Читать книгу Россия и мусульманский мир № 2 / 2012 - Группа авторов - Страница 2

Абел Аганбегян, академик РАН

Общеизвестно и мало кем оспаривается утверждение, согласно которому более развитые страны демонстрируют менее развитым картину того, что ожидает их в будущем. По всем без исключения экономическим и социальным показателям Россия существенно отстает от развитых стран мира и особенно от их авангарда – стран G7: США, Японии, Германии, Великобритании, Франции, Италии и Канады.

Но Россия не просто страна, отстающая от развитых государств. Особенность нашей страны заключается в том, что мы встали на путь в направлении цивилизованного развития всего 20 лет назад – после 70 с лишним лет развития социалистической системы хозяйствования с централизованным управлением, с директивно-плановой экономикой, с господством общенародной собственности, с огосударствлением всех сторон жизни общества, с диктатурой Коммунистической партии, с консервативной формой авторитаризма самой власти. От этой системы мы хотим перейти к рыночной экономике, основанной на преобладании частной собственности и стимулирующей развитие демократических начал в обществе, свобод и прав человека.

Этот путь передовые страны мира проделывали, в среднем, в течение двух столетий. Перед нами богатейший опыт разных стран на различных этапах их развития. Те или иные страны пробовали разные пути решения тех или иных проблем, в этих странах были собственные подходы, например к формированию своих налоговых систем, построению государственного бюджета, развитию пенсионной системы, созданию современного здравоохранения. По отдельным направлениям, испробовав разные пути, страны пришли к близким результатам – по-видимому, к самым эффективным: налоговая система, пенсионная система, жилищно-коммунальное хозяйство и др., где различия между странами не так существенны. В других случаях, как, например, в здравоохранении, наблюдаются весьма разные модели, но каждая из них имеет свои специфические основания в конкретной стране – в одних странах это полностью государственная система, в других – система, основанная на обязательном частном страховании, в третьих система базируется на частно-собственническом подходе.

Меня всегда удивляет, почему мы не используем апробированный, эффективный зарубежный опыт. Зачем создаем свою специфическую, отличную от всех существующих систему в той или иной сфере – с заведомо худшими показателями, низкой эффективностью и видимым тупиком в перспективе ее развития. Что движет нами в этом случае, когда все вокруг поступают по-другому? Честно скажу, я не нахожу убедительного ответа на этот вопрос.

Чтобы не быть голословным, перейду к конкретным отраслям. Возьмем формирование жилищно-коммунальной системы. Во всех передовых странах эта система базируется на частной собственности и конкурентной среде, характеризуется рыночными ценами, как и все другие продаваемые и покупаемые блага. Почему в нашей стране здесь до сих пор во многом сохраняется неэффективная государственная собственность с дотациями на содержание жилья, особенно с учетом его полной стоимости, в том числе капитальных вложений на его воспроизводство? Почему только у нас государство тратит триллион рублей на ремонт и развитие коммунального хозяйства? Может быть, потому, что мы хотим иметь более высокий уровень качества жилья и коммунального хозяйства в сравнении с другими странами? Отнюдь нет. Резуль-тат – негативный. Ужасающее качество жилья, четверть из которого не имеет канализации и водопровода, катастрофическое состояние коммунальных сетей, крайняя дороговизна жилья – вместо ожидаемой его дешевизны вследствие столь масштабных государственных вложений. Всем плохо. Но мы с упорством, «достойным лучшего применения», продолжаем движение по этому тупиковому пути. Знаете ли вы какую-нибудь рыночную страну, где государство каждый год повышает квартплату на жилье, цены за коммунальные услуги? При чем здесь вообще государство, какое оно должно иметь отношение к жилью, к коммунальным службам в цивилизованной стране? Никакого отношения в нормальной, рыночной, передовой стране государство к жилью не имеет, в лучшем случае – к формированию социального жилья для немногочисленной, беднейшей прослойки населения.

Идем дальше – пенсионная система. Все рыночные страны мира пришли к выводу, что государственному бюджету не по силам содержание многомиллионного и неуклонно возрастающего контингента пенсионеров (в России – около 50 млн. человек), что пенсионное обеспечение – это общее дело и работающего населения, которое должно вкладывать в свои будущие пенсии средства из зарабатываемых денег, и предприятий, которым эти люди приносят прибыль, и государства – пенсии для госслужащих, военных и т.п. И все они должны отчислять часть средств на будущие пенсии. Такой «тройной тягой» обеспечивается нормальный размер пенсии, минимум в размере 40–60 % от средней заработной платы в стране, как это определено Международной организацией труда. Нет, мы опять идем своим путем. Только у нас население не обязано делать отчисления на свои будущие пенсии. Пенсионное обеспечение осуществляется из обязательных отчислений предприятий, фактически носящих налоговый характер, и из госбюджетных средств. Понятно, что эти источники в принципе не способны обеспечить достойные пенсии на длительное время, и потому мы имеем самые низкие показатели в области пенсионного обеспечения относительно средней заработной платы – менее 40 %. Я уже не говорю о том, что повышенные расходы предприятий на пенсионное обеспечение сокращают их средства на инвестирование и пополнение оборотных фондов и замедляют экономическое развитие. Я не упоминаю даже о том, что накопительные пенсионные фонды, которые формируются во всех рыночных странах, служат одним из главных источников их инвестиций, поскольку это самые эффективные, самые «длинные» деньги. Наша страна лишена крупного накопительного резерва и потому характеризуется одной из самых низких в мире норм инвестиций для развивающейся экономики – ее доля в ВВП составляет 20–21 % в сравнении с 30–35 % по развивающимся странам. Надо ли удивляться, что в последние годы темпы социально-экономического развития России почти в 1,5 раза ниже, чем в этих развивающихся странах, и впервые приближаются к темпам роста ряда развитых стран.

Хорошо, нас не убеждает опыт передовых стран, но посмотрите в другую сторону, например на Казахстан, который в 1997 г. перешел на накопительную систему пенсий и имеет сегодня более достойные пенсии, чем Россия. И к тому же имеет фонд накопительных пенсий, обеспечивающий ему норму инвестиций свыше 30 %, в полтора раза более высокую, чем в России, и соответственно позволяющий развиваться более, высокими темпами роста за счет собственных средств: в 2010 и 2011 гг. ВВП Казахстана увеличивается по 7 % в год, а России – по 4 %.

Теперь – здравоохранение. Сейчас как раз проводится реформирование этой отрасли. Наша страна занимает позорное 130-е место по качеству здравоохранения, а Франция, например, входит в число лидеров, по данным Всемирной организации здравоохранения. Поезжайте во Францию, посмотрите их систему, возьмите все ценное, что там есть, в том числе отработанную во многих странах систему оценки, планирования и финансирования учреждений по лечению – систему диагностически связанных групп. Нет, мы будем создавать свою систему – естественно, заведомо худшую. Люди у нас ничего не отчисляют в копилку обязательной медицинской страховки в отличие от большинства других стран, имеющих страховую медицину. Отчисляют только предприятия. Естественно, обремененные и пенсионными отчислениями, и отчислениями на здравоохранение предприятия лишаются части средств для своего развития. Но дело не только в этом – они просто не способны платить столько, сколько необходимо для поддержания здоровья людей. Поэтому эта страховка не обеспечивает нормальных расходов на здравоохранение. И наше население обеспечено услугами здравоохранения в разы меньше, чем в других странах, и имеет показатели здоровья населения, продолжительности жизни намного худшие, чем даже слаборазвитые страны, например Китай – с уровнем экономического развития в два-три раза ниже, чем у нас. Расходы России на здравоохранение (даже с учетом подношений и взяток, оцененных по разного рода обследованиям) в процентном отношении к ВВП вдвое ниже, чем в Западной Европе, и в 1,5 раза ниже, чем в развивающихся странах примерно с таким же уровнем экономического развития, как Россия (Россия – 4,8 %, Европа – 10,2, соответствующие развивающиеся страны – около 7 %).

Возьмем налоговую систему. 200 лет рыночные страны отлаживали налоговую систему и пришли к выводу, что подоходный налог должен взиматься в нормальной рыночной стране (не в Монако с его казино и не в банковской Швейцарии) в среднем в размере 30–40 % от дохода семьи. Тогда можно вводить ряд льгот для подоходного налога. Например, на освобождение той части доходов, которые идут на погашение кредита по ипотеке или на цели здравоохранения и образования, поиска новой, более высоко оплачиваемой работы и т.д. Нет другой рыночной страны, кроме нашей, с подоходным налогом для всех в 13 %, при котором льготы не являются достаточно стимулирующими из-за его малости. Нет такой рыночной страны, где отсутствует прогрессивная шкала подоходного налога, чтобы и бедные, и богатые могли платить по единой низкой ставке.

Все страны пришли к выводу, что наряду с подоходным налогом обязательным является налог на недвижимость в размере от 0,5 до 2 % от рыночной стоимости этой недвижимости (стандартизированный на определенный период времени). Из всех стран только у нас практически нет налога на недвижимость. В течение десяти лет о нем спорят и вроде бы в перспективе хотят установить в размере 0,1 % от стоимости недвижимости. А ведь этот налог во всех странах является финансовой основой местного самоуправления и играет ключевую роль в стимулах муниципалитетов к созданию инфраструктуры, привлечения населения в свои регионы, обеспечивая более привлекательные условия для жизни.

Другой стороной того, что работающее население России платит столь низкий подоходный налог, практически не платит налог на недвижимость, не имеет обязательных отчислений на социальные цели, недоплачивает за жилье и коммунальные услуги, является крайне низкая заработная плата – ее медианное значение в месяц находится ниже уровня в 500 долл. Из-за этого у подавляющей части населения нет средств на жилищную ипотеку и полноценный отдых. Как нет и достаточных стимулов для более производительного труда. Из всей суммы налогов и взносов население России вносит всего 10 %. А огромный бюджет страны, доходящий в консолидированном виде до 40 % ВВП, содержится главным образом за счет налога с бизнеса. В других рыночных странах бизнес платит примерно половину от общей суммы налогов, а половину платит население в виде подоходного налога и налога на недвижимость. А у нас 85–90 % всего налога выплачивает бизнес, чем лишает себя перспектив к развитию из-за нехватки финансов.

Все страны мира пришли к выводу о необходимости поддержания инфляции на относительно низком уровне. В развитых странах 1–2 % в год, в развивающихся странах – до 3–4 % в год. Россия и здесь идет своим путем – правда, вместе с Украиной и Белоруссией. Только эти три страны вот уже на протяжении 20 лет в основном характеризуются двухзначной инфляцией и лишь вследствие вялого развития, обусловленного влиянием кризиса и его последствий, вынуждены снизить инфляцию потребительских цен до 7–9 % в год. Немало людей всерьез рассуждают о том, что инфляция стимулирует производство и т.п. Хотя трудно представить себе более негативный фактор, мешающий нашему развитию как в экономической, так и в социальной сфере.

До сих пор речь шла о зарубежном опыте построения социальной и экономической системы. Но давайте взглянем на фундамент экономики, на ее материально-производственную базу. Опыт передовых стран показывает, что систематическое обновление материально-производственной базы – главный путь к высокой эффективности, производительности труда, основа благополучия и достойного уровня жизни людей. Капиталистическая практика США, Японии, стран Западной Европы выработала целый арсенал методов и подходов, обеспечивающих своевременное обновление основных фондов, и прежде всего их активной части – машин и оборудования. Особенно поучительны уроки «рейганомики» в США, которые направлены на сокращение сроков этого обновления. Для этого были задействованы ускоренная амортизация и стимулы использования прибыли и дополнительных доходов не на «проедание», а на инвестирование в новую технику и технологии.

Россия и здесь, увы, не идет по пути обновления устаревших основных фондов машин и оборудования. Старыми считаются в развитых странах машины и оборудование, проработавшие более десяти лет. А у нас средний срок службы машин и оборудования – около 16 лет. В среднем в год мы выбраковываем менее 1 % основных фондов, а 99 % – продолжают устаревать. Если же взять инвестиции в расширение фондов, то даже с учетом этого коэффициент обновления у нас не превышает 4–5 % против 10–12 % – в других странах. Стоит ли удивляться, что уровень производительности труда в России в 2,5–3 раза ниже, энергоемкость в 2–3 раза выше, а материалоемкость общественного производства в 1,5 раза выше, чем в передовых странах.

Во многом в силу благоприятных внешнеэкономических условий, когда цена на нефть и газ выросла за десять лет, с 1998 по 2008 г., в 8 раз (а это основной экспортный товар в России) и в 2006 – 2007 гг. в экономику страны влился огромный зарубежный капитал (положительное сальдо притока капитала составило соответственно 43 и 82 млрд. долл.), Россия, находясь на мощном экономическом подъеме, когда ВВП ежегодно прирастал на 6–7 %, а инвестиции – на 10–12 % в год, даже в этот уникальный по наличию финансовых ресурсов период умудрилась крайне мало вложить в обновление основного капитала, износ которого приближается к 50 %-му рубежу, а во многих отраслях уже его превысил.

Не была даже начата техническая реконструкция жизненно важной и безнадежно устаревшей энергетики России, где значительная часть агрегатов работает уже по 30–40 лет. Трагическая авария на Саяно-Шушенской ГЭС, унесшая жизни 75 человек, произошла с агрегатом, непрерывно работавшим 34-й год при установленном физическом сроке его работы 33 года. А ведь в нашей гидроэнергетике остаются гидроагрегаты, срок работы которых превышает даже эти необычайно длительные сроки эксплуатации до предела изношенной техники. Должно было произойти несколько авиакатастроф с человеческими жертвами, чтобы снять с полетов самолеты ТУ-134 и ЯК-42 с 40-летним сроком эксплуатации и с устаревшими оборудованием и приборами, но до сих пор летают АН-24, тоже 40-летней давности, с которыми также происходят частые аварии. А устарелость электровозов и тепловозов, крайне неэкономичных, маломощных, неэффективных! Я не говорю уже об основной технической базе легкой промышленности, пожалуй, не имеющей аналогов по устарелости среди других стран, совершенно неконкурентной и просто деградирующей отрасли – причем отрасли, жизненно важной с позиции благосостояния людей. В огромной стране почти все предметы потребления, производимые легкой промышленностью или отраслями, изготавливающими машиностроительные и электронные потребительские товары (разве что кроме легковых автомобилей), завозятся в страну из-за рубежа.

Из-за устарелости основных фондов мы лишились ключевых отраслей машиностроения, таких как станкостроение, многих подотраслей тяжелого машиностроения. Не случайно более половины импорта составляют сегодня машины и оборудование, а в экспорте из России изделия машиностроения занимают всего лишь несколько процентов. Это либо оборонная продукция, либо продукция машиностроения, продаваемая в страны СНГ и в слаборазвитые страны, по своему уровню, как правило, уступающая международным стандартам. Почему в политике обновления основных фондов машин и оборудования мы не используем западный опыт?

Возьмем другую сторону общественного производства – его структуру, прежде всего отраслевую. Только ленивый не говорит сегодня об отсталости производственной структуры нашего народного хозяйства. Здесь преобладают топливно-энергетические и сырьевые отрасли, а также производство полуфабрикатов и материалов. Мы в крайне малых объемах производим (а тем более продаем на мировых рынках) готовую продукцию, и уж в совсем малых – высокотехнологическую и наукоемкую продукцию, не говоря уже об инновационных товарах и услугах в самых передовых сферах. Даже самая передовая отрасль современной экономики – экономика знаний, включающая науку, образование, информационные технологии, биотехнологии и здравоохранение, которая преимущественно развивается почти во всех странах, в России занимает, пожалуй, наименьший удельный вес в сравнении не только с развитыми странами, но даже с развивающимися странами, уступающими России по уровню экономического развития. Доля науки в ВВП немногим больше 1 %, образования – 4, информационных технологий – около 5, биотехнологий – менее 1, здравоохранения – менее 5 %. Всего, таким образом, получается около 15–16 % – вдвое меньше удельного веса этих ключевых для будущего страны отраслей в сравнении с развитыми странами и в 1,5 раза ниже показателей многих развивающихся стран.

А ведь в течение десяти лет во время экономического подъема 1999 – 2008 гг. Россия просто купалась в валюте! Одна лишь сумма экспортной выручки за эти годы превысила 2 трлн. долл., из которых более 1,5 трлн. – подарок мирового рынка вследствие повышения экспортных цен на топливо, сырье, полуфабрикаты и материалы, экспортируемые из России в другие страны. Даже части этих средств за глаза хватило бы, чтобы вывести страну на передовые позиции по науке, образованию, здравоохранению, биотехнологиям. Ведь ежегодные инвестиции в эти отрасли составляют менее 3 млрд. долл. – а могли бы составлять как минимум в пять раз больше. Куда же, если не на эти жизненно важные цели, были израсходованы эти 2 трлн. долл.? Из них около половины получило государство в виде налогов и таможенных пошлин, а половину – отрасли-экспортеры – в основном нефтяные олигархические компании, а также Газпром. Только металлурги и трубники в России, на чью долю пришлась относительно небольшая часть экспортных денег, использовали эти средства, чтобы технически обновиться. И сейчас по уровню техники и технологиям эти отрасли не уступают, а по ряду направлений и превосходят соответствующие отрасли самых передовых стран.

Что же касается нефтяников, то эта отрасль продолжает оставаться крайне отсталой, в наименьших относительных объемах извлекающей нефть из недр, неполно использующей передовые технологии. В нефтепереработке налицо явная деградация отрасли, которая не способна обеспечить нормальным бензином даже внутренние потребности страны и вынуждает правительство выдвинуть предложения о толлинге, т.е. направлении нефти зарубежным производителям бензина и дизельного топлива с их последующим импортированием в нашу страну. К тому же мы продлили существование в России давно изживших себя в других странах мира отсталых стандартов бензина «Евро-2». Большего позора для нефтепереработки, принадлежащей компаниям «Роснефть» и «Газпромнефть» и нефтяным олигархам, буквально купающимся в деньгах, трудно себе даже представить. Имея лучшие в мире условия для развития нефтехимии и производства синтетических материалов, Россия не входит даже в десятку стран по ее развитию и тем более потреблению, зато занимает 1 – 2-е места по добыче и вывозу сырой нефти и газа.

Передовые страны мира постоянно экспериментируют и находятся в непрерывном поиске оптимального сочетания бизнеса, рынка и экономической роли государства. Роль государства в экономическом развитии передовых стран крайне велика. В одних странах это проявляется в высоком удельном весе бюджета в валовом внутреннем продукте – таковы страны Западной Европы. В США доля бюджета в составе ВВП относительно невелика, вдвое ниже, чем в Европе, но зато огромны государственные закупки продуктов и услуг у частного бизнеса, что также является формой госрегулирования. За многолетнюю историю государства отработали инструменты и механизмы воздействия на экономику через налоговую и таможенную политику, через регулирование валютного курса, процентную политику, госконтроль за отдельными сферами деятельности, особенно в части антимонопольного законодательства и обеспечения конкурентной среды. Россия и здесь не использует опыт передовых стран.

Зато мы нашли свой, порочный, как признано всеми, путь огосударствления всех сторон экономической жизни. Даже правительство уже задыхается от этого огосударствления, все время провозглашая и разрабатывая программы массовой приватизации коммерческой государственной собственности, не выполняющей никаких государственных функций, а лишь обременяющей госбюджет, тянущей соки из государственной казны. Один пример АвтоВАЗа чего стоит! А РЖД, Газпром, Роснефть, Аэрофлот, в которые правительство тоже вливало непомерные деньги в период кризиса, в угоду которым ежегодно повышает цены и тарифы и предоставляет ряд льгот? Или Сбербанк, ВТБ, Газпромбанк, которые буквально разоряли государство в период кризиса, получая долговременные триллионные дешевые кредиты для продолжения своей неэффективной деятельности, чего были лишены другие, негосударственные банки?

Непродуманная государственная политика, политика без четких стратегических целей и ориентиров, не нацеленная на использование передового зарубежного опыта, завела страну в достаточно тяжелую экономическую ситуацию в период послекризисного развития: устаревшая до предела материально-производ-ственная база народного хозяйства, крайне отсталая структура общественного производства, слабое развитие высокотехнологических наукоемких производств, катастрофическое отставание в жизненно важной сфере – в сфере экономики знаний. Но если по рейтингу уровня экономического развития среди 146 стран мира Россия все же занимает 43-е место, то все ее социальные показатели в лучшем случае входят во вторую полусотню, а показатели жилищной обеспеченности, размеры пенсий по отношению к средней зарплате, продолжительности жизни и качеству здравоохранения занимают уже сотые места в международных рейтингах.

Такое отставание социальной сферы показывает, что в этой области, где нет стимула к конкуренции, требующей реконструкции отрасли, как, например, в металлургии, хуже всего используется передовой опыт. Выше говорилось о пенсиях, ЖКХ, здравоохранении. По-видимому, это связано, с двумя обстоятельствами.

Во-первых, значительная часть социальной сферы регулируется государством и не носит рыночный характер. Поэтому здесь сохранилось больше, чем в других сферах, пережитков социалистической системы, где государство брало на себя значительную долю финансирования жилищно-коммунальной сферы, пенсий, здравоохранения и т.п.

Во-вторых, из-за нерыночного характера функционирования значительной части социальной сферы здесь менее значим зарубежный опыт, поскольку отсутствует конкуренция со стороны зарубежных компаний, которая вынуждает многие производственные отрасли проводить модернизацию, как это было в металлургии, частично – в пищевой промышленности, в мобильной связи и ряде других отраслей.

При переходе от планово-централизованной административной системы к рыночной экономике социальная сфера в результате перечисленных причин изменилась в наименьшей степени. Она во многом сохранила прежние социалистические принципы и коренным образом отличается от социальной сферы развитых рыночных стран. Это относится не только к приведенным выше примерам, касающимся пенсионной системы, финансирования здравоохранения, жилищно-коммунальной системы, фактического отсутствия налога на недвижимость и землю для населения, крайне низкого и неэффективного подоходного налога. Если рассматривать социальную систему России в целом, то она, как и в советские времена, огосударствлена в гораздо большей степени в сравнении с другими сферами социально-экономического развития. Здесь преобладает иждивенчество, и люди в массе ждут (не просто ждут – требуют) от государства многих социальных благ вместо того, чтобы самим заработать деньги и приобрести эти блага по рыночным ценам. При подобном построении социальной сферы, совершенно не соответствующей стране с преобладанием рыночного хозяйствования, получается, что государство всем должно, и в результате у него не хватает ресурсов для удовлетворения потребностей людей в социальных благах. Из-за этого при монетизации социальных льгот государству пришлось дополнительно затратить 0,5 трлн. руб., чтобы перейти к неэффективной системе бесплатного предоставления лекарств, постоянно дающей сбои и требующей ежедневного государственного контроля, чего нет ни в одной стране. По той же причине столь велики ожидания строительства социального жилья, частичного государственного финансирования (в разных областях и сферах), столь активны требования намного увеличить бесплатную составляющую здравоохранения и образования, столь высок градус всеобщего недовольства низкими пенсиями, в полном объеме оплачиваемыми государством, – так что государственные органы вынуждены перенапрягать свой бюджет и даже в период кризиса повышать пенсии, увеличивать объем строительства социального жилья, предоставлять все новые и новые льготы населению.

Это – тупиковый путь, поскольку неограниченно потакать иждивенчеству – значит, все больше подогревать общественное недовольство. Об этом свидетельствует опыт тех развитых рыночных стран, которые долгое время пребывали под руководством социал-демократов, лейбористов или просто демократов, как в США, и во время правления которых по отдельным направлениям населению были даны чрезмерные льготы, как во Франции. А когда бюджета стало не хватать и потребовалось ужесточить социальную политику, например немного поднять пенсионный возраст или увеличить платность образования, сотни тысяч и даже миллионы людей вышли на улицы с протестами, крестьяне, привыкшие к государственным льготам, протестовали против зарубежной конкуренции, пытаясь завысить цены на продовольствие, перекрывали дороги тракторами и т.п.

Но все это – только цветочки. Со временем нас могут ждать гораздо более тяжелые социальные потрясения, если мы продолжим свой тупиковый путь предоставления все новых и новых социальных льгот и создания все новых и новых условий для роста иждивенчества. Взглянем на построение социальной системы России в целом. Из-за многочисленных государственных льгот и предоставления многих социальных услуг полубесплатно в стране поддерживается относительно низкая заработная плата в сравнении с уровнем экономического развития, с достигнутым размером производительности общественного труда. Доля заработной платы в себестоимости товаров и услуг в ВВП в России – один из самых низких показателей среди рыночных стран.

Если бы у нас был нормальный прогрессивный подоходный налог, пусть на минимальном уровне среди развитых стран (как, например, в США), нормальный налог на недвижимость, пусть по самой низкой из принятых в рыночных странах ставке (0,5 % от рыночной стоимости недвижимости), существовали бы рыночные цены на жилищно-коммунальные услуги, население отчисляло бы 10 % своего дохода на пенсии и, скажем, 6 % на частичное возмещение медицинского страхования, откладывало хотя бы 5 % дохода на частично платное будущее высшее образование детей, то для поддержания существующего уровня реальных доходов их номинальная величина должна была бы быть как минимум вдвое выше. Медианная зарплата в России при ее нынешнем уровне экономического развития (более 20 тыс. долл. на душу населения по паритету покупательной способности) должна была бы быть порядка 1 тыс. долл., а не 500 долл., как сегодня. А взамен значительно сократились бы затраты бюджета и государственных внебюджетных фондов на пенсии, оплату жилищно-коммунальных услуг, немного сократились бы расходы на здравоохранение и образование и существенно пополнился бы бюджет за счет увеличения объема налогов, взимаемых с населения.

Это позволило бы государству существенно снизить налоги с предприятий и организаций благодаря увеличению налогов с населения и сокращению ряда бюджетных статей. Налог на добавленную стоимость, дестимулирующий предприятия увеличивать добавленную стоимость, формирующий ВВП, мог бы быть снижен, например, с 18 до 12 %, а обязательные социальные платежи – с 34 до 20 %. Следствием этого стали бы дополнительный прирост ВВП – как минимум на 1,5 % в год; повышение коэффициента замещения (отношения среднего размера пенсии к уровню зарплаты) в пенсионной системе со временем до 50–60 % вместо нынешних 35 %; повышение доли расходов на здравоохранение и образование в валовом внутреннем продукте с 4 – 5 % в настоящее время до 8–10 % в перспективе.

Значительное повышение доли расходов на ЖКХ, в том числе и за счет введения налога на недвижимость и перехода на рыночные цены по жилью и коммунальным услугам, позволило бы резко увеличить ипотечное кредитование с учетом нового, удвоенного уровня номинальной зарплаты. Действенной стала бы льгота на ипотечный кредит, сокращающая подоходный налог на величину кредитных выплат по ипотеке. Население стало бы демонстрировать более ответственное отношение в области здравоохранения, где была бы введена частичная плата на приобретение лекарств по страховке и получение других медицинских услуг, а также в сфере высшего и профессионального образования, которое стало бы дороже и потому потребовало бы большей ответственности со стороны обучающихся. И все это можно было бы осуществить без снижения реальных доходов.

Важным вторичным следствием такой системы стало бы создание крупнейшего фонда «длинных денег» – источника новых значительных инвестиций за счет перехода к накопительным пенсиям. Расширение платности предоставления материальных благ, и прежде всего в жилищно-коммунальной сфере, привело бы к существенному сокращению коррупции. Коррупция также сократилась бы в здравоохранении и образовании, где она приобрела, судя по обследованиям, всеобщий характер.

Еще одна важнейшая сфера экономики, где мы также продолжаем идти самобытным, «русофильским» путем, – это наша финансовая система. Порочность существующей у нас финансовой системы, как известно, обусловлена отсутствием крупных финансовых фондов «длинных денег», главного источника инвестиций. В сочетании с несовершенной системой фондового рынка России это приводит к фактическому отсутствию у нас рынка капитала. При этом в России весьма развит рынок текущих кратковременных кредитов, но крайне трудно получить в наших банках по низкой процентной ставке долговременный инвестиционный кредит. Если по объемам текущего кредитования мы отстаем от других стран по отношению к ВВП в 1,5–2 раза, что тоже плохо, то по инвестиционным кредитам наше отставание просто катастрофическое – 5–10 раз.

Мы, пожалуй, единственная страна среди крупных рыночных государств, в которой 2/3 потребностей в инвестициях предприятия удовлетворяется за счет собственных средств, в то время как в рыночных странах собственные средства на инвестиции обычно составляют в лучшем случае 25–30 %, а остальное приходится на заемные средства. Это открывает путь к обновлению фондов, к перестройке структуры, к высокой доле ипотечного кредитования. Из-за отсутствия рынка капитала, из-за отсутствия фондов «длинных денег» в России крайне низка норма инвестиций. А ведь наша страна нуждается в ускоренных темпах социально-экономического роста, чтобы ликвидировать серьезное отставание от передовых стран в экономике, и особенно в социальной сфере. Низкие инвестиции во многом служили причиной почти двукратного снижения темпов социально-экономического развития страны в послекризисный период. По всем прогнозам, из-за вялого развития мировой экономики и усиливающегося крена в энергосбережении цены на нефть и газовое сырье вряд ли будут расти столь же стремительно, как в последние 12 лет, когда, скажем, цена барреля нефти увеличилась с 12 долл. в 1998 г. до 105 долл., ожидаемых в 2011 г. Невозможно предположить, что, скажем, к 2020 г. цена на нефть подскочит до 1000 долл. за баррель. Ясно, что темп прироста нефтяных цен при лучшем для нас варианте снизится в 3–5 раз, а при худшем – будет стагнировать после некоторого снижения в среднесрочной перспективе.

Россия сегодня стоит перед серьезнейшим вызовом. Нам необходимо любой ценой повысить темпы социально-экономического развития страны хотя бы до 5 – 6 %, т.е. стать вровень с развивающимися странами (что в 1,5–2 раза ниже темпов экономического роста Китая и Индии). И сделать это можно только одним способом – в 1,5–2 раза увеличить норму инвестиций, хотя бы до среднего уровня развивающихся стран, где она составляет 30–35 %, в сравнении с 20–21 % в России. Заметим, что в последнее время, в том числе в 2011 г., объем инвестиций в нашей стране растет крайне медленно – наряду со строительством и производством машин и оборудования производственного назначения.

Чтобы исправить сложившееся положение, мы должны коренным образом реформировать финансовую систему, прежде всего в направлении создания фондов «длинных денег». Такие фонды могли бы быть созданы за счет перехода к накопительной системе пенсий, всемерного развития системы страхования, и прежде всего страхования жизни, с таким расчетом, чтобы страховая система встала практически вровень с банковской системой, что характерно для развитых стран. Нам нужно всемерно стимулировать быстрый рост паевых фондов, в которые заинтересованные граждане и организации вкладывают свободные финансовые средства. Нам предстоит ускорить рост банковской системы России, активы которой пока составляют только 75 % ВВП в сравнении с 200 % в Западной Европе. Помимо наращивания капитализации и активов банков при повышении их надежности мы обязаны принять новое законодательство, стимулирующее банки к привлечению долгосрочных денежных средств через долгосрочные вклады и соответствующие ценные бумаги, с тем чтобы доля инвестиционных кредитов поднялась как минимум до 20–30 % от общей кредитной массы.

Эти же цели должна преследовать и реорганизация российского фондового рынка с учетом западного опыта, предусмотренная, насколько я понимаю, курсом на превращение России в крупный мировой финансовый центр. Во всяком случае, проводимое объединение двух главных фондовых бирж России и выход единой биржи на IPO, организация единого депозитарного центра позволят создать в стране развитый рынок капитала. Рынок капитала при этом станет важнейшим инструментом и движущей силой наращивания инвестиций, а значит, и увеличения темпов социально-экономического развития. До сих пор мы говорили о слабом использовании опыта передовых зарубежных стран. Это тесно переплетается со взаимосвязанной тенденцией ненадлежащего использования даже своего собственного передового опыта. Вот характерный пример.

В отдельных регионах России: в Коми АССР, Белгородской области, Санкт-Петербурге детская смертность в расчете на тысячу родившихся детей вплотную подошла к западноевропейским показателям и составляет около 4, хотя в среднем по России она почти вдвое выше – 7,5. Характерно, что в ряде развитых регионов России с высоким уровнем образования населения, значительными региональными бюджетами, продвинутой промышленностью, наличием крупных городов и хороших дорог эта смертность совершенно неожиданно оказывается вдвое выше, чем, например, в Коми или даже в Ханты-Мансийском автономном округе. Упомянем Пермский край и Нижегородскую область, самые передовые регионы Поволжья, с детской смертностью 9–10; Ставропольский край – 9,4, где детская смертность на 60 % выше, чем в соседнем Краснодарском крае со сходными условиями развития. Еще хуже обстоят дела в Красноярском крае и Иркутской области: там детская смертность выше 10. А ведь это самые развитые регионы Сибири. Почему в таких развитых регионах детская смертность в 1,5 раза выше, чем, например, в соседней Хакассии, на 20 % выше, чем даже в Якутии? И почему в Амурской области, где больше половины населения проживает в благоустроенном Благовещенске, детская смертность втрое выше, чем в Коми, где нет столь крупных и развитых городов? О каком распространении передового опыта можно говорить в стране, где втрое различаются размеры детской смертности по крупным регионам?! Скажу больше – в самой крупной и самой передовой области страны (Московская область) детская смертность в 1,5 раза выше, чем в Коми или в Брянской области.

Для другого примера возьмем еще одну отстающую сферу – сельское хозяйство. Например, Белгородская область. Эта небольшая область, занимающая по числу трудящихся лишь 55-е место в стране, а по площади – даже 67-е место, по производству сельскохозяйственной продукции стоит на 5-м месте в стране, опережая огромный Ставропольский край и все области и республики Северо-Западного и Центрального округов, не говоря уже об Урале и Сибири. Когда говоришь про Белгородскую область, обычно слышишь такие возражения: там же хороший чернозем, и именно этим объясняется ее такое высокое место по сельскому хозяйству. Но это не так. По продукции растениеводства Белгородская область из-за небольшой площади посева в России отнюдь не лидирует. Зато она занимает 1-е место в стране по производству скота и птицы в убойном весе, опережая в 1,5 раза даже занимающий 2-е место Краснодарский край, не говоря уже о Ставропольском крае (8-е место) и Московской области (6-е место). В Белгородской области наибольшее в России поголовье свиней. А показатель надоев молока в Белгородской области составляет 4,5 тыс. кг – существенно выше, чем в целом по России. Белгородская область также занимает 3-е место в России по производству яиц – 1,5 млрд. штук.

Казалось бы – используй этот опыт. Это тем более важно, поскольку Россия импортирует почти половину всего продовольствия. Для нас крайне важно поднять свою продовольственную безопасность. Да, мы плохо используем свой собственный опыт – но, возможно, мы хотя бы учимся на своих ошибках? Отнюдь нет. Приведу характерную иллюстрацию. В кризис 1998 г. наш фондовый рынок сократился почти в 10 раз. И это во многом послужило причиной банкротства большинства крупных коммерческих банков, вызвав глубокий финансово-экономический и социальный кризис. Причины столь масштабного падения фондового рынка очевидны – высокая доля иностранных спекулятивных вложений в наш фондовый рынок, с одной стороны, и отсутствие собственных «длинных денег», вкладываемых в покупку ценных бумаг – с другой. После кризиса 1998 г. Россия переживала 10-летний экономический подъем. Однако для устранения всех этих выявленных причин так ничего сделано и не было. И вот наступает новый кризис 2008 – 2009 гг. – и российский фондовый рынок падает в 5 раз, в то время как в других рыночных странах падение составило 2 – 2,5 раза. Мы вновь наступили на те же самые грабли.

Вывод из вышеизложенного очевиден: необходимо учиться у передовых стран и распространять самый прогрессивный отечественный опыт. Необходимо идти в ногу с передовыми странами и подтягивать отстающих до уровня передовых. Рубежи развития, критерии оценки целесообразно ориентировать на показатели развитых стран и на высшие достижения в своей стране.

«Экономическая политика», М., 2011 г., № 5, c. 9–20.