., окончились неудачей.

Руководство всей окруженной группировкой советских войск необходимо было срочно централизовать, и эта задача была поручена генералу Μ. Φ. Лукину. Этот выбор был достаточно обоснованным: Лукин пользовался заслуженным авторитетом среди других командиров и при этом имел опыт достаточно удачного вывода своих сил из «котла» под Смоленском летом 1941 г. Однако быстро предпринять какие-либо шаги командующий 19-й армией не мог, поскольку 7 октября не имел связи со штабом Западного фронта[58].

Несмотря на то что число людей в строю постоянно сокращалось, советское командование неоднократно повторяло попытки прорыва. Для очередного удара были использованы все оставшиеся реактивные установки залпового огня «Катюша». Казалось, вот-вот вражеская оборона дрогнет, провалится под неудержимым натиском наших бойцов, идущих в отчаянные атаки. В один момент под селом Богородицким чудо вдруг произошло: узкий коридор на восток был пробит, и по нему немедленно устремились массы советских солдат, бежавших через трупы своих и чужих военнослужащих. Но это продолжалось всего несколько часов. Трехкилометровый коридор держался лишь до рассвета. По нему удалось прорваться частям 91-й дивизии, остаткам отряда моряков и некоторым другим частям. Несколько сотен человек 2-й стрелковой дивизии вывел генерал Вашкевич[59], но главным силам не повезло. Образовались пробки, люди и повозки перемешались, а враг открыл ураганный огонь по фактически беззащитным войскам. Немцы подтянули дополнительные силы, включая танки, и закрыли проход. Очередная попытки пробить брешь была уже не по силам истощенным бойцам.

Среди современных исследователей вяземского окружения существует мнение, что советским генералам внутри самого котла, прежде всего принявшему на себя командование генералу Лукину, необходимо было избрать другую тактику прорыва. Следовало прежде всего обеспечить устойчивость линии фронта по всему периметру кольца, накопить резервы, из которых создать ударную группу, прощупать позиции врага, узнать его слабые места и лишь затем нанести разящий удар, который, очевидно, не стоило производить против наиболее сильного немецкого заслона вдоль автострады, ведущей через Вязьму. От выбора места зависело очень многое, и стоило попытаться преодолеть немецкие позиции в южном или северном направлении. Но все эти предположения, озвученные задним числом, не берут в расчет реальную ситуацию в кольце окружения. Лукину и другим командующим приходилось действовать в обстановке, ухудшавшейся с каждым часом. Ряды бойцов таяли, боеприпасы были на исходе. Закончились продовольствие, медикаменты и перевязочные материалы. Все окрестные дома были переполнены ранеными. Великой заслугой наших командиров и простых солдат стало то, что даже в этих условиях они находили в себе силу духа не опуститься на землю, признав полный коллапс фронта, а вновь и вновь подниматься в цепь и если не прорваться к своим, то, по крайней мере, подороже продать свою жизнь.

В отчаянном положении находились объединения, которые ранее с успехом обороняли позиции между флангами немецких прорывов. Теперь им приходилось совершать многокилометровые марши, чтобы иметь шанс выйти на восток. Окруженные войска находились под непрерывным огнем противника. Колыбель советской гвардии – 24-я армия генерала К. Ракутина – во время отступления подвергалась ударам практически со всех сторон. Благодаря мужеству ополченцев из 9-й дивизии народного ополчения (теперь это была 139-я стрелковая дивизия) ракутинцам удалось достичь района Семлева, но далее путь преграждали сильные германские заслоны. Армия так и не смогла соединиться с силами 19-й армии. Основная масса частей и соединений 24-й армии погибла или попала в плен. Сам Ракутин, до войны бывший начальником Прибалтийского пограничного округа, героически пал в бою между н. п. Волочек и Семлево, в районе урочища Гаврюково Дорогобужского района Смоленской обл. Его останки были найдены членами поискового объединения «Судьба» только в 1996 г. и торжественно перезахоронены на мемориальном кладбище в поселке Снегири под Москвой.