Читать книгу Обреченный рыцарь - Группа авторов - Страница 2

Артания, маеток Большое Дупло под Ракшавой, июнь того же года

Танцовщица изо всех сил пыталась изобразить подобие танца живота. Выходило это у нее, надо признаться, на редкость неуклюже.

Живот‑то у артистки имелся. И даже с избытком – внушительных размеров шар, прыгающий вверх‑вниз, влево‑вправо. А вот, мягко говоря, мастерства не хватало. Ведь танец живота – это что? Не просто прыжки то на одной, то на второй ноге, чтоб заставить колебаться жировые складки, а некий ритмический ритуал, таинство, понуждающее мужскую кровь ускоренно бегать по жилам, а сердце биться в бешеном ритме, который способно успокоить лишь старое доброе вино в непомерных количествах.

От подобного же представления тоже хотелось в стельку наклюкаться. Чтоб поскорее залить глаза, дабы не глядели на подобное поношение святого искусства.

Однако местное вино было еще гаже танцев. Кислющее до оскомины и к тому же изрядно отдающее сивухой. Наверняка хозяин для пущей забористости подлил в бочонок с вином браги. Выпьешь кружку такого пойла, ударит оно тебе по мозгам до отшиба памяти, а там уже и трава не расти. Порция за порцией – держись кошелек!.. Хорошо если к браге какой‑нибудь дурман‑травы не подмешано. Нет, тут надобно держать ухо востро.

Забросили же боги в дырищу. Прямо задворки просвещенного мира. Или скорее задница цивилизации. Одно название чего стоит.

Большое Дупло.

Оно и видно, что дупло. От местного «дупа», что на лешском наречии означает ту же таки задницу.

– Ты чего такой мрачный, брат? – хлопнул Гавейна по плечу неунывающий блондинчик.

Вот уж кому все как с гуся вода. Унесли с поля боя ноги и головы целыми – и то ладно.

– А чего веселиться, елы‑палы? – огрызнулся Гавейн. – Как загнанные в угол крысы сидим здесь, боимся нос наружу высунуть.

– Хотел бы лежать там, в пустыне, вместе с остальными? – кивнул куда‑то в неопределенную сторону Парсифаль. – По мне, так лучше быть в бегах, чем биту…

– И доколе драпать будем? Покуда не дойдем до конца Ойкумены?

– Не бери в голову, – беспечно посоветовал красавчик. – Где‑нибудь да остановимся. Не повсюду же могут дотянуться загребущие руки августа. К тому же у старика короткая память…

– А у волчонка? – нахмурился крепыш и добавил, кривляясь: – У цезаря Птолемея Юлия Кара? Хлебнул он из‑за нас с батюшкой Мерланиусом лиха. Да и цепной пес Потифар вряд ли скоро забудет…

Да уж, натворили они дел в Империи полгода назад.

А все сгинувший невесть куда верховный понтифик Британии, чтоб ему (если он, разумеется, жив) весь оставшийся век пить такое вот артанийское вино!..

Стукнуло старому дуралею в голову замутить заговор против божественного августа Птолемея Сорок Четвертого и посадить вместо него на александрийский престол своего питомца Артория – британского префекта‑наместника.

И чего старикашке не хватало, спрашивается? Член Высшей Жреческой Коллегии, хозяин тысяч рабов, владелец бессчетных угодий и замков. Один Круг Стоячих Камней чего стоил! Древнее святилище, восстановленное и отстроенное Мерланиусом с помощью магии и превращенное в неприступную твердыню‑цитадель.

А орден Крута?

Лучшие воины из подчиненных Арторию Десятого и Одиннадцатого легионов. Цвет имперского рыцарства! Ланселат, Галахад с двумя клинками на поясе, вечно меланхоличный Гарет, Мелегант, способный одним ударом копья проткнуть двух воинов в доспехах, Пелеас, Саграмор Потаскун с его огромной палицей… Ну и, конечно, лазутчики, Парсифаль с Гавейном. Сколько славных подвигов, воспеваемых вдохновенными скальдами, совершили они.

И где герои прежних лет, спрашивается? Иных уж нет, а те далече…

Начали с того, что втихую прикарманили один из богатейших городов Империи – Серапис. Командор Ланселат провернул там блестящую операцию с контрабандой наркотиков и драгоценных камней, свалив всю вину за государственные преступления на местный магистрат и возглавив «временную» администрацию.

Дальше – больше. Ибо, как говорят галлы, аппетит приходит во время еды. Воспользовавшись династическими спорами в Тартессе, Арторий поддержал одну из сторон и завоевал это древнее царство – осколок некогда славной и великой державы атлантов. Но законный царь тартесситов, малолетний Кар XXX, не смирившись, подался искать управы сначала в священные Дельфы, а затем и в Александрию.

Им, Гавейну и Парсифалю, было поручено любой ценой воспрепятствовать тому, чтобы изгнанный владыка завершил свою миссию. Они и старались. И, верно, преуспели бы в этом неблаговидном поручении, данном рыцарям лично Мерланиусом. Если бы…

Ох уж это «если бы». Чего только не оправдывают им. От позорной слабости в постели до мировых катаклизмов. И каждый раз придумываются такие веские причины, что прямо дух захватывает. Чаще всего валят на богов. Дескать, ИХ воля. Боги и терпят. До поры до времени.

В судьбе рыцарей Круга Стоячих Камней роль «богов из машины» сыграли две сестры‑близняшки из Сераписа. Орланда и Орландина – так их звали. Хотя лично Гавейн склонен был считать, что главным виновником приключившихся с ним бед были не девчонки, а их четвероногий приятель говорящий осел. (Эх, не надо было понтифику связываться с жалким поэтишкой; прирезали бы парня и баста; так захотелось же покрасоваться перед подчиненными, поиграть в метаморфозы, тьфу!)

Близняшки и ушастый выручили Кара в Дельфах, а затем проводили пацана до самого Египта, где вблизи великих пирамид и произошла решающая битва, в которой сошлись маги и люди. Понтифик Мерланиус против августова советника Потифара, рыцари Круга Стоячих Камней против девчонок и их свиты. И хотя перевес был явно на стороне британцев, победили египтяне. Не помогли даже вызванные батюшкой драконы. Наоборот, один из них унес неведомо куда своего повелителя. С тех пор больше его никто на Гебе не видел…

Может, оно и к лучшему? Потому как не пришлось великому чародею узреть, во что обратились все его начинания.

Командора Ланселата и его оставшихся в живых соратников сначала хотели отдать под суд, но потом император (вернее Потифар) сменил гнев на милость. Ибо отправить в тюрьму и на плаху столько знатных бриттов и галлов было чревато осложнениями. И на этот счет был издан эдикт о роспуске ордена Круга Стоячих Камней «за неимением нужды в таковом». А сформированная из его остатков Тридцать Первая Британская когорта тут же отправилась на эфиопскую границу – разумеется, сугубо добровольно.

Дело Артория тоже замяли – просто послали полководцу письмо с императорской печатью, где недвусмысленно посоветовали заговорщику сидеть себе тихо в Британии и довольствоваться тем, что имеет. Естественно, предварительно убрав из Тартесса, родовой вотчины наследника престола, цезаря Птолемея Юлия Кара, свои войска.

В отношении же «пропавших без вести бунтовщиков» Гавейна и Парсифаля в том же таки эдикте было сказано, что им «прощения нет, и любой подданный августа, кому станет известно об их месторасположении, обязан донести в соответствующие инстанции, за что по заслугам награжден будет». (Чувствовалась рука канцеляриста Потифара.)

Вот и петляют уже полгода, словно затравленные зайцы, кочуя из провинции в провинцию. Уже у самых границ Империи очутились. Дальше только дикие Скандинавия с Куявией…

Как они бежали – это и вспомнить жутко. Сначала на провонявшем рыбой старом кораблике до Пирея – капитан и матросы, кажется, не сдали их страже только потому, что пили не просыхая весь рейс. Затем через разоренные земли, где два десятка лет назад порезвились авары. В Карпатах им повезло – крестьяне какой‑то забытой не только богами, но и чертями деревушки вбили себе в голову, что в окрестностях завелся песиголовец, и наняли двух прохожих воинов поохотиться на него. Взяв половину платы вперед, Гавейн и Перси дали тягу со всей скоростью, на которую были способны их кони. Возвращать задаток за мифического песиголовца они не собирались. А если против ожидания какой‑то хомолюпус обыкновенный, чудом доживший до сего дня, и обретается в горных лесах, то тем более надо как можно быстрее уносить ноги. Ибо, как свидетельствуют древние мудрецы, твари опаснее сыскать было трудно.

В конце концов, кружным путем добрались они до Аллемании, надеясь, что все улеглось. Не тут‑то было! Дядя Парсифаля, старый Арнольд Негриус, захлопнул дверь перед носом племянника, заявив, что их род даже при Атаульфе Бесноватом хранил верность Империи, и если беспутного племянника угораздило впасть в государственную измену, то пусть он сам и выпутывается.

Сколько раз уж кляли они себя, что не попытались бежать сразу в Персию – как поступил их товарищ по службе у Мерланиуса Стратопедавт Хитрец, сумасшедший механик. Сумасшедший‑то, может, и сумасшедший, а бумаги хозяина прихватить догадался – об этом тоже говорилось в эдиктах… Но уж если кому не повезет, так и не повезет…

Несколько последних дней Гавейна не покидало ощущение, что им наступают на пятки. Попробовал он поделиться своими опасениями с Парсифалем, но юноша только презрительно скривил пухлые алые губы и отмахнулся. При этом его лазоревые глаза, сводящие с ума прелестниц (и не только их), излили на соратника столько жалости и участия, что тому стало неловко и он поспешил заткнуться.

Блондинчику что? Даже если и поймают, он сумеет выйти сухим из воды. Как‑никак родня царствующему августу. Хоть и седьмая вода на киселе, какой‑то там троюродный внучатный племянник, а все же не хухры‑мухры – «голубая кровь», патриций в надцатом колене. Не то, что сам Гавейн. Тоже не из быдла, но с Перси меряться предками не стал бы.

Однако чувство опасности не оставляло.

Попытался залить его вином. Помогало плохо. Особенно если выпивка такого качества. Эх, где вы, златые дни, когда Гавейн презрительно отмахивался от фалернского и кипрского…

– Цикута, елы‑палы! – гадливо сплюнул на пол крепыш, выплескивая туда же остатки пойла из своего кубка. – Лучше простой воды напиться!

На глаза вновь попалась неуклюжая танцовщица.

Бр‑р!!

И откуда ее только выдрал хозяин заведения? Нечего сказать, сокровище! Массивное, лоснящееся от жира туловище, руки‑ноги, напоминающие грабли. А рожа!..

Истинный крокодил.

В голове даже зазвучала известная шуточная песенка:

Ага‑ага, точно! Вон и хвост сзади волочится. И золотой крест‑анх на мощных дынях‑грудях подпрыгивает в такт заунывной музыке.

Гавейн сотворил знак, отгоняющий мороки. Крокодилиха исчезла.

Надо же. Сам бог Себек в своей женской ипостаси привиделся. С чего бы? Это из‑за неприятных воспоминаний о превращенном в осла поэте да о Египте или местное вино‑брага в голову бросилось? Надо бы сходить на воздух проветриться.

Скосил глаза на Перси и встретился с его взглядом, в котором читался легкий испуг. Что, ужель и ему рептилия помстилась?

Нет, косит голубыми буркалами куда‑то в сторону, мол, обрати внимание. Чего он там любопытного надыбал?

Ну, крестьяне и крестьяне. Закусывают тем, на что денег хватило, ведя неспешную беседу.

Крепыш поневоле прислушался.

– А цо, то правда, цо наш пан скоро тутай бенде?

«Какое жуткое наречие!» – содрогнулся Гавейн.

Он и сам на классической латыни шпарить не мастак, не в пример своему ученому соратнику, но такое небрежение правилами и акцентуацией коробило даже его.

– Бей меня Перкунас своими молниями! – забожился мужик. – Як пана бога кохам!

– Як то он млоденчика крулевича кинет едного? – всполошился его собеседник. – А ну как тен здрайца Мерлин знов прийде?

«И батюшкино имя на свой лад переиначили! – вяло возмутился крепыш, дергая себя за козлиную бородку. – А здрайца вроде как предатель?»

– Наш пан Будря тему Мерлину так дав под дулу, цо ен пташкой улетел с Геба! – грохнул кружкой о столешницу мужик. – Бенде знать, як збродню робить!

«Збродня? Это что‑то типа заговора? Чудной язык!»

– Так, наш ясный пан Будря певный богатырь! – подхватило несколько голосов за холопским столом. – Не то, цо пан Мудря с Козлиных Кучек!

– Куда там паршивому Мудре до нашего зацного и моцного пана Будри!

– Сто лят!! – проревели пять или шесть глоток разом, дружно сдвинув кружки с пивом (вино‑то мужикам не по карману, пусть и такое паршивое).

– Сто лят!!! – громыхнуло по трактиру.

Пришлось и бывшим рыцарям Круга Стоячих Камней сделать вид, что пьют за главного телохранителя и дядьку цезаря Птолемея Юлия Кара.

«Вот, вот!» – торжествовал Гавейн. Не он ли нутром чувствовал опасность. Пора и отсюда уносить ноги, пока не столкнулись нос к носу со старым знакомцем.

– Выйдем? – предложил блондинчику.

Тот с готовностью полез из‑за стола.

На улице было по‑осеннему прохладно. В этих местах вообще чаще бывает холодно, чем жарко. Север, Гиперборея, однако.

– Чтой‑то муторно мне, – похлопал себя по широкой груди здоровяк. – Не иначе отравился.

Задышал глубоко и громко, будто тюлень.

– Да и меня ведет, – подхватил Перси. – Хоть я почти не пил эту бурду… Мерещится дрянь всякая…

– И тебе? – удивился козлобородый. – Елы‑палы, а я думал, что только меня на крокодильчиков пробило!

Красавчик застыл столбом.

– Крокодильчики? – хмыкнул. – Надо же…

И тоже присоединился к дыхательным упражнениям приятеля. Тюленя из парня не получилось, но молодой жеребчик вышел вполне сносно.

Пофыркали так чуток, пока Гавейна не пробило.

– Так это что ж, и ты крокодилу видел?

– С анхом и в гофрированном переднике? – уточнил юноша. – С париком и короной на голове?

– Ага, – подтвердил здоровяк. – Тудыть твою мать!

Оба, не сговариваясь, посмотрели на трактирную дверь. Возвращаться назад расхотелось. Но в комнатенке на втором этаже, которую они сняли позавчера, остался их нехитрый скарб, бросать который не годилось. Опять же таки лишние улики для тех, кто идет по их следу.

– Забираем манатки и сматываемся! – порешил Гавейн.

В иной раз неженка‑блондин принялся бы ныть, не желая мчаться сломя голову куда попало и притом на ночь глядя, но сейчас ерепениться не стал.

Бочком, бочком пробрались воины через зал, шмыгнули вверх по лестнице, заскочили в свою каморку, побросали на скорую руку вещи в мешки и подались назад.

Уже осилив половину ступенек вниз, вдруг услышали какой‑то жуткий рев, сотрясший здание трактира. И вслед за ним наступила звенящая тишина, ударившая по ушам не хуже предшествовавшего ей воя.

Гавейн с Парсифалем недолго думая обратились тылом к залу, чтоб ретироваться в комнату, а оттуда через окно на улицу. И с ужасом почувствовали, что деревянные ступени под их ногами проваливаются.

– Хонсу Милостивец! – клацнул зубами Перси, падая вниз.

– Елы‑палы! – Камнем полетел следом за красавчиком великан.

Хорошо хоть сходни некрутые были.

Но приложились рыцари мягкими местами о каменный пол препочтенно.

Кряхтя, поднялись на ноги и оцепенели.

Зал питейного заведения напоминал дворец царицы Кассиопеи после посещения его Персеем, решившим похвастаться перед честным народом эллинским новым трофеем – головой Медузы Горгоны.

То тут, то там стояли застывшими статуями еще пять минут тому назад шумно и весело угощавшиеся здесь мужики и дворяне.

Однако ж видно было, что это не каменные изваяния, а вполне живые люди. Потому как дико вращались их выпученные глаза – единственный орган у всех этих бедолаг, сохранивший способность двигаться.

А посреди зала, упершись ногами‑обрубками в камень и скрестив руки‑грабли на груди, стояла, почти доставая головой до притолоки, ОНА.

КРОКОДИЛА.

С золотым анхом – символом жизни на жирной груди (только по ней и было ясно, что это чудище именно самка, а не самец), в белоснежном складчатом переднике, в черном парике из толстых шнуров, расчесанном на три пряди – две по плечам, а третья на спине. Ну и в короне из двух страусовых перьев, обрамляющих серебряный диск.

Стояла, глумливо ухмылялась и облизывалась, озирая хитрыми глазками поле уже наполовину выигранной ЕЮ битвы.

«Вот тебе и метаморфозы!» – пронеслось в голове Гавейна.

И тут глаза чудовища остановились на нем.

Здоровяк ощутил сильный толчок в грудь, но устоял на ногах. Помогла стеночка, к которой рыцарь прижался спиной.

Монстр явно удивился тому, что какая‑то букашка воспротивилась его воле. Руки‑грабли распахнулись в стороны. Анх бурно заколыхался на чудовищном бюсте.

– У‑У‑УЙ!! – рявкнуло чудовище. – И‑Е‑Е‑Х!!

– И чего б ото я орал? – хладнокровно пожал плечами крепыш, хотя на самом деле он едва не оглох. – Перси, ты не знаешь, чего от нас хочет почтенная домина?

– Если того, чего я думаю, – слабым голосом отвечал стоящий на четвереньках блондинчик, – то пусть не обессудит. Она явно не в моем вкусе.

«Зато мы в ее», – невесело пошутил про себя Гавейн.

– Слышите, достойнейшая, – молвил он вслух. – Мы немного не по этой части. Со зверушками любовью не занимаемся. Даже с такими очаровательными, как вы. Вам бы в Элладу съездить. Или в Колхиду, скажем. Там это случается…

Крокодилиха затопала, забарабанила себя в грудь лапами. Даже анх погнулся, поцарапав серо‑зеленую кожу так, что из ранки полилась изумрудная жидкость.

– И таких игр мы не любим, – встрял Парсифаль. – Нам бы без крови и ушибов…

– У‑У‑У‑У‑Й‑Е‑Е!!! – взорвалась тварь и, схватив подвернувшийся под лапу стол, ринулась в атаку.

А рыцари тоже не стали стоять столбами, уподобляясь соседям справа, слева и сзади. Ибо в отличие от них вполне могли двигаться.

С не менее дикими криками, выхватив мечи, они кинулись врассыпную, не давая крокодиле сбить их с ног.

Животина завертела головой, соображая, на кого из дерзких броситься в первую очередь. Ее глаза полыхали алыми зарницами, что вообще‑то было чудно для такого зверя, будь он и в самом деле обитателем водного мира.

Перси не стал дожидаться, пока острый лом пробьет его грудь. Хотелось еще пожить, ведь столько еще не сделано. Поэтому он внезапно метнулся прямо под ноги страшилища, одновременно толкая его в тяжело дышащее пузо. Крокодила не удержалась на ногах и грохнулась навзничь. Блондин еле успел отскочить – гигантские когти правой нижней лапы прошли в нескольких дюймах от его лица, которым юноша по праву гордился.

– Давай, брат! – крикнул он бородачу. – Навались!

И сам первым начал колоть и рубить мерзкую плоть, отплевывающуюся все той же зеленоватой жижей. Гавейн присоединился к нему, облюбовав для себя толстую шею рептилии.

– И‑эх! – крякал, вкладывая в каждый очередной удар всю свою силу.

Зверюга ревела и дергалась, била могучими лапами по воздуху, силясь дотянуться до обидчиков. Однако постепенно сопротивление ее становилось все более вялым. Видно, удары странствующих рыцарей не пропадали даром.

Вот наконец огромное тело сотряслось в жуткой агонии и… замерло, словно колода. Не доверяя образине, Гавейн с Парсифалем еще по инерции сделали пару уколов и ударов. Особенно распалился бородач, вошедший в настоящий раж. Он махал и махал мечом до тех пор, пока напарник не обхватил его руками, сковав движения крепыша. Тот пару раз дернулся, но юноша, несмотря на деликатную наружность, был достаточно силен.

– Все, хватит, хватит! Ты уже отрубил ей башку!

– Да?! – не поверил Гавейн.

Перси оказался прав. Большущая голова крокодилы с разинутой пастью и вывалившимся языком была отделена от туши и откатилась в сторону.

– Ух! Елы‑палы!

Бородач вытер обильный пот, оросивший лоб и шею.

– Что ж это было‑то? – воззрился на красавчика.

– А Хонсу его ведает, – огрызнулся блондин, тоже порядком упревший. – Знаю одно. Пора сматываться, пока эти парни не пришли в себя.

Кивнул в сторону посетителей трактира. Некоторые из них уже начали подавать признаки жизни.

Гавейн не мог не признать правоту соратника. И впрямь следовало мазать пятки жиром. Лишняя шумиха им не нужна.

Эх, вздохнул он. То ли дело в прежние времена. Уж они‑то постарались бы, чтоб этот подвиг не остался незамеченным скальдами. Особенно Перси, любивший слушать ярмарочные небылицы о своих похождениях.

Подхватив пожитки (причем хозяйственный Гавейн не преминул сунуть в узлы с вещами и пару плохо лежавших караваев хлеба, окорок и полголовки сыру), рыцари метнулись вон.

На пороге Парсифаль оглянулся, чтобы в последний раз посмотреть на поле битвы. И едва не споткнулся о порог.

– Что за дерьмо?! – выругался юноша.

– Чего стал столбом, олух?! – дернул его за плечо здоровяк и тоже невольно глянул в зал. – Твою мать!! А где же ОНА?!

На том месте, где еще мгновение назад лежало поверженное чудовище, сиротливо валялось… осиновое полено.

– Вот и я о том же… – пожал плечами Парсифаль, выходя из разгромленного увеселительного заведения на улицу.

Не успели они отъехать и полмили, как услышали за спиной спорый топот. Гавейн порывисто обернулся, машинально хватаясь за меч.

Преследователь (если он действительно гнался за рыцарями) был один.

Здоровяк прищурился и с ухмылкой снял руку с оружия. Опасаться такого?..

Это был парень, на вид чуть моложе Перси и такой же смазливый. Только не белокурый, а шатен. Открытое лицо светилось тем восторженным удивлением, какое еще не умеют скрывать едва‑едва входящие в пору мужественности отроки.

– Стой! – резко велел юноше блондин.

Крепыш удивленно вздел брови. И какая муха укусила красавчика? Ужели признал в одиноком путнике достойного соперника?

Молодой человек повиновался приказу.

Эге, а конь‑то у него недурен, прикинул Гавейн. Такому впору и на патрицианских конюшнях обитать. Как видно, парень не так прост. Хотя по одежде не скажешь. Широкополый балахон с капюшоном, похожий на те, которые носят христианские монахи. Только цветом не черный и не коричневый, а зеленый.

– Тебе чего надобно? – насупился Парсифаль.

– Хочу поклониться вам, люди добрые, за то, что спасли меня и остальных добрых людей от медведя!

Воины переглянулись. О каком медведе идет речь?

– Ты часом не путаешь, дитя мое? – с пренебреженьем вопросил блондин.

«О дитем назвал. Точно, нервничает».

– Так все видели, – развел руками отрок. – Громаднейший медведь в три человечьих роста!

– И ты видел, как мы… его… этого медведя… завалили? – путаясь в словах, а больше в мыслях, поинтересовался Гавейн.

– Ну да! – И вновь добавил: – Все видели.

Пока рыцари размышляли над его словами, юноша шажок за шажком приблизился к ним и вдруг, перейдя на шепот, молвил:

– Только не медведь это был…

– Уф! – с облегчением выдохнул бородач. – Слава богу! А то я уж думал, что мне померещилось…

– Не медведь, – повторил шатен. – А навь, морок.

– Чего‑о? – вытянулось лицо у Перси. – Какая еще навь?

– Ой, – отмахнулся паренек, – долго объяснять, дяденька. Потом как‑нибудь. Позвольте‑ка лучше полюбопытствовать, куда путь держите?

– А твое какое дело? – гаркнул на нахала Гавейн. – Едем куда хотим, и все дела!

– Может, и есть у меня к вам дело, – загадочно блеснул глазами путник. – И сдается мне, что оно вам придется по душе.

– Говори.

– Не желаете ль отправиться вместе со мною в Куявию? – вкрадчивым голосом предложил юноша. – Князю Велимиру как раз нужны мастера управляться с навьей силой, которая в последнее время стала у нас зело пошаливать. Он будет рад принять столь славных богатырей…

Куявия?! Хм‑хм…

– А ты, собственно, кто таков будешь, что говоришь от имени князя? – недоверчиво хмыкнул Перси.

– Какие условия? – почти одновременно с ним осведомился крепыш.